Стоило пересечь границу – у Елены было постоянное, подписанное Эриком, приглашение в Вейстер – как зарядил дождь. Ехать верхом в такую погоду, особенно нежной леди да по бездорожью… Елена нежной не была, но и она устала. Так что я очень удивилась, когда, проскакав по пустым (солнце к тому времени уже село) улицам столицы, вымокнув с ног до головы и обрызгавшись грязью, Елена потребовала меня показать ей тот бордель, где должен был работать Глостэр.
– Ты не хочешь отдохнуть? – я смерила её выразительным взглядом – Елена и так дрожала, но глаза её упрямо горели.
– С-с-сэлла!
– Хорошо, хорошо, едем. Но я, в отличие от тебя, жажду оказаться у горячего очага, так что если ты не возражаешь, оставлю твоего потенциального жениха на тебя.
– Д-делай к-к-как хочешь, – пробормотала принцесса, спрятав лицо под капюшоном.
Бордель, как и положено, был на краю города, подальше от богатых кварталов и дворца. И сиял огнями – даже сад, даже несмотря на ливень.
– Ты уверена? – в последний раз спросила я, помогая ей слезть с седла и не поскользнуться на мокром граните дорожки.
Елена отрывисто кивнула и быстро отдала гвардейцам приказ. Капитан попробовал с ней спорить, но принцесса была непреклонна: она хотела остаться совершенно одна. Абсолютно. «Сэлла, убери их отсюда, пожалуйста».
Я и убрала – мы вместе поехали в загородный дом Елены, подарок Эрика. Там нас не ждали, и дом следовало подготовить, а меня охранять… В общем, я навела туман в мысли гвардейцев, а потом ещё и слуг. И, оказавшись, наконец, у горящего очага (правда, в людской, но я не привередливая), переключилась на Елену. Оставлять её в борделе одну? Ну уж нет. К тому же, и мне было интересно посмотреть на этого Глостэра.
Елена волновалась: она впервые была в подобном месте, она не привыкла убеждать шлюх (а именно убеждать ей, я была уверена, и предстояло), она боялась соглядатаев Эрика, боялась, что что-то пойдёт не так, боялась выглядеть смешно, боялась…
Как перед появлением Эрика в школе – тогда она тоже молилась, потому что боялась. Даже стерва – даже эта стерва, которая шипит на брата и крутит хвостом перед влюблённым в неё королём-завоевателем – даже она иногда боится. Я видела, как бледная (настолько, что стал виден серый слой пыли, который дождь смывал подтёками – некрасиво, лицо получилось полосатое), усталая, мокрая Елена вошла в главное здание богатейшего вейстерского борделя. Её попытались остановить стражники – наверное, решили, что она слишком бедна для такого дорогого заведения. Елена окинула их царственным взглядом, сбросила особо надоедливому на руки свой дорожный плащ и пошла дальше.
Я следила за ней: как она идёт по длинному коридору, как отворачивается от улыбающихся слуг, как потерянно осматривается. Как щурится от яркого света, оказавшись в главном и, конечно, прекрасно освещённом зале. Здесь клиентами были только женщины, а слугами – только мужчины. И о, это были дорогие, знатные женщины – они даже не заметили появления Елены. Приняли её за одну из служанок, быть может?
Они смеялись, переговаривались, обсуждали прислуживающих им наложников (я буду использовать это слово, ибо мне оно привычнее – в моё время женщинам не позволялись подобного рода развлечения, а в гарем мужчины могли попасть только евнухами; часто они и становились наложниками для хозяина). Мне было странно смотреть на всех этих шикарно одетых светских кошек, ещё совсем не старых, красивых, модных – как их отпустили мужья? Но да, это же Вейстер и его свободные нравы – веяние юга и влияние севера. Гремучая смесь. Елена по сравнению с ними была серой мышкой, особенно не успев переодеться после дороги.
Мимо клиенток сновал туда-сюда распорядитель, выслушивая пожелания и принимая ставки. Наибольшей популярностью пользовался, как я поняла, сидящий в центре зала юноша – он перебирал струны лютни. У него красиво получалось, и сам он тоже был красив, но словно скрыт от меня завесой тумана. Обычно это означало, что этот человек или кандидат в праведники, или в мученики.
Я нашла взглядом Елену: она озиралась, но распорядитель, как и слуги, упорно обходили её стороной, и силийская принцесса, недовольно фыркнув, снова, уже внимательнее, осмотрела зал. Я полагала, что сейчас она остановит кого-нибудь и узнает про Глостэра. Но Елена, вдруг прикипев к чему-то взглядом, направилась целеустремлённо… к тому музыканту, ласкающему лютню.
