Предстоящее путешествие

В наших изысканиях мы отправимся не по одной длинной дороге, а по многим взаимосвязанным путям. Время от времени мы будем возвращаться, чтобы посмотреть на такие дисциплины, как биология и психология, под другим углом. В повествовании не всегда соблюдается хронология, поскольку мы будем обращаться не только к свидетельствам из истории человечества, но и к данным об эволюции человека, для того чтобы серьезно разобраться в том, что мы делаем и как мы думаем. Учитывая, что исследование напоминает путешествие, в котором множество различных точек высадки на берег, вот краткий обзор того, что ждет впереди, по порядку.

Я разделил книгу на девять частей. Часть I под названием «Принадлежность и распознавание» охватывает разнообразные сообщества позвоночных. В главе 1 рассматривается роль кооперации в сообществах, которая, как я намерен продемонстрировать, менее существенна, чем вопрос идентичности; общества состоят из отдельного множества членов, которых связывают различные взаимоотношения, не всегда гармоничные. В главе 2 мы поговорим о других видах позвоночных, в основном о млекопитающих, чтобы пролить свет на то, как сообщество, несмотря на существующие недостатки системы сотрудничества, приносит пользу его членам, обеспечивая их потребности и защиту. В главе 3 исследуется вопрос о том, насколько важны для успеха различных групп перемещения животных внутри и между сообществами. Одна универсальная модель активности, слияние-разделение, создает динамику, которая помогает объяснить эволюцию разума у определенных биологических видов, среди которых люди – наиболее очевидный пример, и к этой теме мы будем возвращаться на протяжении всей книги. Глава 4 посвящена тому, как много должны знать друг о друге члены большинства сообществ млекопитающих для поддержания таких групп. Здесь я расскажу о лимитирующем факторе, существующем в сообществах многих видов животных: все члены обязаны знать друг друга как индивидуумов, нравятся они друг другу или нет, и эта особенность ограничивает численность сообществ – самое большее до нескольких десятков особей. В связи с вышеизложенным возникает вопрос: каким образом человеку как виду удалось освободиться от такого ограничения?

Часть II, «Анонимные общества», посвящена группе организмов, которые с легкостью нарушают это популяционное ограничение, – общественным насекомым. Одна из преследуемых мною целей – преодолеть нежелание (возможно, испытываемое вами, дорогие читатели) уподоблять насекомых «высшим видам», особенно людям, объяснив ценность подобных сравнений. Глава 5 рассказывает о том, как в целом возрастает сложность социальных отношений с увеличением размера сообществ насекомых, для которых характерно усложнение инфраструктуры и разделения труда. Такая же тенденция наблюдается и в человеческих обществах. В главе 6 мы рассмотрим, как большинство общественных насекомых и несколько видов позвоночных, таких как кашалоты, демонстрируют принадлежность к сообществу с использованием сигналов, указывающих на их индивидуальность: химических (запах) – у муравьев и звуковых – у китов. Эти простые способы не ограничены рамками памяти и потому позволяют сообществам некоторых видов достигать невероятных размеров, в некоторых случаях – без верхней границы численности. Следующая глава, «Люди-анонимы», разъясняет, как люди применяют такой же подход: наш вид «настроен» на маркеры, свидетельствующие о том, что́ каждое общество считает приемлемым, включая такие нюансы поведения, которые можно отметить лишь подсознательно. Благодаря указанным средствам люди способны устанавливать связи с незнакомцами в обществе, которое я называю анонимным, и преодолеть ограничения, связанные с размером обществ.

