Казалось, теперь девушка держится не так напряженно и враждебно. Она решила быть полюбезнее и предложила что-нибудь выпить.

Комиссар поднес к губам стакан с виски, глядя с непритворной нежностью на уютно устроившуюся напротив него в глубоком кресле девушку и любуясь ее красивыми руками. При каждом движении они чуть заметно дрожали.

– Вы курите? – спросил Каттани. Ему хотелось не столько закурить, сколько упрочить атмосферу наметившегося доверия.

– Нет, но вы, если хотите, можете курить.

И протянула ему длинную деревянную сигаретницу. Он открыл коробку. Она была наполовину наполнена сигаретами. Там же лежала книжечка спичек «Минерва». Он зажал во рту сигарету и, раскрыв спички, еле сдержал возглас удивления: на внутренней стороне обложки темнело круглое коричневое пятно. Кровь. Черт возьми, вот это настоящая удача!

Каттани несколько секунд подержал книжечку в руке, потом естественным движением опустил в карман пиджака.

– Синьорина, – сказал он, – я действительно был рад с вами познакомиться.

Девушка поднялась с кресла и попыталась сострить:

– Неужели у вас в полиции все вот так зря тратят свое время?

– Я вовсе не потратил зря время; – сказал он как можно галантнее. – Мне было очень приятно побеседовать с вами. – И склонился поцеловать ей руку.

* * *

В тот же день, выйдя из палаццо герцогини, он дал Де Марии два поручения. Выяснить, на чье имя был открыт текущий счет в Народном ремесленном банке под номером 804/36, значившимся на корешках чековой книжки, найденной в письменном столе Маринео. Передать на исследование в экспертный отдел спички «Минерва» с пятном крови.

– Де Мария стал звонить в банк, сказал, что говорит из Палермо служащий Сицилийского банка.

– Нам надо оплатить чек вашего банка с неразборчивой подписью. Будьте любезны сообщить фамилию вкладчика и достаточно ли у него денег на счете.

На другом конце провода послышался стук положенной на стол трубки. Через несколько минут Де Мария получил информацию: счет был открыт на красиво звучащее, но явно вымышленное имя: Антонио Фьордализо^[2]. Еще одна впечатляющая деталь: счет закрыт четырнадцатого числа прошлого месяца…

– На следующий день после убийства Маринео, – прокомментировал Каттани.

Он сидел один в своем кабинете и перебирал в уме все эти постепенно накапливающиеся данные, между которыми ему никак не удавалось установить связи, когда в дверь постучал и заглянул Де Мария.

– Разрешите? – В руках у него было несколько листков бумаги. – Результаты экспертизы, – сказал он. – Это кровь, по-моему, очень редкой группы – нулевой, с отрицательным резус-фактором.

– А какая группа крови была у герцогини Элеоноры?

– У герцогини – не знаю, – ответил, усаживаясь, Де Мария, – но ребята из экспертного отдела говорят, что такая группа крови была у Маринео.

Каттани подскочил словно ужаленный.

– Это, черт возьми, не может быть простым совпадением! – хватил он кулаком по столу.

Де Мария догадывался, что вроде бы хочет сказать комиссар, но не был уверен, что правильно его понял,

– Вы хотите сказать, что Маринео ухлопали в доме герцогини?

По лицу Каттани он прочел, что попал в точку. И с ошарашенным видом продолжил:

– Ухлопали, а потом положили в машину и тайком перевезли? Но кто мог это сделать? И зачем?

Лицо комиссара напряглось. Он словно не слышал вопросов своего помощника и спросил, кто глава Народного ремесленного банка.

– Один тип по фамилии Равануза, – ответил Де Мария – Важная шишка.

– Важная шишка, – саркастическим тоном повторил Каттани. – Мне не терпится с ним познакомиться.

* * *

Не успел он показаться на пороге банка, как ему навстречу с услужливым видом бросился служащий.

– Чем могу служить, господин комиссар?

– Я хотел бы открыть у вас счет.

Служащий с приторной любезностью поклонился и, попросив извинения, исчез за тяжелой дверью орехового дерева. Через несколько секунд дверь отворилась, и в проеме появился элегантный господин лет пятидесяти, с зорким взглядом холодных глаз, широко улыбаясь ему, как старому приятелю.

– Весьма польщен, господин комиссар. Меня зовут Равануза. Поистине счастлив иметь вас вкладчиком в своем банке. Прошу входить.

Он ввел его в кабинет, а слащавый служащий побежал заполнять какие-то бумаги и выписывать чековую книжку. Он позаботился вложить ее в кожаную обложку и через несколько минут принес в кабинет Раванузы.

– Все готово, доктор Каттани, – объявил он с торжественным видом. – От вас потребуется лишь парочка подписей. Одна тут, вот здесь и здесь. Пожалуйста, возьмите.

– Я просто в восхищении от вашей оперативности, – поблагодарил Каттани.

– Да что вы, – усмехнулся Равануза, – когда мы можем хорошо обслужить клиента, мы сами тому радуемся. – Он сопровождал свои слова широкими взмахами левой руки. И при каждом жесте яркими лучами вспыхивал большой бриллиант в перстне на мизинце.

– Поскольку теперь мне представилась счастливая возможность с вами познакомиться, – продолжал Равануза, – разрешите пригласить вас с супругой завтра на вечер, который мы устраиваем в Клубе интеллигенции нашего города.

* * *

Небольшой оркестрик заиграл медленный фокстрот, и все ужинающие оставили свои столики и устремились на большую террасу, на которой было светло, как днем. Несколько пар начали танцевать. Каттани с женой смешались с веселой толпой и вскоре потеряли друг друга из вида.

Комиссар столкнулся с банкиром Раванузой, державшим в руке бокал с шампанским. Бросались в глаза его загорелое лицо и стройная фигура.

