Шекспир на выданье

Примерно через полгода после окончательного разрыва с Магдой Шекспир, остыв от перенесенного стресса, предпринял попытку навести сожженные мосты. Руководствуясь своими духовными познаниями, он для начала простил изменщицу в сердце своем, а потом бодро стал названивать Магде на мобильник. Говорил одну и ту же сакральную фразу, прежде чем та успевала отключить навязчивый звонок:

– Хочу видеть сына!

– А ты забыл, негодяй, что отрекся от него?! – кричала Магда и яростно жала на кнопку отбоя.

Шекспир распалялся еще пуще и бубнил себе под горбатый рубильник фразу, усвоенную еще из армейской службы от сержанта: «Нет таких крепостей, которые бы большевики не взяли».

Тут следует отметить, что к советской армии Шекспир испытывал трепетное чувство типа первой любви. Ему нравилось в ней все: режим дня, общая еда, наряды вне очереди. Во всем этом он видел прообраз христианской общины.

Магду он в период короткого жениховства, помнится, сразил наповал своей феноменальной памятью:

– Хочешь, я скажу тебе номер моего автомата? – И гордо выпалил без запинки десятизначное число.

Магда молчала. Наверное, отходила от шока. Что и говорить, тогда богоданная женушка была не в пример сговорчивей и вообще чистый ангел и олицетворение покорности. И надо же, в какого огнедышащего монстра она превратилась спустя какой-то год! Трубки кидает, даже выслушать не хочет.

И Шекспир принялся строчить длиннющие эсэмэски исключительно духовного содержания, чтоб грешницу в разум истинный ввести.

Вот один из его перлов, которые сохранил мобильник:

«Покайся, негодная, что обманула мужа богоданного, нарушив обеты венчания, пока Ангел смерти не пришел к тебе и не призвал на суд Божий, – ибо ждет тебя ад кромешный и скрежет зубовный». Отправил десяток эсэмэсок и, решив, что кашу маслом не испортишь, сделал приписку: «Имей же совесть, ответь хоть из вежливости. А то у меня из-за тебя уже палец болит на кнопки нажимать!»

Это сработало моментально. Магда позвонила и принялась вопить гадости про бездельника и никчемного человека, которого не интересует, что ест его ребенок.

У Шекспира аж уши заложило.

Целую неделю Шекспир строчил эсэмэски, но дело успеха не имело. Пришлось обратиться за помощью к соседям. А именно к Вахо Жгенти.

– Вот что я сделал плохого, Вахо? А вдруг и правда ребенок мой? Просто хочу посмотреть. Что случится? В роддоме толком не разглядел. На улице, когда вижу, тоже не разберешь. А она на деньгах точно повернутая. Я слышал, многие, в разводе которые, просто так ходят, денег не дают, а детей видят. Я же не олигарх, что она от меня хочет?

Вахо со знанием дела поучал приятеля:

– Шекспир-джан, она тебя не стоит. Я сразу понял. Ты, главное, не зацикливайся, запросто снова женишься. Нас, мужчин, мало. За честь почитать должны. А насчет ребенка – тут генетический анализ нужен. Пусть она тебе и докажет.

– Да, но я венчался, – запротестовал Шекспир против такого легкомысленного отношения к браку. – У человека должна быть одна жена. Раз и навсегда.

Вахо присвистнул и, хлопнув соседа-простака по плечу, тут же предложил другой вариант:

– Какие проблемы? А ты развенчайся и другую приведи. Хочешь, помогу? Я вместе с тобой пойду к священнику, который вас венчал, и помогу разобраться.

В глубине души Вахо понимал, что вся каша из-за него заварилась, вот и старался загладить свою вину своеобразной заботой. Потому и не стал откладывать визит в долгий ящик, и довольно скоро друзья оказались у священника. Вахо в двух словах изложил суть проблемы: измена жены и желание мужа вступить во второй брак.

– А жена какого мнения? – последовал абсолютно неожиданный вопрос. – Она что скажет в свое оправдание? Пусть придет на разговор.

Вахо тут же набрал номер Магды и вкрадчиво спросил:

– Тут в церкви интересуются, какие ты претензии имеешь к Шекспиру.

Из трубки понеслась пулеметная очередь обвинений: «Бездельник, которого не интересует, что ест его ребенок! Где у меня время ходить, разбираться с грудным и что-то доказывать? Не знаю, где деньги достать!»

