Начали с футбола и бега на длинные дистанции. Тут Свиридов даже не стал смотреть – в некоторых футбольных командах негласно играли приглашенные профессионалы, да и среди бегунов он заметил знакомые лица. Поэтому призовых мест тут и ждать не приходилось.

Но вот объявили метание копья и Свиридов ушел переодеваться.

Он бросал третьим. Предыдущие метатели бросали очень ровно, с разбросом в полтора-два метра.

Свиридов вышел в сектор, покрутил копье. Отошел от линии броска, встал к ней спиной. А затем мало кто рассмотрел сам бросок, но копье улетело намного дальше, чем предыдущие. У судей не хватило рулетки и замеряли двумя. После этого остальные участники метания сникли и бросали просто так, для галочки.

Второй бросок ждали с нетерпением, смотрели внимательно. Но копье улетело опять черт знает куда, даже несколько дальше первого броска.

А там уже подготавливали дорожку для прыжков в длину и выравнивали песок.

Здесь Свиридов прыгал последним.

Он разбежался – зрителям показалось, что даже не очень сильно, оттолкнулся и полетел над песком, вытянув вперед руки. А затем сгруппировался, крутнулся вокруг горизонтальной оси и встал на ноги почти в конце песчаной дорожки. Можно было бы и не измерять – он приземлился как минимум вдвое дальше других. Повторный прыжок дал точно такой же результат.

В этот день Свиридов еще обогнал всех в бассейне на стометровке, а вечером в закрытом помещении были назначены соревнования по боксу и борьбе.

– Слушай, Анатолий Иванович, ты, что же, хочешь за всех один отдуваться?

– А что, Борис Всеволодович, это запрещено правилами? А если я универсал?

Боксировать Свиридову было неинтересно. Соперник прыгал вокруг него, размахивал руками, но его удары не достигали цели – почему-то они попадали по перчаткам Свиридова.

Наконец Свиридову это надоело и его соперник получил прямой удар в челюсть.

И упал.

Судья начал считать, но на счет шесть соперник Свиридова встал.

Двигался он значительно медленнее, и Свиридов обозначив удар по корпусу, а ударил его опять в лицо, а слева добавил по корпусу.

Соперник рухнул, а понимающие зрители сразу провозгласили «аут!»

Судья сосчитал до десяти, но соперник подняться не смог, и его унесли секунданты.

По правилам Свиридов должен был боксировать еще с двумя, и этих он уложил опять в первом раунде.

В раздевалку к Свиридову зашел главный судья.

– Анатолий Иванович, вы профессионал?

– В молодости у меня был юношеский разряд кандидата в мастера, но потом я прекратил занятия и получил звание судьи. Можете уточнить в федерации.

А рядом начинались бои без правил, и некоторые из его участников видели Свиридова на ринге и поделились впечатлениями с другими.

– Боксер … может быть даже профессионал. Аккуратнее, ребята.

Но предупреждение помогло мало. Свиридов протягивал к сопернику руку, тот, защищаясь выбрасывал свою навстречу …

Свиридов захватывал руку соперника стандартным милицейским приемом и аккуратно укладывал того на помост.

Зрители недоумевали – ну, почему он так легко ложится, даже не сопротивляется!

– А ты пойди и попробуй сопротивляться – он как прессом механическим прижмет тебя, и тебе п…дец!

Поэтому повторных схваток не было.

На стенде для стрельбы по тарелочкам, как всегда, было чинно и неторопливо.

Свиридов расчехлил свое ружье и знатоки зацокали языками – «Benelli» – этот понимает в оружии!

Его не сразу узнали в черных очках под низконадвинутым козырьком бейсболки, а когда узнали, то многие приуныли.

Встав на место Свиридов повесил переломленное ружье на плечо и вскрыл пачку патронов.

И когда подошла его очередь, он зарядил оба ствола, защелкнул ружье.

«Дай!» и только два розовых облачка обозначили место разбитых тарелочек.

«Дай!» – и снова тарелочки даже не успели отлететь подальше.

«Дай!»

«Дай!»

«Дай!» – и несколько франтоватых участников стали чехлить свои ружья.

Перед пулевой стрельбой судейская комиссия проверяла оружие участников и тут белой вороной было оружие Свиридова – обыкновенный российский трехлинейный карабин, правда ухоженный и зачехленный.

