– Я видел схему у Шабалдина – она ничего общего не имеет с тем, что я перечислил. Суть же в том, что в зависимости от того, в какую клеточку попал человек, будет зависеть система и величина оплаты труда, социальные привилегии и всяческие льготы. Система построена на полной дискриминации человека! Сотрудник из штата профилактория – а это относится к вспомогательному научно-техническому персоналу – совершенно не адекватен сотруднику подразделения медико-санитарного подразделения из группы обслуживающего персонала. И оплата труда совершенно разная, и льготы по обслуживанию. Анекдот – два врача, выполняющие одинаковую работу, но состоящие в штатах разных подразделений имеют разные системы оплаты и льгот! Один получает полное обеспечение бесплатно, а зарплату на личный счет, а другой – получает зарплату деньгами, и все его льготы – это продукты без очереди и по льготной цене. У одного – полный пансион, жилье, инфраструктура гостиничного типа, а у другого – наемная квартира или комната и инфраструктура городского типа. Причем перейти нельзя. Например, из первого отдела группы обслуживающего персонала нельзя перейти в аналогичную структуру в группу научно-технического персонала – там все системы материального поощрения разные, и уровни разные. Думаете, внутри групп системы социально-бытового обслуживания одинаковы? Ничуть не бывало! Электронщики могут пользоваться услугами магазина – того, что называют «супермаркетом», а электрики – не могут. Аналитики, сотрудники вычислительного центра – могут, а сотрудники НТО первого отдела и работники механических служб – не могут. И так далее. Если пересчитать в условную заработную плату, то в результате я получил разницу в оплате труда за одинаковый труд в пять раз!

Рожнов уже сидел за столом и слушал Черномырдина.

– Семен Гаврилович, а как сложилась такая система? – спросил он.

– А системы нет. Есть фрагменты, узаконенные распоряжениями, приказами, постановлениями, а единой системы – нет. Даже документа такого нет – структуры и ее дробления!

– И как же вы раскопали все это? Да так быстро.

– У меня свои методы. Когда идешь от зарплаты, то быстро выходишь на структуру. Есть цифры, есть данные… – закончил Черномырдин, возмущенно и растерянно разведя руками.

– Это – серьезно. С этими вещами я уже сталкивался. Вам вместе подготовить доклад на мое имя и начать разработку более рациональной структуры, в том числе систем материального поощрения и льгот. Меня тревожит наш жилой фонд в городе и его обслуживание, обратите на это особое внимание. А вам, Семен Гаврилович, большущее спасибо за проделанную работу.

ПАПА, Я НАПИСАЛ ПИСЬМО

– Папа, я написал письма, ты посмотри. Поправь, если я чего не так написал, я перепишу.

Свиридов развернул листок.

«Привет, Никанор! Привет тебе с жаркого юга. Я уже загорел за эти несколько дней и начинаю прятаться от солнца. Но вода такая приятная, что вылезать не хочется, но меня пасут и вынимают силой. Но с Олегом мы находим скрытые пути и уходим от наблюдения. Не думай, что мы уж очень разгулялись тут – ничего подобного, меня тут учить взялись всерьез. Тиранят вовсю! Видела бы ты, что со мной делают! А грозятся, что будет еще тяжелее и еще строже. Хорошо, что приехал Семен Гаврилович, он и к Олегу, и ко мне очень добр и всегда нас защищает, только вот от него самого уже теперь никакого спасения нет. Раньше хоть ты меня защищала. Как ты живешь, какие у тебя новости? Никого еще не загрызла? Как родители? Не очень тиранят тебя? Я тебя частенько вспоминаю, когда рисую или когда выбираю натуру. Мне Тоня позировала для портрета, заодно я попробовал нарисовать ее с косами (как у бабы Гали), а потом тебя с прической, как у Тони. Получилось очень интересно, мы с Тоней даже удивились – у тебя такая солидность появляется. Поэтому учти – если хочешь выглядеть солидной старой лоханкой, сделай прическу, как у Тони. Только вот у Тони эта прическа ее не молодит – я попробовал удлинить ей волосы, и она сразу выглядит старше. Она этому тоже удивилась, и мы даже поиграли с ней с прическами и волосами. Папа много работает, но позагорать и поплавать с нами время находит. Он мне разрешил немного поездить за рулем, но дороги здесь плохие, и особого удовольствия мне это не доставило. Тут интересные ребятишки живут, местные, мы подружились и теперь у нас своя кампания – все-таки веселее. Пиши, что нового у тебя и как ты живешь. Все приветы Семен Гаврилович довез в целости и сохранности. Приветы тебе от папы и от Тони.

