– Да, конечно. Я буду целый день дома. Можете прийти в любое время.

– Отлично! Тогда я забегу завтра где-то к… двенадцати? Будет удобно?

– Да, даже отлично. Я как раз собиралась поехать в магазин за покупками.

– Тогда я могу остаться и развлечь Каспара, а вы в это время займетесь своими делами.

– Спасибо. Вы меня очень выручите.

***

На следующее утро Томас, как и обещал, пришел ровно к двенадцати. Он снова стоял в дверях с букетом, только на этот раз выбрал красные розы, а в другой руке держал черный портфель. Эрна была приятно удивлена, она приняла букет с искренней улыбкой и закрыла дверь за Томасом.

Мужчина снял обувь, отправляясь за девушкой на кухню.

– Мой отец сегодня плохо спал ночью. Поэтому не знаю, будет ли разговорчив. Когда я пять минут назад заходила, он спал. Морфин подействовал, но это ненадолго, – рассказывала она, ища по ящикам, во что бы поставить очередной букет.

Ей никто еще не дарил цветы так часто. Не попадался пока такой мужчина, который считал бы нужным задаривать скоропортящимися подарками. В доме она держала только одну вазу.

– Значит, нет никакой надежды? – осторожно спросил бывший коллега отца.

Девушка положила букет на столешницу и посмотрела на мужчину. В глазах закрутились слезы. Если бы ее вера могла исцелять, отец бы непременно пошел на поправку.

– Нет… – коротко ответила Эрна.

Ее голос сорвался, а губы затряслись.

– У него четвертая стадия рака легких. Врачи просто отправили домой… умирать.

Темные брови Томаса сошлись на переносице. Он сделал такое лицо, как будто сам вот-вот расплачется, но глаза оставались сухими.

– Вам сейчас, наверное, так тяжело…

– Очень. Отец просит, чтобы я не проводила целые дни с ним, но я не могу. Как я его оставлю?

– А где ваши друзья? Мама? Кто вас поддерживает?

Девушка нашла в нижнем ящике большую банку, которую обычно используют для закаток, и налила в нее воды.

– Подруги… Не скажу, что я общительный человек. Мне хорошо и с собой. Но у меня были две подружки до этого года. Одна переехала во Францию к мужу, другая отправилась в Лондон. Мы общаемся, но редко. У каждой своя жизнь. Да и порой мне кажется, что настоящие друзья бывают только в детстве. Когда ты становишься взрослым, заводишь свою семью, появляются другие заботы. А мама… С мамой все немного тяжело. Она непохожа на всех остальных мам. Мы как-то никогда не могли найти общий язык. Родители развелись, когда мне было семнадцать. Если честно, я была этому очень рада. Постоянные скандалы дома уж очень утомляют. Как только папа нашел квартиру, я переехала к нему. Не могу быть с мамой слишком долго. Она как энергетический вампир – все соки из тебя выпьет. Она живет во Франкфурте, но в другом районе. И еще, насколько я знаю, у нее появился какой-то кавалер, из другого города. В последнее время она там и пропадает. Мы почти не видимся. Да и до болезни бывшего мужа ей нет никакого дела.

– Очень жаль. А как же ваш парень? – продолжал любопытствовать мужчина.

Эрна нашла ножницы и обрезала кончики роз. Затем осторожно опустила их в банку.

– Я сейчас покажусь вам, наверное, очень странной, но я уже два года ни с кем не встречаюсь.

Томас приподнял в удивлении брови.

– Почему же? Я в свои тридцать пять тоже не женат и у меня нет постоянных отношений. В наше время это вполне нормально.

Повисла минутная тишина. Эрна не нашлась с ответом, поэтому расправляла цветы в банке, чтобы хоть чем-то занять руки.

– Так, получается, сейчас вы совсем одна? – спросил Томас.

Девушка скомкала и выкинула бумагу, в которую был упакован букет, и повернулась лицом к мужчине, поджав губы. Ее задумчивый взгляд был направлен куда-то на стену.

– Получается, что так. Что ж, я тогда съезжу в магазин, а вы можете проведать отца.

Эрна мило улыбнулась. Сегодня на ней был спортивный костюм серого цвета. Он совершенно не подчеркивал фигуру в отличие от вчерашнего платья, а наоборот – сглаживал объемы, визуально придавая лишние килограммы. Девушка направилась в конец коридора, где размещалась спальня отца. Она легко постучала, чего не делала в первый раз, и приоткрыла дверь.

– Ты спишь? – шепотом спросила та.