Но пять выставленных мишеней Свиридов расстрелял не переводя дыхания.

Движущиеся мишени он укладывал, не давая им пройти и половину пути.

А в тире на его мишени не было ни одной дырки, а была начисто выбита середина.

В бассейне на Свиридова поглядывали – участники с опасением, а некоторые женщины любовались его фигурой, хотя он не особенно выделялся от остальных пловцов.

Но обогнал всех почти на секунду.

На теннисном корте первым против Свиридова выставили мастера спорта среднего возраста, привыкшего и к белой спортивной форме, и неторопливому обмену ударами.

Для начала Свиридов заставил его побегать – он направлял мячи все время в разные участки поля. А когда его соперник окончательно запыхался Свиридов стал «стрелять» – его удары были настолько сильны, что несколько раз соперник не смог отбить мяч. И еще Свиридов умудрялся, отбивая мяч с самой дальней позиции, послать его противнику так, что мяч падал, едва перевалив сетку.

Соперник сдался, а остальные участники просто не стали связываться со Свиридовым.

А в другом зале соревновались гимнастки, и Свиридов все время не упускал своих из поля своего внимания. И поддерживал их.

Наверное, поэтому никому неизвестные девочки завоевывали вторые места.

Все остальные соревнования планировались на следующий день, и Свиридов уже садился в машину чтобы ехать к себе в ЗАТО, когда его перехватил порученец Громова.

– Поздравляю, Анатолий Иванович! – пожал ему руку Громов. – Ты столько наград сегодня завоевал! Только возникает сомнение … У нас соревнуются, в основном, любители, а ты, выходит, профессионал. Честно ли это, Анатолий Иванович?

– Как сказать тебе, Борис Всеволодович. Ты же сам приставал ко мне, чтобы мы поучаствовали в областной олимпиаде. И профессионалов тут хватает – тебе, что, назвать их в твоих командах? А я профессионально занимался в молодости боксом. Ну, стреляю … так я же военный. В соревнованиях по теннису участвую первый раз – вот ей богу! Чем ты недоволен? Тем, что это все я один? Так у нас нет спортсменов в этих квалификациях, кого же мне выставлять? Да и завтра я буду участвовать и в инструментальном ансамбле, и в вокальном, и в танцевальном соревновании.

– И опять всех уделаешь?

– Так поглядим. Твой инструментальный ансамбль практически профессиональный, выступает в Москве, имеет дипломы, среди твоих певцов – лауреаты разных премий. Чего тебе бояться?

НА ДРУГОЙ ДЕНЬ

Утором на площадку, где стояли автобусы приехавших на олимпиаду спортсменов, вырулили два солидных «Икаруса». И встали рядом, дверь в дверь на расстоянии метра полтора. С одного конца образовавшегося коридора появились мобильные туалеты, а на другом конце – калиточка наподобие садовой и дежурный при ней.

А детишки сразу разбежались осматривать новое место.

Детский ансамбль лесной школы-интерната номер 47 завоевал третье место среди других практически профессиональных ансамблей, имеющих опыт выступления перед зрителями.

Но когда на сцене появились шестеро с гитарами, и среди них зрители увидели Свиридова, то тишина установилась мертвая.

Музыканты начали играть без предварительной настойки, без команды, без счета «раз, два, три» – они просто заиграли как единый инструмент.

А Свиридов запел

У гитары звук

Не такой от чьих-то рук,

Как твоих,

как твоих,

как твоих.

И не тронет дух,

Не споет гитара вслух

От чужих,

от чужих,

от чужих.

Он пел свободно, не напрягаясь, без микрофона.

А гитары пели!

Стоит только мне

Намекнуть, напомнить ей

О тебе,

о тебе,

о тебе.

Как изменит тон

Вдруг она

На нежный звон

В серебре,

в серебре,

в серебре.

Нет, гитары не играли как единый инструмент, они – каждая! – вела свою партию, вплетая свой голос в общий.

Гитара,

запоет гитара,

Запоет и оживет

Все вокруг,

все вокруг,

все вокруг.

А в повторе стали слышны голоса стоящих рядом со Свиридовым гитаристов.

Хлопать стали не сразу, но затем были не просто аплодисменты, была овация.

А где-то там, сзади, какие-то молодые люди что-то орали и оглушительно свистели.

Вокальный конкурс был организован серьезно, как в филармонии.