Три главы, включенные в часть III, «Охотники-собиратели недавнего прошлого», посвящены вопросу о том, какими были человеческие общества до появления земледелия. Я рассматриваю людей, которые до недавнего времени вели жизнь охотников-собирателей: от кочевников, живших в небольших расширенных группах, называемых локальными группами, до тех, кто большую часть года проводил на одном месте. Несмотря на то что кочевникам уделяется больше всего внимания и кочевой образ жизни рассматривают как золотой стандарт способа существования наших предков, напрашивается вывод (и это легко доказать), что на заре человечества людям были доступны оба варианта. Мы можем также заключить, что охотники-собиратели не были архаичными людьми, ведущими примитивный образ жизни. Следует признать, что их представители ничем существенно не отличались от нас: это люди, так сказать, «в настоящем времени». Несмотря на признаки продолжающейся, даже ускоренной эволюции человека в последние 10 000 лет, человеческий мозг не подвергался каким-то фундаментальным перестройкам с момента появления первого Homo sapiens^[13]. Это означает, что, невзирая на любые приспособления человека к современной жизни, мы можем обратиться к историческим свидетельствам об образе жизни охотников-собирателей и рассматривать природу ранних человеческих обществ как основу для современных.

Больше всего нас интересуют невероятные различия между кочевыми охотниками-собирателями – склонными к равноправию мастерами на все руки, которые решали проблемы путем обсуждения, – и оседлыми, чьи общества были предрасположены к появлению лидеров, разделению труда и неравному распределению материальных благ. Первая из упомянутых социальных структур указывает на психологическую гибкость, которой мы по-прежнему обладаем, даже несмотря на то, что поведение большинства современных людей больше похоже на поведение оседлых охотников-собирателей. В части III сформулированы два вывода: общества охотников-собирателей отличались друг от друга и отличительными признаками, как и в современных обществах, были маркеры идентичности.

Это означает, что на каком-то этапе в далеком прошлом наши предки, должно быть, совершили важнейший, но до сих пор не замечавшийся эволюционный шаг – перешли к использованию знаков принадлежности к группе, – который со временем позволил нашим обществам расти. Чтобы разобраться, как это произошло, в части IV, состоящей всего из одной главы, мы перенесемся в прошлое, а также изучим поведение современных шимпанзе и бонобо. Я выдвигаю гипотезу о том, что простое изменение способа применения обезьянами одного из звуковых сигналов, уханья, могло превратить этот звук в необходимый для идентификации друг друга как членов одного сообщества. Такая трансформация, или нечто подобное, могла, бесспорно, произойти и у наших далеких предков. К этому первоначальному «паролю» добавлялись другие маркеры, многие из которых связаны с человеческим телом, и таким образом наши тела превратились в «доску объявлений» из плоти и крови для демонстрации идентичности человека.

Рассмотрев, как появились маркеры идентичности, мы перейдем к исследованию психологических основ этих маркеров и принадлежности к обществу. В пяти главах части V, «Функционирование (или нет) в обществах», дается обзор удивительно разнообразных последних данных о человеческом разуме. Большинство исследований сосредоточено на принадлежности к этносу и расе, но их результаты применимы и к обществам в целом. Мы рассмотрим следующие темы: почему люди смотрят на других, словно те обладают некой особой сущностью, которая превращает общества (а также этносы и расы) в настолько фундаментальные, что люди воспринимают эти группы так, будто это разные биологические виды; как младенцы учатся распознавать такие группы; какую роль играют стереотипы в упорядочении наших взаимодействий с другими людьми и каким образом подобные стереотипы могут быть связаны с предубеждениями; почему предубеждения проявляются невольно и неотвратимо, зачастую заставляя нас воспринимать чужака скорее в качестве представителя его этноса или общества, а не как уникальную личность.

Психологические оценки, которые мы даем другим, разнообразны, включая нашу склонность считать чужаков «ниже рангом», чем представителей нашего собственного общества, а в некоторых случаях вообще воспринимать их как «недочеловеков». В главе 4 части V объясняется, каким образом мы применяем подобную оценку других людей к обществам в целом. Люди считают, что представители чужих групп (наряду с их собственными) могут действовать как единое существо с собственными эмоциональными реакциями и целями. В последней главе части V мы обратимся к тому, что узнали о психологии и биологических основах обществ, для того чтобы сформулировать развернутые вопросы о том, как семейная жизнь вписывается в эту картину и можно ли, например, представить общество в виде своего рода расширенной семьи.