Как только она оказалась рядом, туман для меня растаял. Я удивлённо рассматривала юношу – он был определённо красив, даже очень. Необычен: золотистые, чуть вьющиеся волосы до плеч (по тогдашней моде), светлая (как канийский фарфор) кожа и яркие тёмно-синие глаза, точно штормовое небо. У него было очень правильное лицо, даже классически правильное. Такого бы взял натурщиком в моё время любой скульптор – и дорого бы заплатил. Худощавый, но не тонкий, с фигурой танцовщика, а не воина, он отвлёкся от лютни и, подняв голову, удивлённо посмотрел на подошедшую почти вплотную Елену.
Елена смотрела на него своими широко распахнутыми колдовскими глазами так, точно увидела чудо. Он, я была уверена, приценивался: что может дать ему девчонка в сером дорожном платье, мокрая с ног до головы, как бедный котёнок? И уже мелькнула на лице дежурная улыбка, а взгляд переместился от Елены ей за спину, наверняка в поисках распорядителя – и всё это время лютня не смолкала, наигрывая… ха, какая ирония – балладу, написанную Эриком в честь любимой силийской принцессы…
Готовую разбиться тишину нарушила, конечно же, Елена – в своей обычной манере. Она чуть прищурилась и в упор спросила:
– Сколько ты стоишь?
Уж точно не этого ожидал от серой мышки золотоволосый музыкант. Но он позволил себе только мгновенный удивлённый взгляд, а потом тепло улыбнулся, нежно взял Елену за руку, провёл пальцем по серой от пыли перчатке и вздохнул:
– Больше, чем ты можешь себе позволить, госпожа.
Зря отпустила её одну, думала я, глядя, как побледневшая Елена расстёгивает (буквально рвёт) ворот платья. Нужно кого-нибудь отправить в этот несчастный бордель, пусть заберёт силийскую принцессу, она повредилась разумом за время поездки, не иначе.
Вовремя появившийся распорядитель подхватил Елену под руку (собираясь, очевидно вывести из залы). И замер, поражённый. Да, дорогие канийские сапфиры, с перепелиное яйцо каждый, способны оказать парализующий эффект на кого угодно, даже на короля. Елена и сама была весь день вежлива с Эриком, когда он подарил ей это ожерелье.
– Этого хватит? – спросила принцесса, в упор глядя на золотоволосого музыканта.
Распорядитель, заикаясь, пытался что-то сказать, держа на дрожащей руке блюдо с жетонами-ставками. Музыкант, к его чести, не растерялся – только улыбнулся наиграно (обычная рабочая улыбка) и коснулся губами руки Елены в той самой грязной перчатке. Потом поднялся.
– Пойдёмте, госпожа.
Елена бросила ожерелье на блюдо распорядителя и пошла, как зачарованная. А я давилась смехом. Ну девчонка! И он ведь абсолютно не в её вкусе, а наша огненная принцесса уже совершенно потеряла голову…
Впрочем, ей достало ума спросить:
– Как тебя зовут? – что вызвало настоящую, удивлённую улыбку юноши, но ответил он спокойно, ровно:
– Дэниэл, госпожа.
Елена моргнула пару раз и уже напряжённо переспросила:
– Дэниэл…?
И снова его голос прозвучал ровно (один бог знает, сколько раз ему приходилось это отвечать и видеть усмешку в глазах спросившего).
– Глостэр. Дэниэл Глостэр.
Елена сбилась с шага и тяжело сглотнула, а я всё-таки расхохоталась. Надо же, а этот Всевышний всё-таки справедлив и с чувством юмора у него проблем нет. Вейстерского короля, холостяка года, собираются променять на вейстерскую же шлюху. Бедный Эрик…
– А… я… – к Елене, кажется, возвращался разум, потому что она всё-таки попыталась остановиться. Кстати, я первый раз слышала, чтобы она заикалась.
Дэниэл повернулся к ней.
– Госпожа?
Елена снова сглотнула – и натурально утонула в его глазах, мгновенно поглупев даже на вид.
Я смеялась. Нет, ну это правда смешно. Девчонка вертит королём, вьёт из него верёвки, он у неё с рук ест… А бордельный мальчик способен заставить её потерять голову. Причём напрочь. Нет, ну правда!..
Комната, куда Дэниэл привёл её, была богато и совершенно безвкусно убрана. Создавалось впечатление, что её хотели буквально завалить золотом и завесить зеркалами. Свечи уже горели – и отражались в зеркальных стенах (удивительная роскошь для того времени), освещали статуи, нормальные для борделя, но ни один приличный домохозяин не поставит такую в своей гостиной. Замёрзшая Елена дрожала и жмурилась, окончательно потерявшись в этой так не подходящей ей обстановке. Серая, как плеск грязи на сияющем безвкусии.