Вахо очень к месту напомнил про генетический анализ. Мол, пока ничего не доказано, о каких деньгах речь? Дураков нету, чтоб наобум лары раздавать.

Священник повздыхал и дальше не стал увещевать. Так был получен специальный церковный бланк, в котором было указано, где греховодница должна поставить свою подпись.

Вахо подсуетился, тут же звякнул на выходе Магде, слетал к ней и в тот же день вернулся к Шекспиру с желанной закорючкой.

– Вот, все готово. Мне некогда. А ты теперь сходи в Патриархию. Там тебе ударят печать, прочтут разрешительную молитву – и все, приводи вторую жену.

Но Шекспиру резко расхотелось куда-то идти. Он притих – никак не ожидал столь скорой развязки – и молча рассматривал маленькую бумажку с типографским шрифтом.

И снова погрузился в сонно-болотное житие. Работы не было по-прежнему. Соседи звали редко. Внутри же что-то ныло и грызло его по-прежнему. Бумага ничего не изменила. Опять терзал его навязчивый вопрос: почему так всё глупо распалось?

И он по новой решил еще раз встретиться с уже не-женой, объяснить ей, какой он добрый и положительный во всех отношениях человек. Опять принялся за эсэмэски: «Я идеальный муж: не пил, не бил, не изменял!» Но все было глухо, как в танке.

Такое повторялось еще не раз за несколько лет, но ничего не менялось.

Жизнь Магды тоже текла примитивно-однообразно. Днем – беличий круг в возне с сыном и борьба за существование, ночью – невеселые думы. Каждодневную жизнь матери-одиночки чего описывать? И так уж пето-перепето. Ее тоже точила грусть: почему не сложилось? Ведь год прожили, ни разу не поругались. А Шекспир, ведь он добрый и тихий, как котенок. У других вон пьяницы, наркуши либо драчуны. А тут…

Звонки Шекспира и эсэмэски с пророчествами кар небесных ей и сыну бесили ее до ужаса и выматывали последние нервы.

Как-то после очередной СМС-атаки Магду осенила гениальная идея: Шекспира надо срочно женить. Может, хоть на кого-то переключится и перестанет выносить мозг своими упреками в тему и не в тему.

И она тут же настрочила в женской группе на фейсбуке пост-рекламу:

«Девочки! Кому жениха – моего бывшего мужа? Слегка за сорок, золотые руки, с жилплощадью в центре и по горло верующий. Контакты в личку!»

Женское сообщество тут же взорвалось фейерверком комментов:

«А сколько комнат?»

«Чего себе такого золотого не оставила?»

«Уточните слабые стороны клиента. Знаем мы этих бывших. Своего не знаю кому приткнуть».

«Эй, Магда? У тебя он кто – неадекват? Давай махнемся на моего маньяка».

Магда честно описала причину развода, и ее тут же погребла под собой новая волна эмоций:

«А ребенок точно от него?»

«Темное дело. Вы убегающая, а он догоняющий. Да тут, девочки, явно клиника.»

«В патруль звони, если сильно грузит».

«Симку смени!»

«Симка не поможет. Ясно, что у мужика зацик, он тут же новую выяснит».

«Срочно заведи любовника, пусть набьет ему морду».

Тут выплыл совершенно неожиданный коммент от Вики Смарт:

«Похоже, вы венчались, так?»

«Да, – подтвердила Магда, – но я бумагу подписывала».

«Бумага – это для нас, – выплывали новые строчки от Вики, – это не серьезно. Я артерапевт и немного разбираюсь в таких вещах. Перед Богом вы все равно пара, хоть три бумаги подпишите. Венчание – это вам не загсовская роспись. Вот вы оба и мучаетесь. Друг от друга все равно никуда не денетесь. Бывших не бывает, вы уж мне поверьте. Девочки, отбой, к нему не лезьте, напрасный труд».

В ленте тут же замелькали новые реплики от новых участниц:

«Поясните, плиз, у меня та же проблема».

«И я подписывала».

«Я венчалась второй раз».

«Научите, где же выход».

«Какое отношение вы имеете к церкви?»