Часть VI, озаглавленная «Мир и конфликты», посвящена проблеме взаимоотношений между обществами. В первой главе этой части я привожу свидетельства из мира природы, которые демонстрируют, что, хотя сообществам животных не обязательно вступать в конфликт, мирное сосуществование – относительно редкое явление, которое встречается всего у нескольких видов и поддерживается в условиях минимальной конкуренции. В следующей главе центральное место в повествовании отводится охотникам-собирателям, чтобы выяснить, каким образом не просто мир, а активное сотрудничество между обществами стало выбором нашего вида.

В части VII, «Жизнь и смерть обществ», рассматривается вопрос о том, как формируются и распадаются общества. До того как перейти к человеческим обществам, я даю обзор ситуации в мире животных и прихожу к выводу, что все сообщества проходят через своего рода жизненный цикл. Несмотря на существование иных механизмов, как мы увидим, у большинства видов основной способ возникновения новых сообществ – это разделение существующего сообщества. Как показывают результаты исследований шимпанзе и бонобо, подкрепленные данными по другим приматам, перед разделением в сообществе на протяжении нескольких месяцев или лет возникают группировки, что увеличивает разногласия и в конце концов приводит к расколу. Такое же формирование фракций, обычно в течение нескольких веков, имеет место и в человеческих обществах, за исключением важного отличия: первичное давление, приведшее к разделению групп людей, возникло, когда первоначальные объединяющие маркеры, сохранявшие общество, перестали быть общими, и люди стали считать себя несовместимыми. По прочтении этой части становится понятно, почему восприятие людьми собственной идентичности меняется со временем так, что этот процесс невозможно было остановить в доисторические времена, в основном из-за плохо развитой коммуникации между общинами охотников-собирателей. По этой причине общества охотников-собирателей разделялись, когда, по современным меркам, они были еще крошечными.

Разрастание обществ и превращение их в государства (нации) стало возможным благодаря социальным изменениям, которые я рассматриваю в части VIII, «От племен к нациям». Некоторые поселения охотников-собирателей и племенные деревни с простыми способами ведения сельского хозяйства делали первые неуверенные шаги в этом направлении, когда лидеры расширяли свою власть и захватывали контроль над соседними сообществами. Я начну рассказ с описания организации племен в виде множества деревень, каждая из которых большую часть времени действовала независимо. Лидерам таких слабо связанных деревень необходимо было умело поддерживать социальное единство и препятствовать распаду, но это им не очень-то удавалось, отчасти потому, что у них не было средств, благодаря которым их народ держался бы вместе, идентифицируя себя с обществом: дорог и кораблей, которые связывают людей с тем, что делают их соотечественники. Рост также требовал от обществ расширения владычества над территориями соседей. Этот процесс не был мирным: в царстве животных найдется крайне мало свидетельств добровольного слияния сообществ. Одни человеческие сообщества стали завоевывать другие и таким образом включать чужаков в свое общество. У других видов тоже время от времени происходит перемещение членов из одного сообщества в другое, но у людей такой обмен перешел на новый уровень с появлением рабства и в конечном счете покорением целых групп.

Теперь, когда мы разобрались, какие силы способны заставить небольшие общества вырасти до огромных, в том числе современных, государств, в последней главе части VII мы рассмотрим, как такие общества обычно приходят к концу. Для обществ, созданных путем завоевания, характерны не раскол между группировками, который мы наблюдали в среде охотников-собирателей, и не полный крах, хотя и подобное может произойти, а скорее разлом, который почти всегда происходит приблизительно вдоль древних территориальных границ, разделявших народы, включенные в состав такого общества. Большие общества не более долговечны, чем малые, и распадаются на части в среднем раз в несколько столетий.

