Провожая их взглядом, Сухой расписался в своей четкой гендерной принадлежности, пока щелчок пальцами перед лицом от Красной не вернул его обратно в реальность. Харальд сказал, что выбрал тех валькирий, которые помясистее, после чего они решили поговорить просто о новой Москве – действительно новой и действительно Москве. Например, о том, что в этом районе корпоративного контроля уже практически не было, так как последний «оплот зла» превратился в болото со зловонными испарениями. На что жили местные забулдыги, оставалось только догадываться, и вряд ли среди этих предположений были легальные варианты ведения дел, хотя границы легального также подвергались изменениям. Потом пытались выяснить информацию иного рода: сколько же градостроительной и живой массы города подверглось изменению. Подсчёты осложнялись не только тем, что разговор носил времяпроводительный характер, но и тем, что фронт Преображения между старым миром и новым не проходил по какой-то определенной линии. В глубине районов, в агонии сохраняющих порядки и устройство старого мира, могли начаться преображения объектов и людей в соответствии со средневековым образом жизни. Очевидно было одно: ни скорость изменений, ни их география, ни в целом законы, по которым всё это происходит, не поддавались подсчётам в привычном смысле слова. Сухой считал, что их нужно просто чувствовать, как животные чувствуют приближение стихийного бедствия. Но какое чувство у человека отвечало за это, он затруднялся сказать, хотя было понятно, что у многих людей оно напрочь атрофировано.

За разговорами время выступления наступило достаточно быстро, так что Красная ещё не успела потерять задорный настрой от скучных мужских разговоров. Трактир заполнился людьми, и как только зрители увидели красно-синюю косу на сцене, раздался одобрительный свист и крики. Кто-то стал орать, как он любит столь яркую девушку и готов отдать за неё четырех коров. Из другого угла зала цену повысили до десяти. Красная прищурилась и пресекла этот мужской примитивный взгляд на ухаживания мажорными аккордами. Песни полились в зал одна за другой, приводя слушателей в экстаз. Красная двигалась очень грациозно, но не как балерина, а как неудержимая и мощная стихия, уносящая за собой любые объекты, попадавшиеся ей на пути. Конечно же, этими объектами были мужские сердца. Сухой не отставал, привлекая внимание женской части зала. Успех был очевиден по лицу папы Бонифация, который потирал руки, уже подсчитав выручку за выступление и рост популярности заведения. Про доходы от выпивки он, естественно, тоже не забывал.

После выступления Красная и Сухой направились за кулисы в дальнюю комнатушку, которая громко называлась «гримерная». Красная тяжело дышала.

– Ты слишком выкладываешься, – заметил по пути со сцены её друг.

– Могу и выкладываюсь! – отмахнулась она. – Пойдём в гримёрку. Переведём дух.

В маленькой комнате, в которой странным образом ещё сохранилось старое зеркало, они молча сидели на стульях. Красная положила ноги на стол и проверяла пряжки на сапогах. Она явно была довольна выступлением.

– А какую я ноту взяла! А? Еще и с расщеплением! Класс! – она вновь переживала это. – А как ты импровизировал соло!

– Да, я тоже молодец, – засмеялся Сухой.

Раздался стук, и трактирные слуги стали заносить подарки восторженных зрителей. Красная подошла к подаркам, которые в изобилии оставили ей поклонники. Цветы, вино, свиная рулька, кожаное пальто и шикарные сапоги. Цветы в современных реалиях игнорировались сразу, а вот кожаное пальто и сапоги заставили её задуматься.

– Смотри, записка, – развернув послание от ухажёра, Сухой зачитал его. – Зовёт замуж. Говорит, что владеет пятнадцатью коровами. В наше время я предложил бы тебе задуматься. Пишет, что ты красивая, искрометная, живое воплощение гармонии (тут ему явно кто-то помог) и прочая восторженная чепуха.

– Что ты думаешь об этом? – спросила Красная, примеряя сапоги.

– Мужики – болваны. Ты потому так и сверкаешь, что свободная птичка, а посади тебя в клетку, пускай и золотую, зачахнешь, – ответил Сухой.

– Не старайся, за тебя не пойду. Друга лучше тебя мне не найти, а портить отношения замужеством – дурацкая идея, – пальто тоже пришлось впору, но было тяжеловато.

– Но когда-нибудь тебе надоест твоя свобода, и тогда можно будет рассмотреть предложения, – задорно произнёс Сухой.

– Когда-нибудь – да, – ответила Красная.

– Но ты же будешь уже помятой… Пардон, выдержанной, – улыбка обнажила не по средневековым меркам белоснежные зубы Сухого.

Девушка продолжала методично зашнуровывать сапоги.

– Как же тогда ты заинтересуешь претендентов? Если таковые будут, конечно, – не унимался трубадур.