Обнимаю тебя. Твой Гриша.»

Второе письмо было адресовано Галиным.

«Здравствуйте, баба Галя и деда Вася! Я уже без вас скучаю, а когда вы получите мое письмо, буду скучать еще больше. Живем мы хорошо, каждый день купаемся и загораем. Купаться мне очень нравится, только меня из воды все время вытаскивают и говорят, что хватит. Будто я сам не знаю, когда мне хватит. Вон папа и Тоня купаются много больше меня и ничего. А еще мы едим всякие фрукты и пьем парное молоко с настоящим черным хлебом. Никогда не думал, что это так вкусно. Корову еще не видел, надо будет сказать ей спасибо за такое вкусное молоко, а может быть даже подарить ее портрет. Немножко рисую, потому что меня старательно мучают всякими занятиями и грозятся устроить экзамен на всхожесть, который называется экстерн. Наверное, что-то противное, но пока точно не знаю. Папа много работает, Тоня осваивает иностранную швейную машинку, а так все в порядке. Как дела у вас? Как давление у деда? Баба Галя, ты ему там спуску не давай, пусть только попробует не прочесть тебе это! Я тогда приеду и разберусь с ним. Что там поделывает вся окружающая среда? Семен Гаврилович привез нам все приветы от вас, и мы с радостью посылаем вам свои, и передавайте их всем, кто нас знает. Отдельные приветы разбойникам Скворцовым и всем другим разбойникам, а также бандитам из лесной школы. У нас тут леса нет, так, мелкие кустики и вся тень искусственная, поэтому даже в тени загораешь, как на сковородке, а из животного мира один верблюд (чучело) и много ящериц (нарисованных). Вам привет и всякие хорошие пожелания от папы и Тони. Веронике я написал письмо с кучей приветов, но все равно поцелуйте ее от меня.

Я вас обнимаю и крепко целую. Гриша.»

– Мне твои письма понравились. Ты все написал правильно – мы же на юге загораем. А почему ты Уличке ничего не написал? Или считаешь ненужным?

– Нет. Просто пока не получается … А вспоминаю ее все время – невольно как-то получается … А письмо не выходит …

Вечером по заведенному порядку Свиридов просматривал документы в штабе.

В материалах, полученных из Москвы, его внимание привлекла шифрограмма с неприметным текстом. Но прочитав ее внимательно Свиридов понял смысл – генерал Сторнас информировал его о возможном приезде генерала Нефедова.

НИНА САМОХИА ЖДАЛА НИКОЛАЯ

Нина Самохина ждала Николая Петрова на улице.

– Ниночка, что-нибудь случилось? Что это Василек меня вызвал?

– Пойдем, пройдемся.

– Ты, что, плакала? Не надо, нет ничего стоящего, чтобы тебе плакать.

– Ой, Коленька … Хотелось бы …

Они прошли молча до конца корпуса и повернули в лес.

– Коленька, выслушай меня … Только не перебивай … Я к тебе очень серьезно отношусь … И к нашим с тобой отношениям тоже очень серьезно отношусь … Я тебя полюбила …

– Я к тебе тоже серьезно отношусь, и люблю тебя …

– Не перебивай, пожалуйста! Только у меня есть сын …

– Ну, не дури! Вася мне не чужой, он твой сын, значит … Да и мы с ним …

– Коленька! Да беременная я! На третьем месяце!

Нина хотела вырвать руку и убежать, но Николай не дал, и ей пришлось идти дальше рядом с ним.

– Не было у меня никого, – не выдержав продолжила Нина, – Меня этот гад силой взял … изнасиловал … А теперь третий месяц …

Они опять шли молча и опять Нина не выдержала.

– Я виноватая перед тобой … не знаю, в чем, но виноватая … Прости меня, если сможешь …

– В чем ты передо мной виноватая – я знаю … В том, что сказать боялась. Стало быть, мне не верила … Это, стало быть, первое …

Нина замерла и сжалась.

– И опять же мне не верила … Если я тебя люблю … если ты меня любишь … то как я могу не принять твоего ребенка? Ну, объясни?

Нина ревела в голос, пыталась что-то сказать, а Николай вытирал ее лицо платком и обнимал.

– Прекрати рев. Ему вредно.

– Что? Что ты сказал?

– Я сказал – ему вредно. Прекрати. Успокойся. И пошли в тепло, а то сопли замерзнут.