Все выступали в концертных костюмах и платьях, их выступления объявляли, после выступления каждому вручали букеты.

Один Свиридов выступал в обычном черном костюме – правда, весьма модном.

Дородная и голосистая ведущая объявила.

– Вадим Козин. Танго «Зима». Исполняет Анатолий Свиридов.

И установилась напряженная тишина.

Я увидал тебя впервые,

Когда красавица-весна,

Рассыпав звезды золотые,

Пришла и встала у окна.

Аккомпанировал Свиридову пожилой пианист, много повидавший и много выступавший с разными певцами.

И он с первых тактов понял, что мешать певцу не надо, и лишь ненавязчиво обозначал мелодию.

Ты поглядела ясным взглядом,

Лучистым взглядом серых глаз,

Любовь с весной встали рядом

И вихрем закружили нас.

Голос Свиридова легко перекрывал зрительный зал.

Слушали его все – и те, кто пришел получить удовольствие от классики, и те, кто чувствовал каждую ноту и проверял ее, и те, кто пришел просто так – но слушали и слышали все.

В лучах знакомая дорожка,

Бежит от сердца к сердцу лунный путь.

Мой милый друг, люби меня немножко,

Где б ни был я, ты жди и не забудь.

Жюри и все любители музыки чувствовали, что голос Свиридова не просто легко перекрывал зрительный зал – он буквально летел над залом.

Зима холодным покрывалом

Окутала замолкший сад

И на стене нарисовала

Причудливых узоров ряд.

Свиридов пел не в зал, а обращаясь к кому-то невидимому, присутствующему в зале где-то над зрителями.

Шумит метель, и занесло дорожки,

Но все ж бежит от сердца к сердцу путь.

Мой милый друг, люби меня немножко,

Где б ни был я, ты жди и не забудь!

Аплодисменты были сдержанные, но весьма продолжительные.

А к организаторам конкурса несколько человек подходили с претензией – зачем к конкурсу допускают профессиональных певцов такого высокого класса.

Танцевальные соревнования устраивали своеобразно – каждая пара сама определяла и танец и музыкальное сопровождение.

Пара Свиридов – Докукина и здесь отличились.

После того, как объявили их выступление, им начал аккомпанировать всего лишь один единственный ударник – но зато свой, из ЗАТО.

И из кулисы отчетливой чечеткой вышел все тот же самый Свиридов и пошел через сцену.

А из другой кулисы навстречу ему тоже очень сдержанной чечеткой вышла красивая женщина, но когда они встретились в середине сцены, то откуда ни возьмись заиграла скрипка и они закружились в вальсе.

Но что это был за вальс!

То медленный, задумчивый, то быстрый, искрометный, то величественный бальный …

Жюри не успевало отмечать, потому что к скрипке присоединился саксофон, а танцы сменяли друг друга – от различных видов танго, румбы, чарльстона до рока.

И все это слаженно, красиво, артистически.

Приглашенная из Москвы пара, не раз завоевавшая призовые места в соревнованиях по бальным танцам, отказалась выступать и сбежала из зала …

На подведении итогов оказалось, что общее командное первое место по сумме всех видов соревнований завоевала никому неизвестное «ЗАТО НИПЦ», а получать кучу медалей и вымпелов вышли детишки из лесной школы-интерната.

И фотографы ловили моменты, когда все участники олимпиады у «Икарусов» обнимались и целовались со Свиридовым …

РАЗБОР ПОЛЕТОВ

Через несколько дней после того, когда эйфория от побед несколько улеглась, Свиридов собрал совещание по итогам прошедшей Олимпиады.

Совещание было организовано в зале Дома культуры, и на нем присутствовали многие из участников Олимпиады, все тренеры команд и их участники, да и просто любопытных было много.

Открывая совещание Свиридов благодарил тренеров и участников команд, поздравляя их с победами или даже просто с участием в массовых соревнованиях, называя чемпионов и отличившихся членов команд.

И никого при этом не забывал …

– Но необходимо помнить, что некоторые победы завоеваны не совсем корректно, потому что в соревнованиях участвовал лично я. А я могу считаться профессиональным спортсменом в нескольких видах спорта и завоевывал в этих видах спорта призовые места.

В зале прошел довольно громкий гул.