Дэниэл, севший было на кровать, нахмурился, видя замешательство девушки. Встал, снова взял за руку и очень аккуратно поцеловал – на этот раз в губы. Елена не ответила – даже поспешила отстраниться, хмурясь и (о чудо!) краснея.
– Госпожа, тебе неприятно? – тихо и очень удивлённо спросил Дэниэл.
Елена бросила на него один короткий взгляд и быстро кивнула. Потом, рассматривая свои серые (а когда-то белые) перчатки, спросила:
– Здесь можно где-нибудь принять ванну?
А я фыркнула – наверное, стоило просветить её, какие услуги способен предложить бордель. Глостэр наверняка решит, что перед ним деревенщина, провинциалка. Судя по взгляду, уже решил.
– Конечно, госпожа. Но тебе придётся подождать.
– Я подожду. – Елена уселась на кровать, закрывая глаза рукой, уже без перчатки.
Она ещё и заснуть умудрилась, девчонка… Ну кто ж спит в борделе! Ей повезло, что этот Глостэр почти готовый праведник (или мученик, что почти одно и то же), а бордель слишком, хм, приличный, ибо дорогой.
Елена вздрогнула, когда Дэниэл склонился над ней – он уже был только в сорочке и домашних брюках. Склонился, нежно провёл пальцем по щеке – а Елена вызверилась на него в ответ, думаю, решив спросонья, что это Эрик.
Дэниэл, наверняка привыкший и не к такому, спокойно перехватил её руку и поцеловал. Елена снова поплыла…
– Ванна готова. Госпожа, может быть, тебя отнести?
Елена мило покраснела и выдохнула:
– Д-да. Если можно.
Улыбаясь, Дэниэл легко подхватил её на руки и шепнул на ухо:
– Всё можно, госпожа. Ты заплатила.
Елена моргала, как дурочка, как одна из тех клуш, что остались в главном зале. Глупышка, ну кто же влюбляется в наложника. Кто влюбляется в шлюху, если на кону королевство? Что же ты делаешь…
Я отлично по опыту знала: ни одна работница дома удовольствий никогда не полюбит клиента. Никогда. На стороне – да. Сутенёра – да. Но не клиента. Вряд ли мужчины так уж отличаются: когда тебя продают каждую ночь несколько раз, ты даже если не ненавидишь покупателей, то просто не принимаешь их за людей. Они – вещи, с которыми нужно обращаться бережно, не больше. Всё, что ты делаешь – лишь ритуал.
У Елены просто не было шансов, и в этом была вся соль, вся ирония. Смешно, право.
Дэниэл поставил Елену на пол купальни, и, когда принцесса потянулась к застёжке, мягко перехватил её руку.
– Позволь мне, госпожа.
Мужчины раньше Елену не раздевали, и она смешалась, тая в его руках. А он сноровисто справился с её шнуровкой, снял дорожное платье, быстро сложил его. И изумлённо уставился на сорочку Елены, куда эта дурочка нацепила буквально все свои алмазы. Подкупать его, что ли, собиралась?
Елена, не замечая его изумления, устало опустилась на мраморный бортик бассейна – осторожно, боясь поскользнуться. Купальня уже была в душистом пару и вся в запахе благовоний.
– У госпожи должна быть охрана, как у королевской сокровищницы, – выдавил, наконец, улыбку Дэниэл, очень аккуратно, если не нервно, принявшись за завязки сорочки.
Елена удивлённо посмотрела на него, поймала взгляд, нахмурилась. И, тихо смеясь, сорвала подвески с рюш. Протянула на открытой ладони.
– Нравятся? Забирай.
– Госпожа, верно, не знает, сколько они стоят, – с сомнением произнёс Дэниэл, замирая.
Елена совершенно по-девчоночьи хихикнула.
– Бери, у меня их много, – и нетерпеливо тряхнула рукой.
Да уж, теперь понятно, зачем мы сундук с драгоценностями с собой тащили…
Судя по взгляду, Дэниэл решил, что перед ним не просто провинциалка, а вульгарная деревенщина с мозгами курицы.
Но это не отменяло правил вежливости, так что он снова поцеловал руку Елены, забрав заодно подвески (да, и я бы на его месте не отказалась – бери, пока дают). Уверена, свободные деньги Глостэр получал только от таких вот подарков – весь чистый заработок с «ночи» забирал себе хозяин борделя. Так было во все времена – иные вещи просто не меняются.
– Госпожа станет у нас частой гостей.