– Коленька!

Они, не раздеваясь, поднялись на второй этаж, нашли свободную комнату, закрыли дверь.

Нина обессилено опустилась на диван, но Николай поднял ее.

– Разденься хоть.

Он помог ей снять полушубок и усадил. Потом стал снимать сапожки. Нина тихонько счастливо плакала. Он так осторожно разувал ее, так нежно гладил ее ноги.

– Тебе не будет жарко? Давай, сниму рейтузы.

– Давай …

Она почувствовала его руки на поясе, на бедрах. Он осторожно стал стягивать рейтузы, стараясь не стащить с нее одновременно и трусики, а Нина привстала и помогла ему.

– Ты из-за него мне … не позволяла? – он так и не сел рядом, а устроился около ее ног на полу и стал целовать ее колени.

– Врач сказал – дней через десять уже можно будет … Уж три прошло …

– Подождем … Где же он там у тебя?

Нина вытянулась, отдаваясь его руке.

– Коленька, милый … Ты взаправду не винишь меня? Мне ведь знать надо …

– Не береди … Сама сказала – силой взяли … Чем ты виновата? А он чем виноват? – и он нежно погладил то место, где, как он думал, уже находился неведомый никому еще человечек.

ПРИЛЕТЕЛИ УМАРОВ и ИВАНИЩЕВА

Прилетевших Умарова и Иванищеву Свиридов встретил в главном административном корпусе, в штабе.

– Ангелина Митрофановна, позвольте представить вам полковника Свиридова.

– Свиридов Анатолий Иванович. Очень приятно. – Свиридов поцеловал протянутую руку.

– Ангелина Митрофановна Иванищева.

– Здравствуйте, Эрнест Умарович!

– Здравствуй, Свиридов, здравствуй. Мы здорово устали с дороги.

– Комнаты вам подготовлены, все разговоры завтра. А сейчас по кружечке парного молока со свежим хлебом? Пойдемте в буфет.

Приехавшие с удивлением осматривались в буфете – уютно, небольшие столики под накрахмаленными скатертями, мягкий свет, сверкающая стойка, такие милые и домашние девушки с косичками и главное – под белыми салфетками оказались глиняные кружки с настоящим парным молоком, а хлеб был ржаной, духовитый.

– Анатолий Иванович, это ваш агитпункт? – с удовольствием вдыхая запах хлеба спросила Иванищева.

– Нет, Ангелина Митрофановна, это наш штабной буфет. В корпусе, отведенном для вас и ваших сотрудников, есть и такой же буфет, и столовая с таким же молоком и хлебом. И множество всяких других приятных удобств. Когда приедут ваши сотрудники?

– Часть должна прилететь послезавтра, остальные – попозже. Я хочу разобраться, насколько Эрнест Умарович прав, что здесь уже есть фронт работ.

– Вот завтра мы с вами побеседуем и разберемся, с чего начать и кто понадобиться в первую очередь. А сейчас, если вы не возражаете, вас проводят в вашу квартиру. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Иванищева в сопровождении Суковициной вышли.

– Как дела, учитель?

– Это я у тебя должен спросить, Свиридов – как дела?

– Для медиков большинство оборудования уже прибыло, можно начинать монтаж. Но для них появилась срочная и не запланированная нами ранее работа. Может быть, завтра? Вы устали.

– В двух словах.

– Детей, таких, как Олег Ерлыкин, оказалось больше, еще семеро. Таким образом мы имеем восемь матерей и восемь мальчиков. Одна пара – сопряженные телепаты, как мы их назвали, остальные матери такими способностями не обладают. Из отцов в живых пятеро, все работают в городе рядом. Надо исследовать эту группу подробнейшим образом.

– Да, материал интересный. Давай завтра все обсудим вместе с Иванищевой – она женщина серьезная, хоть и с заскоками. Ученица Тимофеева-Ресовского, чем весьма гордится.

– Того самого?

– Того. А сейчас – спать хочу. Проводи меня. Как там Антонина? Как Гриша?..

ВЕЧЕРОМ СО СКВОРЦОВЫМ

– Ну, как, познакомился с коллективом? Как Верещатская?

– Знакомлюсь. А она ничего, деловая. Только серьезная очень – шуток не понимает. Ладно, поживем – увидим … Ты-то как?

– Соскучился без тебя. Ей богу!

– Тоню не обижай – разве она ни все время около тебя?

