– Мы с Карлом ходили в новую бургерную. Классное место! – Эва заулыбалась. – Суперстильное. На стенах большие экраны, можно весь вечер сидеть и смотреть кино, если хочешь. И у них есть вайфай, и чиллаут-зона, и…

– Не люблю бургеры, – соврал я. Лучше бы Эва оставила восторги о вечере с Тычком при себе.

– Чего? Что ты несёшь? Ты обожаешь гамбургеры!

– Раньше. Теперь нет. Я… э-э-э… думаю стать вегетарианцем. Или веганом.

Она остановилась.

– Ты? Ты же обожаешь мясо!

Я пожал плечами и, не дожидаясь её, зашагал дальше.

Целый день Эва то и дело бросала мне вопросительные взгляды. Всю большую перемену она просидела с Тычком и его дружбанами, хихикая над его шутками. Видно, у Тычка знатное чувство юмора. Никогда не замечал, что он любитель пошутить.

Финн дружески толкнул меня локтем.

– Ну что, погамаем после уроков?

Я покачал головой.

– Не, мне надо в строительный магазин с мамой.

* * *

– Шурупы с лебединой головкой, говорите?

Мужчина за прилавком страдальчески поморщился, будто ему самому в бок ввинтили шуруп. Почесав голову, он задумчиво повернулся к стене позади него. Вдоль неё стояли сотни выдвижных ящиков с гвоздями, болтами, гайками и шурупами.

Мама взглянула на часы. Мы, сразу как освободились, встретились у сквера и заторопились сюда. До закрытия оставалось пять минут. В нашей деревне не так много магазинов, но вот строительный есть. Я оказался здесь впервые и теперь удивлённо разглядывал выставленные товары.

У продавца были лохматые каштановые волосы. Он то и дело взъерошивал их и чесал макушку, будто подхватил pediculus humanus capitis.

– Шурупы с лебединой головкой, – пробормотал он и принялся один за другим выдвигать ящики и, качая головой, задвигать обратно. Через несколько минут он обернулся к нам.

– Вы уверены? Честно говоря, про такие я слышу впервые.

– Может быть, вы могли бы проверить в компьютере? – Мама указала на стоящий на прилавке ноутбук. Она расстегнула свою тёплую парку и сдула волосы с лица. Для парки день выдался слишком тёплым.

Продавец настучал что-то на клавиатуре и помотал головой.

– Нет. Таких не существует, как я и думал. Может быть, вы неправильно расслышали?

Я ковырял носком кроссовка пол. Именно так сказано в записке: шурупы с лебединой головкой.

– Может быть. – Мама со вздохом повернулась ко мне. – А что, если взять… э-э-э… другие шурупы?

– Для чего они вам? – поинтересовался продавец.

Я заметил, что глаза у него оливково-зелёные. А на подбородке шрам.

– Для д-д-дома на д-д-дереве, – выдавил я из себя. – Нужно п-п-постелить крышу. И п-п-повесить верёвочную лестницу. И для в-в-сего этого н-н-нужны шурупы с лебединой головкой.

Он задумчиво кивнул.

– А эти шурупы… Ты ими раньше пользовался?

– М-мой папа, к-к-кажется, пользовался. – Щеки у меня, наверное, уже стали красными, как мамины сапоги.

Мама положила руку мне на плечо.

– Они. Они с моим мужем строили домик на дереве. Чтобы его достроить, нужны такие шурупы. Муж сказал, надо использовать именно их.

– Может, он сам зайдёт? – предложил продавец, сконфуженно пожимая плечами. – Иначе я не смогу вам помочь.

– Это затруднительно, – ответила мама, застёгивая молнию на парке. – Он умер в прошлом году.

– Вот оно что! – Теперь краской залился продавец. – Прошу прощения.

Так странно! Когда говоришь кому-то, что твой отец умер, тебе отвечают: «Прошу прощения».

– Тут ничего не поделаешь, вы же не виноваты, что он умер, – сказал я, заметив, что мама сжала губы.

– Э… нет, – удивлённо отозвался продавец. – Но знаешь, что я мог бы сделать? Я мог бы как-нибудь зайти к вам, посмотреть, что нужно, чтобы достроить домик. Например. – Он снова почесал голову. – Завтра после работы.

– Не знаю… – нерешительно протянула мама. – Не хотелось бы вас утруждать.

– Мне несложно. И ты сможешь его достроить. – Он подмигнул мне.

Мама с сомнением посмотрела на меня. Я пожал плечами. По мне, так было бы очень даже удобно, если бы кто-нибудь взглянул на домик и посоветовал, что делать дальше.

– Ну хорошо. – Мама взяла с прилавка листок и ручку и записала наш адрес.

* * *

Мне предстояло принять важное решение. Первым делом достроить дом на дереве и только потом приняться за записку № 5 или развернуть её прямо сейчас? Я сидел с обувной коробкой на коленях и разглядывал содержимое. Папа написал: открывать по одной записке в неделю. То есть, чтобы прочесть следующую, необязательно полностью выполнить все задания? Часть меня хотела поскорее развернуть оставшиеся записки, узнать всё. Другая часть советовала потянуть время: ведь чем больше я прочту, тем скорее коробка опустошится. И мне больше никогда не получить от папы нежданного послания.

– Пелле! – позвала мама снизу. – Пришли Эва с Карлом. Я скажу, чтобы поднимались к тебе, хорошо?