Отец повернул голову к дочери.

– Нет, веснушка. Уже не сплю.

Томас шагнул в комнату за Эрной, радостно подмигивая Каспару.

– Привет! Как ты, приятель?

– О, привет, Томи… Да как видишь…

– Пап, я тогда съезжу в магазин, а с тобой пока посидит Томас. Хорошо?

– Хорошо, дочь. Не переживай… за меня.

Девушка вышла из комнаты, а Томас придвинул ближе к кровати стул, на котором сидел вчера, и положил на колени портфель. Он открыл его и достал оттуда запакованный в подарочную бумагу с цветными кружочками квадратный предмет.

– Что это? – спросил Каспар, глядя на подарок.

– То, что я должен был тебе вручить еще вчера.

– А ты вчера приходил? – В слабом голосе отца девушки звучали нотки удивления.

– Ты не помнишь?

– Нет. Так что в этом… свертке?

– Это книга от нашего директора. Она просила передать, а я забыл ее.

Томас положил подарок на прикроватную тумбочку, услышав, что в коридоре хлопнула дверь. Видимо, Эрна уже ушла. Томас взглянул на Каспара.

– Рак прогрессирует слишком быстро?

– Да… Вчера я ослеп на левый глаз. Я не стал говорить… об этом дочери. Она еще не готова… отпускать меня. Томас… мне порой так больно, что даже морфин не помогает.

Томас поднялся и медленно прошелся к окну. Отодвинул полупрозрачную штору и пронаблюдал, как Эрна подходит на парковке к серебристой «Шкоде», садится в машину и уезжает. Он сосредоточенно о чем-то думал, косо улыбаясь, и провожал взглядом автомобиль, пока тот не скрылся за домом. Из-за спины мужчины послышался стон Каспара. Томас оглянулся, наблюдая, как искривилось лицо отца девушки, устремленное в потолок. Умирающий коллега выглядел жалко, его правая нога была слегка согнута, подушка приподнята так, что мужчина полусидел, страдая от невыносимой боли, сковавшей все его тело.

– Откроешь мне книгу? – сквозь боль спросил Каспар.

– Хочешь почитать ее?

– Боюсь, не смогу. Обезболивающее перестает действовать. Но мне интересно, что за книгу она мне купила.

Томас поправил штору и подошел к кровати. Он взял сверток и безжалостно разорвал его. Внутри лежала книга в твердом переплете – Жорж Санд «Консуэло».

Каспар посмотрел на нее.

– Фрау Мюллер никогда не могла запомнить… какие вкусовые предпочтения… у ее подчиненных, – пытаясь улыбнуться, проговорил он. – Ну, ничего. Подарю ее дочери. Она такое любит.

Томас скомкал упаковочную бумагу в круглый шарик, положив его на тумбочку вместе с толстой книгой, и осторожно сел на край кровати, недалеко от ног умирающего коллеги. Матрац под весом Томаса прогнулся, отчего отец Эрны снова скривился.

– Ты не мог бы чуть отсесть? Мне больно.

– О, извини. – Он приподнялся и отсел подальше. – Может, тебе сделать чаю?

– Нет, спасибо, Томми. Не нужно.

Настала тишина, но Томас поспешил развеять неловкое молчание:

– У тебя и правда очень красивая дочь, Каспар. Как же так вышло, что все это время ты так меня и не познакомил с ней?

– А что… ты уже глаз положил на мою Эрну?

– Ну, можно и так сказать. Она говорила, что ни с кем не встречалась уже два года. Не знаешь, почему?

– Был у нее один паренек. Она его очень любила. Они даже свадьбу планировали… но выяснилось, что Франк, так звали этого ублюдка… изменял ей. Разбил ей сердце… она до сих пор не может довериться мужчинам. И ко всему она у меня еще очень ранимая.

Каспар приподнял голову, чтобы лучше видеть лицо Томаса.

– Так что, если надумаешь… крутить с моей дочерью… будь осторожен. Если узнаю, что изменяешь… или обижаешь… из могилы поднимусь…

Бывший коллега рассмеялся, в то время как Каспар снова скривился и простонал.

– Очень болит?

Отец девушки кивнул.

Томас потянулся к портфелю на полу и достал оттуда какой-то пузырек с прозрачной жидкостью.

– Не могу больше смотреть, как ты мучаешься. Тебе бы сейчас проводить дни без боли, не думая о смерти, а не лежать вот так вот в кровати и ждать своего часа. Я тут прихватил с собой одно обезболивающее…

– Думаешь, оно способно полностью заглушить боль? – спросил Каспар.