И что-то мне подсказывает, что он прав.
Елена даже не стала возражать – наверное, все мысли её были заняты этими тёмно-синими глазами, которые как небо перед грозой… В общем, знаете, как это бывает: он становится центром вселенной, а тебе не достаёт мужества понять, что ты, увы, не его солнце.
Дэниэл целовал её, опустив в бассейн. Такое всегда можно сделать прелюдией – когда Елена спросила про ванну, он, конечно, решил, что принцесса хочет заняться любовью в воде. Да, юноша, сейчас я посмотрю на твоё лицо, когда ты поймёшь, что тебе досталась девственница…
Елена несколько раз порывалась его ударить – слишком привыкла к Эрику. Дэниэл успокаивал её, пока она не обмякла в его объятьях и… Ну да-да, у тебя сегодня тяжёлая ночка, парень. Со своей стороны могу сказать, что я предлагала лишить её невинности, Елена сама отказалась. Ей хотелось особенного. Вот, самое что ни на есть особенное: бордель и красивый юноша, большая любовь, чтоб её!
Господи, может, я сделаю перерыв на чашечку молока? Сейчас эта дурочка начнёт визжать, не дай бог стража примчится…
Хм, пожалуй, я погорячилась насчёт «визжать». Некоторые просто созданы для греха – Елена из таких. Не думаю, что Глостэру так уж часто попадались невинные девицы. Да, он и сам удивлён: Елена вцепилась в него, как демон, того и гляди проглотит. И ведёт себя как демон. Неужели у меня насмотрелась? Когда только успела?
Ну и как там в романах пишут: капли воды на его сливочной коже, томные стоны с её коралловых губ… Короче, пойду я пить своё молоко, мне всех этих сливок с кораллами и при жизни хватило.
Я приехала за Еленой под утро – в карете и с четырьмя гвардейцами сопровождения для солидности.
Принцесса сияла – бессонная ночь на ней никак не сказалась. На Глостэре, впрочем, тоже. Он снова целовал ей руку, Елена пожирала его глазами и напоследок заявила:
– Я приеду снова.
Он поклонился.
– Я буду ждать, госпожа.
Ага, конечно. Интересно, он хоть запомнил, как она выглядит? Наверняка даже имя не спросил. Зато поймал мой взгляд, подсаживая Елену в карету. Мне было неуютно в его присутствии – как будто дул холодный свежий ветер. А Глостэр, как и все, наверняка принял меня за дуэнью, а дуэньи бордели на дух не переносят, и если что, то визжат хлеще девственниц…
Я втащила Елену в карету и захлопнула дверцу.
– Сэлла! Я даже не успела попрощаться!
– Уже попрощалась, – буркнула я, стукнув в стенку. Кучер прищёлкнул, и карета тронулась. Елена выглядывала в окошко, сколько могла, потом уселась рядом и томно выдохнула:
– Сэлла… Я побывала в раю.
– В рай отправляются праведники, принцесса. Тебе рай не светит.
– А это был рай на земле, – выдохнула Елена, в упор не замечая мои намёки. – Сэлла, ну что ты такая кислая! Я же счастлива!
– Елена, ты точно ехала за тем, чтобы покувыркаться со своим потенциальным женихом?
И это принцессу не проняло.
– Ах, оставь. Эрик ещё неделю ничего не узнает. Я просто хочу расслабиться и получить удовольствие. Разве я не заслужила?
Вообще-то нет, но я предпочла сказать другое:
– Елена, не забывай, кто он. Дэниэл Глостэр работает в борделе. Ты испортишь свою репутацию.
– Ну я же не замуж за него выхожу! – фыркнула принцесса. – Сэлла, ну что ты? Прямо как мой брат. Я просто хочу… хочу… Он влюбится в меня, да?
– Брат? – мрачно переспросила я.
– Дэни! – рассмеялась Елена. – Боже, его имя звучит как музыка. Дэ-э-эни.
– Ты рехнулась.
– Нет, я, кажется, влюбилась.
– То есть рехнулась, – подытожила я.
Над Вейстером в дымке дождя вставало тусклое солнце, а Елена, светясь от радости, что-то напевала. Кажется, балладу Эрика. Мне же было жаль Дэниела – что сделает с ним вейстерский король, если узнает? Когда узнает.
Да, этой ночью Эрик убил фидельского принца. Но кого это волновало? А вот смерть Глостэра, конечно, огорчит Елену – но потом всё вернётся на круги своя. Как всегда.
«Сколько ты стоишь?» Неужели человеческая жизнь действительно измеряется сапфировыми ожерельями и алмазными подвесками?
О проекте
О подписке