Эва с Тычком?! Что они здесь делают? Я поставил коробку на кровать, подбежал к зеркалу и пригладил свои лохмы. Облизнув пальцы, стер остатки шоколада в уголке рта. На полу валялись нестираные трусы – я быстро сунул их под подушку. По деревянной лестнице барабанной дробью стучали лёгкие шаги Эвы и тяжёлые – Тычка.

– Привет!

Эва распахнула дверь. На её лице сияла улыбка. По плечам рассыпались распущенные волосы. Сегодня она надела джинсовую курточку и повязала огромный шарф. Моё сердце радостно подскочило, но тут в комнату зашёл Тычок. Засунув руки в карманы, он с любопытством осмотрелся. Его темно-каштановые волосы были гладко зачёсаны назад и блестели от геля. Взгляд стального цвета глаз скользнул по моей деревянной кровати, отметив одеяло с Микки Маусом (которое ещё минуту назад казалось совершенно нормальным, а теперь выглядело позорно детским), изучил письменный стол с книгами, рисунками, бумажными самолётиками, плюшевым лабрадором от Эвы, ручками, недопитым стаканом воды. Пробежал по стенам с постерами «Хоббита», нашей галактики, мадридского «Реала» и таблицы Менделеева. На миг замер на пробковой доске с четырьмя папиными записками. Потом обследовал игровую приставку, маленький телевизор, умывальник с отколотым краем, полки с книгами, моделями машин, лего-роботами, которые я когда-то построил, и нашим с папой фото.

Тычок ещё ни разу не был у меня в комнате (а я у него). К нам он заходил лишь однажды, когда папа лежал в гробу на первом этаже, но тогда никому не приходило в голову разгуливать по дому. Всем хотелось побыстрее сбежать. На папу Тычок не смотрел. Он просто потоптался на старом каменном полу в кухне и пробурчал, что ему жаль, что мой папа умер. И поскорее ушёл.

– Привет! – пробормотал я в ответ и прокашлялся. – Что вы здесь делаете?

Эва провела рукой по волосам. В уголках её глаз поблёскивали розовые тени. Она села на кровать.

– Ничего особенного. Мы просто гуляли неподалёку и подумали, что неплохо бы обсудить школьный спектакль.

Это «мы» Эва произнесла так, будто они с Тычком уже давным-давно были вместе. Как на это реагировать, я не знал. Я всегда думал, что «мы» – это я и Эва, ну или, если не сейчас, то по крайней мере в будущем.

– А… Но я ещё н-н-не знаю, б-б-буду ли участвовать.

– Как не знаешь? – с лёгким раздражением в голосе отозвалась Эва. – Все должны участвовать, и ты не исключение. Вдобавок, мы твои родители, так что ты обязан нас слушаться, – с улыбкой добавила она.

– Мои родители?!

– Да. Я Пенелопа, твоя мать. А Карл – Одиссей, твой отец. – Эва подмигнула Тычку.

– Значит, это твоя комната? – Подходя к столу, Тычок мимоходом ткнул меня кулаком в плечо.

– Д-д-да.

Он принялся рассматривать книги и читать записки на доске. Мне очень хотелось оттащить его оттуда: папины послания – не для чужих глаз. Я разглядывал его. Мышцы у него покрепче моих. Может, это Эву и привлекает? Тычок – спортивный парень. Он прошёлся туда-сюда по комнате, будто что-то искал, и уселся рядом с Эвой. Его рука коснулась коробки, и я кинулся было к кровати, чтобы убрать её, но Эва меня опередила. Перегнувшись через его колени, она притянула коробку к себе и сняла крышку.

– А, та самая коробка? Твоего папы? – Она провела пальцем по запискам.

– Да. – Мне не хотелось, чтобы она в них копалась. – Дай сюда, я как раз собирался её убрать.

– Сколько записок ты уже прочитал? – Не обращая внимания на мою протянутую руку, она заворожённо разглядывала содержимое коробки.

Тычок склонился к ней и тоже заглянул внутрь.

– Записок? Каких записок? – Он вытащил одну.

– Не трогай! Не открывай!

Я бросился к ним, забрал коробку у Эвы и хотел было выхватить записку из рук Тычка, но вдруг заметил в его глазах странный блеск. Он пару раз моргнул, и его губы растянулись в издевательской улыбке. Он отвёл руку назад.

– Не так быстро! Сначала расскажи, что за записки!

Я умоляюще посмотрел на Эву, но она отвернулась.

– Они от моего отца, – выпалил я. – Отдай!

Во взгляде Тычка мелькнуло что-то недоброе.

– То есть, если я правильно понял, твой мёртвый отец отправляет тебе послания? Почту с того света? Ха! Жутковатенько! – Тычок обернулся на записку у себя в руке, до которой я по-прежнему не мог дотянуться.

– Тычок, ладно тебе, что за детсад? Отдай обратно… – В голосе Эвы слышались разом нервный смешок и сердитый упрёк.

Тычок помотал головой.

– Нет, слишком уж это интересно. Зомби-почта, ха-ха! – Он встал с кровати.

Я старался подавить панику. Но это было всё равно что пытаться затолкать слишком большой воздушный шарик в слишком маленькую коробочку. Какая-то часть всё время рвалась наружу. Я повернулся к Эве.

– П-п-пусть отдаст з-з-записку! Она м-м-моя!

Эва тоже встала и тяжело вздохнула, будто её донимал докучливый карапуз.

– Карл, хватит. Не придуривайся. Я пошла вниз. Хочу домой. – Она на миг обернулась. Её карие глаза говорили: «Прости, Пелле», однако губы произнесли: – Делай, что хочешь, Карл, но на твоём месте я бы отдала записку. – Она подошла к двери и остановилась на пороге, поджидая его.