– Я в этом уверен.

– Тогда коли.

– И ты даже не спросишь, что за препарат?

– Если ты в нем уверен, то коли. Мне хотя бы один день провести с дочкой, не корчась от боли.

Томас без лишних слов нашел в портфеле запакованный шприц, распечатал его, поставил иголку и проколол резиновую пробку флакона, предварительно убрав алюминиевую защиту. Несколько раз ударил пальцем по шприцу, чтобы вышел воздух, и наклонился к Каспару. Тот же отодвинул короткий рукав футболки, позволяя Томасу вколоть ему в тело непонятную жидкость. Резкое вхождение иглы – и препарат уже разливался по телу отца Эрны. Когда процедура закончилась, Томас нашел в сумке заранее приготовленный пакет, положил в него использованный шприц и вернул его и препарат в портфель.

– И когда подействует? – спросил Каспар, закрывая место укола.

– Думаю, через полчаса. Возможно, даже раньше. Это новая разработка, как раз для такой сильной боли, как при раке. Наш новый препарат.

Бывший коллега снова сел на край кровати. Только вот лицо его застыло в странном оскале. Как будто он чему-то безумно радовался, но изо всех сил пытался сдержать несуразную улыбку. Он посмотрел на Каспара, на его болезненно тонкие руки, а затем сказал:

– Ты ведь делаешь ей больно.

– Кому?

– Ты расстраиваешь дочь. Она себе места найти не может. Не может радоваться. Не может вести привычную жизнь. Как давно ты в таком состоянии? Больше двух месяцев?

– Около того…

– И ты никогда не думал себя освободить?

– Ты… имеешь в виду… убить себя?

– Например, убить, – уверенно произнес бывший коллега.

Каспар приоткрыл рот и смотрел прямо в глаза Томаса.

– Конечно, меня посещали такие мысли…

– И почему не сделал?

– Это странный вопрос… Томас.

– Что же в нем такого странного? Обычный вопрос. Ты был бы готов умереть ради Эрны?

Каспар ничего не ответил, лишь вглядывался в коллегу, не понимая, к чему весь этот странный разговор. Томас встал с кровати и подошел к изголовью. Он опустился на корточки и тихим голосом обратился к умирающему:

– Согласись, Каспар. Ты слаб. Тебе осталось жить не больше двух месяцев. Да что уж там, раз тебя подводит память и ты ослеп на один глаз – тебе осталось несколько недель, ну максимум месяц. И все это время Эрна должна нянчиться с тобой. Должна ждать, когда ее отец наконец откинет ноги.

По телу Каспара пробежала дрожь. Он хотел поднять руку, чтобы схватить за горло Томаса и поставить этого тридцатипятилетнего выскочку на место, но осознал, что руки стали тяжелыми и непослушными.

– Что ты мне вколол?

– Как что? Обезболивающее, Каспар. Я спасаю тебя. Избавляю от страданий. Ты еще за это спасибо сказать мне должен. Ты скоро заснешь и больше не будешь чувствовать боли. Станешь свободным! Разве не этого ты хотел последнее время – освободиться от мучений?! А за то, что я так любезно тебе помог, воспользуюсь твоей дочерью. Я смогу осуществить все свои планы, и мне не придется ждать, когда ее папаша сдохнет!

– Томас! Что ты не… сешь? Мюллер бы… ла права, ты стра… нный, – язык Каспара стал заплетаться.

Его глаза быстро бегали в испуге. Если бы он мог только подняться, а не лежать здесь жалким бревном…

– А рассказать тебе, какие у меня планы на Эрну? Ох, твоя дочь стала героиней моих фантазий!

Томас поправил одеяло, укрыв им грудь Каспара, которая из-за быстрых и коротких вдохов билась в ритм сердцу. Отец девушки выглядел напуганным и совершенно не понимающим смысла происходящего, а Томасу это, судя по выражению лица, определённо доставляло удовольствие.

– Впрочем… зачем тебе знать, – сказал Томас после короткой паузы. – Ты умрешь в неведении.

– То… то… я…

Каспар больше не мог говорить внятно. Язык не слушался, как будто опух, глаза становились тяжелыми. Его подташнивало, голова кружилась, а конечности онемели, словно их и вовсе не было.

Отец девушки медленно моргал, пытаясь противостоять подступающему сну, но ничего не получалось. Боль отступила, мышцы расслабились, и он погрузился во мрак.