– Если я их не заинтересую тогда, то и сейчас нет смысла начинать отношения, – Красная разогнулась и с удовольствием рассматривала сапоги на своей стройной подтянутой ноге.

– Но согласись, что использовать юность и упругость… души для построения отношений выгоднее, – Сухой одобрительно покачал головой, оценивая обновку Красной.

– Использовать – да, но я справлюсь и без этого, – ответила она. – Потому и сейчас меня не оставляют в покое.

Дверь открылась без стука, а значит, папа Бонифаций пришёл проведать звёздный дуэт.

– Ты ж моё золотко! – обратился он к Красной. – Каждое твоё выступление всё лучше и лучше, а значит, гонорар всё больше и больше. Про мой интерес тоже не будем забывать.

Он крепко обнял девушку, но и Сухого удостоил одобрительным взглядом. На стол он положил увесистый кожаный кошель с монетами.

– Я уже осмелился учесть ваши увеселительные расходы, – подмигнул он Сухому.

– На этот раз не нужно, – остановила его Красная. – Мы хотим получить полный гонорар. Нам нужно на время уехать из города.

– Да?! У вас проблемы? Может, я могу помочь их решить, чтобы избежать ненужной суеты с пересчётами вашего вознаграждения? – поинтересовался опытный трактирщик.

– Ты бы мог попробовать, но, боюсь, тогда трактир придётся выставлять на герцогский аукцион, – со значением произнес Сухой.

– Очень жаль, очень жаль… аншлаги продолжались бы неделю, а то и дольше! – размечтался он. – Может, всё-таки останетесь?

Друзья одновременно скептически покачали головами.

– Через полчасика донесу остальное, а вы пока всё же выпейте за счёт заведения в верхней ложе, – улыбаясь, сказал папа Бонифаций.

Они согласились, хотя прекрасно понимали, что папа Бонифаций делал это не по доброте душевной, а в надежде, что тепло алкоголя отгонит страхи и трубадуры останутся для взаимообогащения.

Поднявшись в ложу для серьёзных, или как раньше говорили, вип-гостей, друзья уселись поудобнее.

– Мы бы могли и отметить напоследок, – вспомнил Сухой слова Красной в гримёрке.

– Насколько я тебя знаю, нам предстоит какой-то дебильный маршрут. Так что нужно серьёзно подготовиться, – женская хозяйственность проявилась даже на лице Красной, из-за чего она стала выглядеть на несколько лет старше. – И для этого нам нужны все возможные средства и трезвая голова без похмельного синдрома.

– Согласен, – смирился Сухой. – Но по кружечке мы сегодня опрокинем?

– Согласна, – смирилась Красная.

Пока они маленькими, не характерными для себя, глотками, цедили принесённое им «баварское шампанское», в соседнюю ложу поднялась группа из нескольких юношей и девушек. По манере их разговора Сухой понял, что они не из преображенных. К тому же одеты они были как мажоры из старого мира, а значит, пришли искать острых ощущений в столь злачное место. Бросить вызов вселенной – типичное занятие для заскучавших господ. За их спинами было двое телохранителей, чтобы приключение не закончилось, так и не начавшись, потому что здешние обитатели хоть и преобразились, но не забыли, у кого могут водиться деньги из старого мира. К тому же все прекрасно знали, что здесь расплачиваются золотом, серебром и натуральным обменом. С натуральным обменом у гостей явно было плохо, а вот с золотом и серебром полный порядок.

Сухой стал разглядывать немного растерянных спутниц, которых явно уговорили приехать в трактир, хотя они предпочитали клубную жизнь старого мира. Одной из них трубадур даже попытался незаметно подмигнуть.

– А как теперь женщины будут следить за собой: накачивать губы, грудь, попу и прочие прелести? – спросил Сухой, для которого это был отнюдь не праздный вопрос.

– Колдовством, конечно же. Не парься, всё будет как прежде, – ответила Красная, которой было интереснее смотреть за движением в основном зале внизу.

– А цена вопроса? – Сухой тоже перевёл взгляд вниз, где, как обычно, назревал очередной конфликт, который рано или поздно закончится мордобоем.

– Видимо, по старинке цена – бессмертная душа, – ответила Красная. – А вот самой женщины или её мужа, тут я затрудняюсь ответить.

– Нормальный такой размен, – Сухой мысленно поблагодарил небеса, что он не женщина. – Но тебе нечего переживать. У тебя-то губы и так пухлые.

– Самые обыкновенные, – ответила Красная, проведя кончиком пальца по губам.

– И второй подбородок тоже красивый, – не унимался он.

– Ничего подобного, – ответила девушка, на этот раз более уверенно ощупывая место предполагаемой полноты до тех пор, пока не услышала смех не способного больше сдерживаться своего бывшего, минут на десять, лучшего друга.