Вика писала страждущим пояснения:

«К церкви никакого отношения не имею. Даже не хожу. В данной ситуации Магда – жертва в реале, но ее муж считает себя пострадавшей стороной по принципу перевертыша и хочет навести справедливость. Налицо явная подсознательная зависимость. Это тупик. Тут никакая другая женщина не поможет. Я сама оказалась третьей в подобной ситуации. Был кошмар. Венчание намного серьезней, чем мы думаем. Теперь вам надо вымаливать у Бога покой своим душам. Вы оба попали в капкан. Нельзя вступать в брак для решения каких-то своих проблем. Надо просить друг у друга прощения и смиряться. Поверьте, я не люблю пафоса и не читаю никому мораль. Не мой стиль…»

Магда сидела за монитором и думала: неужели они так и будут ходить по замкнутому кругу своих венчальных колец? В этот момент ее ухо уловило обрывок монолога.

– …Без любви женщина не должна ни выходить замуж, ни становиться матерью.

По телевизору выступала какая-то пожилая актриса. Видимо, она уже давно рассказывала что-то о своей жизни, а теперь развивала свою мысль дальше.

– Брак называется так потому, что это союз двух грешных неполноценных людей, пытающихся спасти друг друга для вечности. Совместное стяжание добродетелей, помощь друг другу в преодолении страстей, немощей, скорбей и невзгод жизни. Без этого это не брак, а узаконенная кооперация. Жаль, что люди это понимают очень поздно…

Магда внутренне психовала. Не крикнешь же монитору и всему окружающему миру, что он, Шекспир, во всем виноват, только он… Ведь она, Магда, хотела так мало. Просто честной, добродетельной, достойной семейной жизни. И все ее мечты разбились о глупый быт и обывательщину.

Наверное, Магда была во многом права. Не понимала она только одного: Бог хотел научить ее любви, а не сытой жизни.

Тяжелый человек

История первая, рассказанная Гаяне ее знакомой Мери и понятая ею по-своему

Гаяне, несмотря на свои семьдесят семь лет и долгую, полную проблем жизнь, была оптимисткой и умела радоваться мелочам. Вот и сейчас она, приспособив больную правую ногу на стул, с надеждой листала акафист иконе Матери Божией «Прибавление ума» и улыбалась своим мыслям. Эту книжечку ей с большим трудом достала ее бывшая сотрудница Таня, уже давно ходившая в церковь Александра Невского и знавшая половину прихода. С Таней они еще при коммунистах работали в одном из тбилисских СКБ, а теперь время от времени перезванивались и обсуждали политические и церковные новости. Странно, но факт: многие их сотрудники, выйдя на пенсию или оказавшись без работы, зачастили в церковь.

Долгожданная книжечка, по идее, должна была коренным образом изменить жизнь дочери Гаяне Додо, а значит, и ее собственную, если уж не жизнь, то оставшуюся старость.

Додо – сорокалетняя безработная неудачница, по материнским понятиям, – уже давно и бесповоротно нуждалась в прибавлении ума. Все остальное – интеллект, красота, трудолюбие, доброе сердце – у нее и так было в наличии.

Гаяне перебралась с палкой поближе к святому углу, в котором висели иконы русского и армянского письма, устроилась поудобней в кресле-качалке и приступила к чтению акафиста. Она, конечно, знала, что акафисты читаются стоя, но успокаивала себя словами одного оптинского старца, считающего, что Богу нужно ваше сердце, а не ноги.

Добросовестно, с трудом разбирая церковнославянские обороты, прочла первый икос и задумалась: «Ох, Додо, Додо, что ты со мной делаешь? У всех дети как дети. Одна ты у меня непутевая. Вечно какие-то приключения на свою голову находишь. А все оттого, что нецерковный человек и, следовательно, настоящей веры не имеет. Отсюда и неустроенная жизнь, и грехи. Вон не успела вчера пачку сигарет купить, а она уже пустая на столе валяется. У-у, неряха неисправимая».

Сколько с ней Гаяне воевала: дескать, ты, Додо, Святого Духа отгоняешь, а значит, и проблемы наши никогда не кончатся. Вся жизнь шиворот-навыворот пойдет. Э-э, все напрасно. Гаяне – это глас вопиющего в пустыне. Додо и слышать не хочет материнские советы. И со здоровьем без конца проблемы. Дочь посты держать не хочет, вот и разваливается в свои сорок лет. Она не то что Гаяне, которая в своем возрасте и на базар ходит, и дома суетится. Если бы не нога, порхала бы как птичка.