– Что ты! Тоня … Тоня – это такой подарок судьбы … А ты – это ты.

– Давай по маленькой?

– Давай.

– Ну, рассказывай. Ты так тогда умчался, ничего не объяснил. Как дела-то?

– Сложно. Сколько времени прошло … По работе, вроде бы, все идет путем, из графика не выбиваемся, но вокруг … Я тут такого наворотил …

– Давай, давай, выкладывай.

– Я тут настоящей мафии на хвост наступил. Ненароком. А раскрутилось такое … прямо как в жизни – только тронешь, так потом не остановишь. Было все чинно-благородно – закрытый город, а при закрытом городе – закрытый научный центр. Ты теперь понял, откуда все наши разработки пришли? Отсюда.

– Но то, для чего ты сюда приехал, не конструкционные материалы?

– Новый проект? Нет, но это – потом. Так вот: копнул я случайно. Или не случайно – нарушение установленного порядка было формальным, а по существу весьма серьезным. Так и оказалось. И за жабры я – опять случайно? – взял серьезную рыбу. Чтобы его освободить дружки его подельники организовали захват Тони в заложницы.

– Ну!? Серьезно!? Как она … То есть – все нормально? У них не вышло? Ее не захватили? Да говори ты!

– Не дергайся. Она тебе сама расскажет. Но захватить ее они сумели, только я освободил ее очень быстро … Испугался – ты себе не представляешь … Без жертв не обошлось … Но все это вскрыло такой нарыв!

– Все-таки, как она? Как она пережила это?

– Витя, она – профессиональный разведчик. Ты понял это давно, хотя вот так, в лоб, никогда мы тебе этого не говорили. А профессионалу приходится и не такое …

– Все равно, Толя, она – женщина. И это надо учитывать, неужели непонятно …

– Да все понятно. И я, и Гриша потом старались вовсю, чтобы ее успокоить. Гришка от нее не отходит, я даже ревную – они вместе времени больше проводят, чем со мной …

– Ну и дурак. Ревновать такую женщину! Хотя только такую и ревновать – без повода, без причины, просто так, потому что любишь … Ты еще ко мне ее приревнуй. Серьезно. Я к ней очень тепло отношусь, с любовью, она меня тоже считает близким человеком, делится со мной своими заботами … Ладно. Давай дальше. Не получился у них захват заложника …

– И проявились все заинтересованные лица. И проявился мой характер – бить, так уж как следует, чтобы не встал. С десантниками, с оперсоставом горотдела ликвидировали всю преступную группировку под корень. Тоже без стрельбы не обошлось, но кончилось все малой кровью. И их, а не нашей. Оказалось вовлечено в дело столько всякого разного народа, столько всяких связей повылезло! Свидетелей с большим запасом опасной информации уже начали убирать, ведомства забеспокоились – прислали своих следователей, приехала комиссия партконтроля … Связей много оказалось, и не только в преступном мире.

– А чем они промышляли? Какие цели у них были, чем занимались?

– ЗАТО – закрытое административно-территориальной образование, со своими законами и ограничениями. Например, уезжая отсюда нельзя с собой увезти недвижимость и драгоценности. Золотишко там, украшения. Только деньги. Преступная группа занималась вывозом отсюда этих запрещенных изделий – от конкретных лиц конкретным лицам. Но это было не основным, а побочным занятием – основным была транспортировка наркотиков, героина.

– Наркотики? И куда же их перевозили? Зачем?

– Святая простота. Наркотики – самый выгодный и дорогой товар, и наркодельцы – самые богатые люди в мире. А наш рынок – неосвоен и необъятен, лакомый кусок. Вот и создали здесь группу для переправки наркотиков, используя недосматриваемые спецгрузы, военно-транспортную авиацию. И все под крылышком начальственных чинов из … из серьезных ведомств. Группа для захвата Тони была сформирована из уголовников начальством местного лагеря. В городе функционировал дом терпимости с девочками и наркотиками под видом женского общежития местного завода. Городской прокурор там был завсегдатаем …

– Слушай, да об этом роман можно писать! Но когда ты успел – за какие-то два месяца?

– Так это же далеко не все – я же тебе мелкие подробности не рассказываю, а они сами по себе тянут тоже на многотомный роман каждая. Но при этом, учти, никто с меня основной работы не снимал.

– И когда же ты со всем этим управился?

– Трудно сказать. Пытаюсь управиться. Только времени не хватает. Вот сегодня приехала одна очень важная женщина – биолог. Без нее вся наша работа никому не нужна. Вот теперь можно разворачиваться как следует. Но про все про это я расскажу тебе в другой раз.

