Цитаты из книг автора «Марсель Пруст»

этот кодекс напоминал те древние законы, которые, предписывая разные жестокости, например убивать грудных младенцев или употреблять в пищу бедренные жилы

Я подозревал, что передать маме поручение при гостях покажется ей таким же невозможным делом, как театральному капельдинеру передать письмо актеру на сцене.

Так вот, упоминание о Сванне не столько возвысило его в глазах моей двоюродной бабушки, сколько принизило г-жу де Вильпаризи.

что она лично знакома с Аристеем

пока привычка не переменит цвет занавесок, не заставит часы смолкнуть

просыпаясь посреди ночи, я не знал, где я, и в первый момент даже не понимал, кто я такой; только чувство, что я существую, охватывало меня во всей изначальной простоте – такое чувство, быть может, трепещет в животном;

Знакомой мне реальности больше не было. Прежняя г-жа Сванн больше не приезжала сюда в обычное время дня – и Аллея акаций изменилась. Места, которые мы знали когда-то, больше уже не расположены исключительно в пространстве, с которым мы их соотносим для простоты, они принадлежат и другому миру. Эти места – лишь тоненький пласт среди прочих впечатлений, составлявших нашу тогдашнюю жизнь; воспоминание о какой-то картине – это просто сожаление о каком-то мгновении; а дома, дороги, улицы – увы! – мимолетны, как годы.

скоро за дочерью приедет г-н Сванн. Я сам был виноват: не нужно было уходить с лужайки, ведь никогда нельзя было знать заранее, с какой стороны покажется Жильберта и когда именно, раньше или позже; и благодаря этому ожиданию меня сильнее волновали не только все Елисейские Поля, не только бесконечность послеобеденных часов, – огромная протяженность пространства и времени, в каждой точке и в каждое мгновенье которой мог возникнуть образ Жильберты, – но и сам этот образ, потому что за ним я угадывал причину, по которой он пронзал мне сердце; когда Жильберта появлялась в четыре часа вместо половины третьего, в нарядной шляпке вместо беретика, перед кафешантаном «Амбассадер», а не между двух кукольных театриков, я догадывался о каких-то ее занятиях, которые не мог с ней разделить, о делах, заставлявших ее куда-то идти или оставаться дома, я был причастен к тайне ее неведомой жизни.

пока она, немножко как ее отец, с нажимом выговаривала слова, которые хотела выделить, – словно раздевали меня, очищали, как фрукт от несъедобной кожуры, а ее взгляд, вслед за словами перейдя на новую ступень близости, тоже устремлялся на меня как-то смелее, и даже проглядывало в нем понимание, и радость, и чуть ли не благодарность, и все это освещалось улыбкой

Эти образы были обманчивы еще в одном отношении: дело в том, что они неизбежно оказывались очень упрощенными; вероятно, все, чего жаждало мое воображение, все, чего моим органам чувств недоставало в ущербном и унылом настоящем, – все это я прятал в убежище имен; я затолкал туда все, о чем мечтал, и поэтому, вероятно, имена превратились в магнит, притягивавший мои желания;