Тогда, в голодные девяностые годы, Додо, сразу же после того, как ее сократили в институте, пошла работать в будку – торговать продуктовым ширпотребом. Ставка известная: сутки – пять лар. Другие продавщицы ухитрялись еще и лишнее наваривать, а Додо по своей глупости оказывалась в вечном долгу у хозяина. Придет, бывало, домой и скажет, поглядывая в сторону:

– Мам, у меня только три лара. Пришли ко мне две старушки. Хлеб, говорят, купить не можем. Пенсию два месяца не давали. Я и дала…

Гаяне только за голову хваталась. Что тут скажешь? Правду говорят: в двадцать лет ума нет и не будет.

Бабок ей и самой жалко, и милостыня – святое дело, но надо же и меру знать. Гаяне терпела-терпела, потом не выдержала:

– Бросай, Додо, эту будку. Толку нет, один убыток…

Нет, не послушала ее эта упрямица. Досиделась, пока хозяин ее с работы не выгнал, да еще и в воровстве обвинил – ославил на весь район. Э-э, что тут говорить! Не повезло ей с дочерью – факт.

…Или хоть ее замужество взять. Другие замуж выходят, чтоб свое положение улучшить. А Додо вышла – в какое-то беспросветное ярмо впряглась. Муж ее, Анзор, как в той рекламе про растворимый кофе «три в одном», – бездельник, выпивоха, да еще и обманщик. Додо только и успевала его долги выплачивать. А потом Анзор совершил аварию и в тюрьму попал. Гаяне уж на что терпеливая и дипломат прирожденный, а тут окончательно из себя вышла.

– Разведись с ним, Додо, – стала она требовать, – не мучай себя!

А эта ненормальная только свое твердит и плачет:

– Мама, мама, ты же верующая! Как можно топить человека, когда ему и так плохо?! Что там Иисус Христос говорил о тех, кто в тюрьме сидит?..

Словом, довела она тогда Гаяне до сердечного приступа своим упрямством. Сама-то как нехристь, в церковь не ходит, а туда же – цитировать Евангелие пытается.

Гаяне часто-часто задышала от старой обиды, потом, убеждая себя, что гнев – последнее дело, снова с трудом углубилась в чтение акафиста. Главное, сосредоточиться и возносить свою молитву после каждого икоса: «Вразуми, Господи, заблудшую Додо и даруй ей ум».

На какое-то время душевное спокойствие было установлено. Но различные помыслы снова унесли Гаяне далеко от читаемого.

Как все-таки странно получается. Додо и трудолюбивая, и талантливая. Не учась нигде, сама выучилась рисовать, уколы делать, по-английски разговаривает так, будто Оксфорд закончила. А толку с гулькин нос. Зато от соседей отбоя нет. У одной контрольная на носу, у другой три раза в день курс уколов назначен, третья рубашку принесла разукрасить и вышить. И для всех Додо незаменимая, а Гаяне при ней в роли швейцара: целый день у дверей крутится, одних встречает, других провожает. Это ли спокойная старость? Нет, надо молиться.

Гаяне снова углубилась в акафист и с превеликим трудом добралась до седьмого икоса. И тут зазвонил телефон. Пришлось отложить книгу и потащиться на настырный трезвон. Опять, небось, ее дочка кому-то понадобилась.

Так и было. Голос в трубке был незнакомый.

– …Мне сказали, что Додо может бесплатно позаниматься по английскому. Мне очень нужно. Я троюродная сестра вашей соседки Эки с девятого этажа.

Гаяне собрала в кулак все свое человеколюбие и выдавила из себя дежурную фразу:

– Оставьте ваш телефон. Додо вам сама перезвонит.

С отвращением записала номер.

Нет, этот поток людей никогда не кончится! А все потому, что дочка не умеет себя ценить. Посадила всех себе на шею. Людей, видите ли, ей жалко. Вылитый покойник-отец. Поэтому они и при коммунистах-то жили от зарплаты до зарплаты, а теперь, при капитализме, если бы не помощь брата Гаяне из Еревана, давно бы с голода умерли.

На что крепкий человек Вардан, но и тот уже изнемогает. Потому что Додо из-за своей идиотской жалости процентные долги наделала. Пришла к ней как-то подруга Тамта и давай ныть:

– Моего мужа в деньгах кинули. Что делать, у кого одолжить? Додо, генацвале, помоги, найди человека…