– Не думайте, что это было совершено случайно. Нет, это было намеренно, потому что многие участвующие в Олимпиаде спортивные организации использовали приглашенных профессиональных спортсменов, и эта практика существует давно. Поэтому я участвовал в некоторых видах спорта намеренно, чтобы предотвратить такую порочную практику на будущее.

Свиридов помолчал.

– А собрал я всех заинтересованных – и тренеров, и сами команды, и индивидуальных спортсменов – для того, чтобы вместе подумать о том, что нам нужно сделать и какие меры принять для того, чтобы наши спортсмены занимали более высокие места …

После Свиридова выступали некоторые тренеры и спортсмены, выдвигались конструктивные предложения и предлагали организационные мероприятия, и все высказывали твердое убеждение в будущих положительных результатах.

После Олимпиады произошел ощутимый приток молодежи в спортивные секции.

И то, что внешне было малозаметно – увеличилось финансирование некоторых видов спорта, некоторых спортивных школ и секций …

ГОСПИТАЛЬ

Свиридов почувствовал и обернулся – к нему строевым шагом подходил парень в поношенной морской форме с наградами, и Свиридов видел, что вместо левой руки у него протез. Отдавая честь он негромко произнес:

– Товарищ генерал, разрешите обратиться.

– Вольно. Я слушаю вас.

– Просьба, товарищ генерал, посетить госпиталь для раненых … инвалидов … тут недалеко.

– Разумеев! – вглядевшись в подошедшего негромко позвал Свиридов.

– Я здесь, командир!

– Василий Герасимович, пригони мою машину. Захвати мою гитару. Надо съездить. Как вас зовут?

– Мичман Егоров Иван Егорович!

– Садитесь с нами, Иван Егорович – дорогу покажете. Да и расскажите мне о житье-бытье у вас в госпитале …

Вскоре свернули с асфальта на грунтовую дорогу, а затем дорога стала хуже.

После деревни укатанная грунтовка уходила в сторону, откуда явственно доносился стойкий запах свинофермы, а к госпиталю сворачивала изрядно разбитая дорога.

Госпиталь помещался в строениях, оставшихся от какой-то старой усадьбы, но территория была аккуратно прибрана и огорожена.

В стороне, под деревьями, виднелась кучка женщин …

Свиридов по давней привычке начал обход с палат тяжелых больных, которые всегда можно было найти по специфическому запаху.

Около кровати, опустив голову, сидела девушка, и держала за руку парня с перевязанной грудью.

– Товарищ генерал, у него осколок возле сердца, врачи бояться трогать … – прошептал сопровождающий Свиридова мичман.

Свиридов положил ладонь на лоб раненого.

– Так. Тебя как зовут? Люся? Так, Люся, бегом за медсестрой – принесите хирургические ножницы, перекись, стерильные салфетки да тазик какой-нибудь. Бегом!

Девушка Люся поняла не сразу.

– Бегом! Мичман, посмотри, чтобы лишних кругом не было.

– Слушаюсь!

А Свиридов прикрыл глаза, вспоминая испепеляющую жару, полутемную каморку, тучи мух и самого лучшего местного хилера – смуглого паренька с мудрыми глазами.

Они побеседовали вечером и остались весьма довольны друг другом – хилер уважением к нему со стороны много знающего восточного человека, а Свиридов – относительной откровенностью хилера, хотя тот использовал в разговоре много непонятных терминов.

И свое первое присутствие при операции, когда он мог в мельчайших деталях разглядеть и почувствовать все действия хилера, и свою первую операцию, которую ему доверили, и которую он успешно провел под наблюдением своего учителя.

И слова молитвы-заклинания, которая предшествовала операции и завершала ее …

И еще несколько операций, которые ему доверили …

Бинты, пропитанные кровью, присохли к ране, и Свиридов обильно полил их перекисью, а уж затем взялся за ножницы.

– Люся, встань в головах и пусть твой друг все время чувствует твои губы …

Под бинтами открылась звездчатая незаживающая рана с рваными краями.

– Сеня, ты лежи спокойно, больно не будет. Если только щекотно. Потерпишь?

– Потерплю …

Свиридов провел рукой по ране, а затем внезапно погрузил пальцы в тело раненого и стал так что-то делать. На груди раненого вокруг руки Свиридова выступила кровь – так, в луже крове он что-то делал там, внутри, в теле раненого.

Медсестра была готова закричать, но спохватилась и стала вытирать кровь салфетками и бросать пропитанные кровью салфетки в тазик.