– Доктор Каттани, вы не танцуете?

– Сказать по правде, – с подчеркнуто равнодушным видом ответил комиссар, – танцы меня никогда не привлекали.

– Тогда позвольте спросить: что вас привлекает? – с двусмысленным смешком продолжал Равануза.

– Цветы. А особенно я люблю… васильки.

– В самом деле?

Если банкир и был удивлен или почувствовал какой-то намек, он ничем этого не выдал и продолжал с невозмутимым видом улыбаться, как господь бог. Тем временем Коррадо подцепил какой-то подвижный старичок с нимбом вьющихся седых волос вокруг лысины.

– Разрешите представиться, я – барон Платто, поэт.

– Да-да, – кивнул Каттани, – мы с вами познакомились за ужином.

– Вы ведь из Милана? Вы знакомы с моим коллегой Эудженио Монтале?^[3]

– Нет, лично незнаком. И – увы! – даже не читал. Мои познания в поэзии ограничиваются тем, чему учили в школе.

Поэт неодобрительно покачал головой, подошел к буфетной стойке сменить пустой бокал шампанского на полный. Увешанные драгоценностями дамы бесцельно слонялись по залу. В уголке толпилась кучка молодежи, и оттуда доносился громкий смех.

– Доктор Каттани! – Комиссар обернулся и увидел мужчину с лицом, похожим на хитрую мордочку ласки, который держал под руки двух приторно улыбающихся манерных девиц. – Доктор Каттани, разрешите? Я – адвокат Терразини, а это мои племянницы.

Девицы заулыбались еще шире. «Хороши племянницы, – подумал Каттани, – как бы не так!»

Адвокат Терразини оставил своих барышень и отвел комиссара в сторону.

– Простите, что беспокою в неподходящий момент, но я – адвокат обвинения в деле по убийству Маринео. Я представляю интересы вдовы. Могу ли спросить, как идет расследование, пролилось ли хоть чуточку света? Я прекрасно понимаю, вы не можете вдаваться в подробности, но хотя бы скажите в самых общих чертах.

– Адвокат, мне абсолютно нечего вам сообщить, – категорическим тоном ответил Каттани. Но потом, словно передумав, добавил: – Да нет, пожалуй, кое-что я могу вам сказать.

Терразини навострил уши.

– Только что здесь ко мне подходил один человек, которого сейчас я нигде не вижу. Он сказал, что хочет поговорить со мной о Маринео, а потом куда-то исчез.

– А он представился?

– Да, сказал, что его фамилия Фьордализо. Если увидите его, пошлите ко мне. Интересно, что он расскажет.

– Если только увижу… Но такой фамилии я никогда не слыхал. Надо же – Фьордализо!..

И адвокат отошел с ошарашенным видом. Смотря ему вслед, Каттани встретился взглядом с ослепительно красивой женщиной, которая стояла в одиночестве со стаканом виски в руке. Ее тонкая фигура была затянута в длинное черное платье. Лицо у нее было открытое, держалась она уверенно и гордо. Каттани не отрывал от нее взгляда. Она чуть заметно насмешливо улыбнулась уголком рта и сделала несколько шагов в сторону комиссара. Ее притягивало словно магнитом.

– Чем это вы тут занимаетесь? – произнесла она глубоким грудным голосом («Голос у нее чарующий», – подумал Каттани). – Издали за мной наблюдаете? Боитесь подойти поближе? Меня зовут Ольга Камастра.

Женщина без предрассудков и весьма ловка. Двадцати пяти лет, ослепительно красивая, без роду без племени и без гроша денег, она выскочила замуж за графа Камастру, на сорок лет старше ее. И теперь, оставшись вдовой, она с полным правом звалась графиней. Но главное, что она унаследовала, – это капитал. Обладая предприимчивостью, основала строительную фирму. «Запачкала известью родовой герб», – как прохаживались на ее счет злые языки.

– Так что же, комиссар, вы в самом деле меня боитесь?

Каттани не отрываясь смотрел в ее лучистые черные глаза.

– Может, и боюсь, – флегматично ответил он. – Я знавал женщин вашего типа.

Графиня рассмеялась.

– Ну давайте же, скажите откровенно. Сколько убийств вы мне приписываете? Сколько трупов, упрятанных под фундамент домов, которые я строю?

– Да нет, – Каттани наконец оторвал от нее взгляд. – Я имел в виду совсем другую опасность. – И продолжал, стараясь глядеть на нее не так откровенно: – Вы мне кажетесь червонной королевой. И жертвы ваши совсем иного рода. Представляю, сколько их!

Из толпы вынырнула изящная фигурка Эльзе. За ней как тень, следовал Нанни Сантамария, танцевавший с Эльзе весь вечер. Увидев мужа, любезничавшего с Ольгой, она вскричала чуть ли не с истерическими нотками в голосе:

– Ах, вот он где, мой муженек! А я-то никак не могла понять, где ты запропастился!

– Ты же знаешь, что я не выношу такой толкотни. Стоял тут, в сторонке.

«Не слишком-то убедительный ответ, дружище, – подумал он. – Нет, совсем не убедительный».

– Если вам интересно это знать, то комиссар признавался мне, каков его идеал женщины, – вмешалась графиня. Ей хотелось поддразнить ревнивую жену.

Каттани словно только сейчас заметил Сантамарию и смерил его взглядом. «Сначала делает подарки моей дочери, потом пристает к моей жене», – подумал он. Этот тип начинал его раздражать.

Вновь выплыла сутулая фигура Платто, поглощавшего кто знает какой по счету бокал.

– Мертвый придавлен доской гробовой, тот, кто еще жив, ищет покой… Разрешите представиться: барон Платто, поэт.