ЗАПИЛ СВАРЩИК

– Анатолий Иванович, Музыкантов!

– Да, Михеич. Слушаю тебя. Да не части ты! Ну … Ну … Ну … .....

– Я сам съезжу! Работай! Резерв есть? Заменить его, говорю, есть кем? Все!

– Двое, видео, машину! Галина Климентьевна, я в город отлучусь.

Машина долго пробиралась по нерасчищенным улицам.

– Тут бы нашего «козлика» надо, куда этой японской красотуле … – ворчал водитель.

Но все же они добрались – почти на самом конце улицы, упиравшейся в сплошную стену тайги, за повалившимся забором стоял ветхий домик. Пес тявкнул и спрятался под крыльцо. Ступеньки жалобно заскрипели под ногами Свиридова и его спутников.

– Дома есть кто? Здравствуйте.

Провисший потолок, покосившаяся печь в трещинах и совсем не к месту полированная мебель и ковры – на полу, на стенах. Двое ребятишек в теплых костюмчиках, уцепившиеся за нарядную юбку матери, неяркий свет через маленькие окошки, наполовину завешенные богатыми занавесками.

– Здравствуйте …

– Андрей где?

– Да вон лежит, как с вечера принял лишнего … Нет, вы не подумайте, он не пьяница, нет … А вы кто будете?

– Я полковник Свиридов, начальник научного центра. Эти товарищи со мной. Попробуйте его отрезвить, – кивнул он сопровождавшим его офицерам. – А вас как величать?

– Варвара Самсоновна.

– Анатолий Иванович. Сядем, Варвара Самсоновна. Пока там его пытаются привести в чувство, поговорим. Смотрю, дом у вас неважнецкий …

– Так из-за этого, он, почитай и напился вчера. Михеич говорил – не надо, сходи к Свиридову … то есть к вам, выходит? А мой-то …

Она заплакала и Свиридов решился и вошел в ее сознание. Оказалось все до глупости просто – переселили их при расширении завода, даже дом не дали разобрать и перевезти из-за срочности, обещали дать жилье, а пока поселили в этой развалюхе, даже корову негде поставить, Андрюша ходил-ходил по начальству жилищному, да что толку – нет возможности, нет денег, нет материалов. Сам бы поправил – так материалы нужны, да и на работе с утра до вечера, пока оттуда доберешься, до затемно встать надо – до автобуса минут сорок пешком идти-то. Вчера снова пошел к этому инспектору, а тот ухмыляется и на взятку намекает, да еще нос воротит – пахнет от тебя что-то нехорошо, как ты посмел прийти такой-сякой! Конечно, деньги собрать можно, Андрюша хорошо зарабатывает, вон и мебель купили, да уж очень погано это … Что это столько важных людей понаехало, как бы Андрюше плохого не сделали, прогулял ведь …

– Посидите с детишками пока тут. А я посмотрю ваш дом. Снимать!

Стены кое-где в углах заиндевели. На коврах, что висели по стенам, виднелись белые полоски инея, потолок провис и держался на подпорках.

С улицы ввели расхристанного сварщика со снежинками и каплями талого снега в волосах.

– Анатолий Иванович … Анатолий Иванович! – бухнулся тот на колени.

– Тебе бы не на колени вставать по пьяному делу, а головой маленько поработать – глядишь, и толк был бы … Смирнов! Валиков!

– Да, командир.

– Поезжайте в горсовет и привезите сюда председателя горсовета Забалуева. Добром не поедет – силой привезти. Исполнять.

Сварщик так и сидел на полу, опустив голову.

– Ты говорить-то можешь?

– Могу …

– Почему терпел?

– Так обещали … Власть …

– Ты к Шабалдину ходил? Ко мне пришел?

– Так мы городские – нами только горсовет занимается … Центр нам не помогает … И жилья не дает …

– У кого вчера был? У какого инспектора? Помнишь хоть?

– Сейчас … Рожа такая раскормленная, так и хочется к печке приложить … Пашкаев его фамилие …

– А чего напился?

– Так … Я вкалываю … А он в теплом сортире цельный день сидит и еще измывается, гад … Давить таких надо … А тут Варя, детишки … Придешь домой – руки опускаются …

– Сказал бы я тебе, да жена твоя услышит … Грамотный? Писать-то можешь? Вот и напиши все, как есть. И почему напился, и как дошел до жизни такой.