А Свиридов стал медленно вытаскивать руку со сжатыми пальцами и бросил в тазик что-то металлическое, корявое, окровавленное, брякнувшее металлом.

А другой рукой накрыл рану и начал водить по ней ладонью.

– Это твой осколок, Сеня. Корявый, весь в отростках, еще немного и прорвал бы он сердечную сумку. Зато теперь порядок, жить будешь с Люсей долго и счастливо.

Под рукой Свиридова с тела раненого исчезала кровь и на глазах затягивалась рана.

– Перевязывать его не надо, а вот УФО – обязательно. И переливание крови. Слышишь, сестричка? Очнулась?

– Вы колдун?

– Я хилер.

Тут в дверь наконец прорвался главврач.

– Что тут происходит? Кто вы такой? Кто разрешил?

– Тихо, док. Вот кто я, – и Свиридов раскрыл перед носом врача свое генеральское удостоверение.

Врач увидел окровавленные куски марли в тазике и прикрытую одеялом грудь раненого.

– Но рану вы обработали, надеюсь?

– Надейтесь. – Свиридов сдвинул одеяло с груди раненого, на которой не было следов раны, а только более светлая кожа. – Ему требуется переливание крови, можно капельницу с физраствором и никаких антибиотиков. Слышите, никаких!

– Сестричка, отмой осколок и отдай Люсе. А вы пустите сюда всех женщин, что маются у вас во дворе.

Девушка Люся была сама в полуобморочном состоянии и ее пришлось приводить в чувство.

– Мичман, ты особо не болтай. Есть еще похожие случаи? Неизвлекаемые осколки, незаживающие раны?

– Есть, товарищ генерал. Я проведу.

После того, как Свиридов почистил несколько незаживающих нагнаивающихся ран, в коридоре его нагнал генерал Громов.

– Ты и сюда добрался, Свиридов!

– Слушай, Борис Всеволодович, добраться сюда было трудновато. Да и вроде епархия не моя. Но если к завтрашнему дню дорогу к госпиталю не приведут в порядок, то мне придется и за это взяться. Но тогда не обессудь – удовольствий не обещаю.

– Да ты же знаешь, Анатолий Иванович, за всем не углядишь!

– Подбирай себе помощников поумнее да потолковее. Глядишь, будет порядок.

Несколько операций Свиридов сделал, окруженный плотным кольцом врачей, и в историях болезни нескольких раненых появились его записи с четкими рекомендациями по дальнейшему лечению.

В этот раз Свиридов спел всего две песни, но он пообещал скоро приехать, да и подметил множество недочетов, которые вознамерился исправить.

Он устроился в центральном холле бывшей усадьбы – отсюда его лучше всего было слышно в большинстве палат.

А на войне,

как на войне.

А нам труднее

там

вдвойне.

Едва взошел

над сопками

рассвет -

Мы не прощаемся

ни с кем,

Чужие слезы нам

зачем,

Уходим в ночь,

Уходим в дождь,

Уходим в снег.

И голос Свиридова, и звонкий голос его гитары были слышны не только на первом этаже – судя по тому, что песню подхватили и на втором, и во дворе …

Батальонная разведка -

Мы без дел

скучаем редко,

Что ни день –

то снова поиск,

снова бой.

Ты сестричка

в медсанбате

Не тревожься,

бога ради,

Мы до свадьбы

доживем

еще с тобой.

И Свиридову подпевали все дружнее

А если

так

случится

вдруг -

Навек тебя

покинет

друг,

Не осуждай его –

война

тому

виной.

Тебе наш ротный

старшина

Отдаст

медали,

ордена

В разведке

заработанные

мной.

Свиридову подпевали уже кругом, в разных местах

Когда закончится

война -

Мы все наденем

ордена.

Гурьбой

усядемся

За дружеским столом.

И вспомним тех,

кто не дожил,

Кто не допел,

не долюбил

И чашу полную

товарищу

нальем.

Хор голосов, подпевающих Свиридову, крепнул и становился более дружным

И мы припомним,

как бывало

В ночь шагали

без привала,

Рвали

проволоку,

и брали языка.

Как ходили мы в атаку,

Как делили

с другом

флягу

И последнюю

щепотку табака.

Последний припев прозвучал слитно и громко, поддержанный на всех этажах

Батальонная разведка -