В последней части книги мы пройдем по окольному пути, который привел к появлению этносов и рас и временами мутных вод современной национальной идентичности. Для того чтобы стать спаянным целым, общество завоевателей должно было перейти от контроля некогда независимых групп к принятию их в качестве членов своего общества. Для этого требуется трансформация идентичности, когда группы этнических меньшинств приспосабливаются к народу, составляющему большинство, – доминантной группе, которая, во многих случаях, основала общество и контролирует не только его идентичность, но также и большую часть ресурсов и власть. Такая ассимиляция происходит только до определенной степени и вот почему: этносы и расы, как продемонстрировано ранее в этой книге для отдельных личностей и обществ в целом, будут чувствовать себя наиболее комфортно вместе, если у них есть некоторые общие признаки, но при этом они отличаются достаточно, чтобы чувствовать себя разными. Кроме того, появляется разница в статусе разных меньшинств, и он может меняться на протяжении нескольких поколений, хотя большинство почти всегда прочно сохраняет контроль. Включение этнических меньшинств в качестве членов общества влечет за собой предоставление им возможности смешиваться с большинством, географическую интеграцию населения, которая была разрешена не во всех обществах прошлого.

Во второй главе части IX рассматривается, как современные общества сделали возможным более мирное встраивание большого числа чужаков за счет иммиграции. Такие перемещения редко происходили легко, и, как в прошлом, за иммигрантами закреплялся более низкий статус и меньше полномочий. Иммигранты, возможно, сталкивались с меньшим противодействием, если брали на себя социальные роли, которые минимизировали конкуренцию с другими членами общества, но при этом давали почувствовать собственную значимость и уважение. Идентичность, которой на своей этнической родине иммигранты очень дорожили, часто преобразуется в угоду более крупным расовым группам. Возможно, сначала сдвиг в восприятии происходит под нажимом, но вновь прибывшие могут принимать изменения, поскольку они дают преимущества в виде более обширной базы для социальной поддержки в новом обществе. Главу завершает рассказ о том, как критерии гражданства стали идти вразрез с психологией восприятия людьми того, кто именно в обществе занимает место, принадлежащее ему по праву. На последнее серьезно влияет отношение людей к тому, насколько должна быть важна роль общества в обеспечении разных людей или групп и защите их самих, – отношение к патриотизму и национализму соответственно. Разнообразие точек зрения по этим вопросам, возможно, необходимо для здорового общества, даже несмотря на то, что оно отягчает социальные конфликты, которые становятся темой заголовков современных СМИ. Принимая во внимание эти акценты, в последней главе, «Неизбежность обществ», поднимается вопрос о том, необходимы ли общества.

Приходя в этой книге к определенным выводам, я заранее должен признать, что объединенная область исследования обществ – это еще недостижимая мечта. Слишком часто научные дисциплины поощряют некие привычные способы мышления и пренебрегают нетрадиционными, разделяя интеллектуальный мир на враждебно настроенные друг к другу сообщества, известные как биология, философия, социология, антропология и история. Таким образом, в укромных «уголках и щелях» между науками остается многое, что требует обсуждения. Например, историки-«модернисты» считают нации исключительно новым феноменом. Я же буду отстаивать точку зрения, согласно которой родословная наций имеет древние корни. Некоторые антропологи и социологи идут еще дальше и рассматривают общества как совершенно необязательные конструкты: по их мнению, люди формируют подобные объединения, когда те отвечают их интересам. Моя цель – показать, что принадлежность к обществу настолько же важна для нашего благополучия, как обретение брачного партнера или любовь к ребенку. Я также разочарую некоторых из моих коллег-биологов. Я неоднократно слышал, как биологи, если изучаемый ими вид не совсем отвечает этому критерию, в штыки встречают идею о том, что сообщества надо изучать как группы с особой идентичностью и принадлежностью. Подобная гневная реакция лучше всего иллюстрирует значимость терминов «сообщество» (когда речь идет о животных) и «общество»^[14].

Если отставить в сторону споры среди специалистов, читатели с разными политическими убеждениями почерпнут разную информацию в современной науке. Какой бы точки зрения вы ни придерживались, я убеждаю вас рассматривать факты из других областей знания, находящихся за пределами ваших интересов. Это необходимо для того, чтобы знать, как ваши собственные, зачастую неосознаваемые предубеждения и предубеждения людей вокруг вас (которые усиливаются в толпе) могут влиять как на действия вашей страны, так и на ваше обычное поведение с другими людьми.