Один из мажоров из соседней ложи встал и дерзко подошёл к Сухому.

– Ты чего пялишься на мою девушку, рокер недоделанный? – спросил он с явным выражением лица «уголками рта вниз».

Сухой с такими уже сталкивался. В подобных заведениях они задирают представителей нового мира до пролития первой крови, которая, в соответствии с бабушкиными сказками, увеличивает шанс Преображения. Они решили, что выступившие трубадуры, как явные представители нового мира, вполне подходят. Пошли бы они лучше к Харальду, там бы крови было бы море, но только их крови.

– Мужики, я просто завидовал вам, что у вас такие прелестные спутницы, и не более того, – попытался успокоить драчуна Сухой. – И хочу добавить, что мы не из преображённых…

– А это мы сейчас проверим по цвету твоей крови! – сказал задира и пнул Сухого ногой в грудь, отчего тот свалился со стула.

Двое его друзей хотели добавить Сухому ещё по паре ударов, но они просчитались, решив, что раз один из трубадуров девушка, то и в драке у них преимущество. Новые кожаные сапоги Красной требовали жертвенной крови и пару зубов для освящения. С этими мыслями она со всего размаху заехала одному из нападающих в челюсть, отчего тот упал на пол, ударившись головой о стол. Второму повезло куда меньше, потому что второй удар пришелся в точку сосредоточения мужественности и глупости представителей сильного пола. От боли тот не смог даже пискнуть для обозначения потери достоинства. Зачинщик сразу же ретировался за спины подоспевших телохранителей, которые явно не испугались ни Сухого, ни тем более Красной, тут же зарядившей ногой в живот одному из них. Тот не растерялся и стукнул Красную кулаком в её прекрасные губы, отчего она пошатнулась, но сдаваться явно не собиралась. Сухой же схлестнулся со вторым телохранителем или с первым, что уже не имело значения. Они были как двое из ларца, одинаковых с лица, и эта «одинаковость» усугублялась мягким приглушенным освещением ложи для солидных господ. В любом случае через пару пропущенных ударов Сухой уже плохо понимал, где находится и что происходит вокруг.

Через полчаса друзья сидели на обочине у трактира, так как папа Бонифаций приказал выбросить всех зачинщиков наружу, чтобы остыли. По этому бесцеремонному акту друзья поняли, что, несмотря на их финансовые заслуги, папа Бонифаций на них обиделся. Сухой проверял, все ли зубы на месте, с презрением наблюдая за мажорами, удалявшимися в сторону Павелецкого пропускного пункта в остатки старого мира. С другой стороны, драка с ними явно укрепила желание друзей покинуть Москву.

– Зря ты полезла, – произнес Сухой, сплёвывая кровь на обочину. – Сейчас мы вернулись в те времена, когда женщине пропишут, не раздумывая.

– Равноправие как оно есть, – ответила Красная, потирая разбитую скулу и опухшую губу. – Зато никто не притворяется.

Ещё через полчаса к ним присоединились Харальд и клерк, которые тоже участвовали в типичной ночной трактирной потасовке. Харальд, несмотря на поломанный нос и порванную рубаху, был доволен, так как троих он свалил с одного удара, и если бы собирал потерянные его противниками зубы, то получилось бы приличное ожерелье. Клерк, весь в крови, смеялся, глядя в вечернее небо.

– Слушай, чего тянуть, пойдем к нам в дружину? Что дохлый на вид, не проблема – ты настоящий берсерк, к тому же от тебя такого не ждут, а это ещё опаснее! – предложил Харальд новому приятелю, прошедшему боевое крещение.

Тот согласился, в последний раз послав свою старую жизнь. Он поверил Харальду, что его новая жизнь будет куда ярче, и что-то подсказывало, куда короче.

– Любите вы навести суету! – Харальд выпрямился, поднимая своего нового коллегу. – Удачи вам в вашей войне!

– И вам! – поморщилась от боли Красная.

В свете фонарей викинг и клерк выглядели как существа разных биологических видов, но роднее друг друга теперь у них никого не было. Пускай и не с первого раза, но столица донесла до друзей, что их пребывание здесь закончилось и утром нужно собираться в путь.

– А мы куда? – спросила Красная.

– В Стамбул или Константинополь. Уверен, пока они ещё сражаются друг с другом, – ответил Сухой.

– Уверен? Я поеду с тобой, только чтобы посмотреть, как это путешествие собьёт с тебя спесь!

– Ой-ой-ой! А я вот чувствую, что разберусь в том, что творится в нашем мире!

Красная закатила глаза от пафосной фразы помятого трубадура. Но в одном она была согласна с другом – предстоящее роудмуви получится хоть куда.