Не без грусти Кудряшов подумал, что женщины ему уже давненько не доверялись. Обычно дамы чувствовали его свободную мужскую силу и абсолютное нежелание создавать семью. Их и влекло к нему, наверное, это чувство опасности. Как показывает статистика, большинство из тех, кто играет в рулетку – женщины, и, соответственно, большинство из тех, кто по-крупному проигрывает, тоже женщины. Они азартны, даже если тщательно скрывают это под своим консерватизмом и стремлением к стабильности. На самом деле, тихая гавань нужна женщинам только для того, чтобы удобнее было совершать дерзкие пиратские вылазки в бурное море. Но часто бывает так, что, найдя эту гавань, дамы забывают, зачем она им, собственно, была нужна, и поселяются здесь на веки вечные. Но это уже из области женской логики и женской непоследовательности в желаниях.

– Ну что? – примирительно сказал Кудряшов.

Лариса простодушно посмотрела на него:

– Вы настоящий мужчина, не испугались женских слез.

Одобренный, Кудряшов принял суровый вид, может быть, даже слишком суровый при данных обстоятельствах, завел машину, и они покатили дальше.

– Боже, как хорошо, – говорила Лариса, – как хорошо, когда рядом мужчина. Я так устала, знаете, Слава, я так устала быть одна и все брать на себя…

– Что ж, такая женщина и одна, – Кудряшов спохватился, стал ругать себя за банальнейшую фразу, которой не позволил бы себе и двадцатилетний пацан, но было поздно. Лариса опять захлопнула свою непробиваемую раковину.

В подъезде пшеничноусый капитан Мальцев, как видно, давненько переминался с ноги на ногу. Однако ожидание его не было заполнено полезным делом, а посему капитан по прибытии вышестоящего начальника тут же отправился за понятыми. Кудряшов с Ларисой остались ждать у двери квартиры Коляды.

Верещагина курила с такой нервной отрешенностью, что Кудряшову стало и вовсе ее жалко. Ему захотелось бросить все, сейчас, немедленно, и увести Ларису куда-нибудь, где растут тюльпаны и стоят на одной ноге розовые фламинго, где безлюдно и тихо, тепло и спокойно.

Лариса потушила сигарету, подошла к Кудряшову близко-близко, посмотрела на него снизу вверх и прошептала:

– Я боюсь.

Неожиданным для него самого жестом Кудряшов сгреб ее в охапку, и руки Ларисы замкнулись на его шее. Нескоро Лариса отстранилась:

– Сейчас сюда придут…

Кудряшов не отпускал ее. Лариса улыбнулась:

– Ты очень хороший…

… Появившиеся Мальцев и понятые могли бы убедительно засвидетельствовать, что Лариса и Кудряшов находились на вполне безопасном расстоянии друг от друга.

Сорвана печать. Открыта дверь. И все стоят, не зная, кому войти первым. Не дав затянуться замешательству, Лариса переступила порог. Прошла на кухню, потом в комнату, перешла во вторую. Постояла.

– Здесь все осталось так, как было? Как было тогда, ночью? – спросила глухо.

Мальцев кивнул. Кудряшов наблюдал за Верещагиной исподлобья. “Вот интересно, кто кого соблазняет – она меня или я ее?” Вопрос остался открытым.

Кудряшов не утруждал себя серьезными отношениями с женщинами. И более того, с годами он привык к легким, необременительным связям, в основном с женщинами замужними, чтобы все было без обид. Но к тридцати пяти годам Слава подустал, пропал охотничий азарт, перестала радовать новизна. Хотелось… Да черт знает, чего хотелось. Доверие к нему Ларисы сбило Кудряшова с толку. Он вдруг вспомнил, что так бесстрашно кидались к нему девушки, когда он был еще в поре молочной спелости и не чувствовал себя мужчиной, способным обмануть женщину.

Лариса ходила по комнате в растерянности. Трогала упавшие на пол книги, бумаги на столе. Будто хозяйка после разгрома, которая не знала, с чего начать уборку.

– А что, – спросил Кудряшов. – здесь действительно всегда был такой беспорядок? Как сказала бы моя бабушка – жандарм с лошадью потеряется.

– Это не беспорядок, – процедила сквозь зубы Лариса, – это так кажется.

Понятые сидели нахохлившись. Лариса посмотрела на них с удивлением, будто спрашивая себя, откуда в доме эти посторонние существа. Перевела взгляд на Мальцева. Кивнула Кудряшову:

– Да, в этой комнате так было всегда. В гостиной – прибрано, а в кабинете так.

Из-под стола с гнутыми ножками выдвинула коробку. Коробка была пуста.

– Нет архива.

– Архива?

Лариса молча обошла еще раз комнату, заглянула в другую, вернулась.

– Архива не вижу, – сказала она, – можно еще поискать, конечно, но хранила его Алевтина вот в этой коробке. Записи там разные о клиентах, о болезнях, чем лечила, человек поправился-не поправился, что предсказала – сбылось-не сбылось. Алевтина даже у меня брала астрологические карты разных людей. Хотя это, конечно, не хорошо, вроде бы как я нарушала тайну чью-то. Но Алевтина все пыталась научиться таким образом астрологии. Считается, если большой архив и есть возможность сравнивать, вроде бы можно сказать о человеке точнее…

– Вроде бы?

– Это так на самом деле.

Лариса улыбнулась Кудряшову совершенно некстати, потому что он был весь сосредоточение.

– И большой архив? – спросил.

– Приличный. Алевтина уже лет двадцать своим делом занимается. И моих карт лет за пять.

– И что было на этих ваших картах?

– Все. Весь человек, с которым сталкивала судьба. Весь его жизненный путь. Все его слабости и победы, все возможности – реализованные и пропущенные. Иногда была просто астрологическая карта. В сложных случаях – еще и ее трактовка. Потому что карту не всегда “видишь”. Бывает, бьешься, бьешься – не понимаешь ничего. А то вдруг взглянешь на хорошо знакомую карту, и такое открывается… Озарение, не знаю, как вам объяснить, – пожала плечами Верещагина.

– Вы мне составите такую карту? – Кудряшов улыбнулся улыбкой, понятной только им с Ларисой.

Лариса смутилась:

– Посмотрим.

– А что, архив – это ценность какая-то?

– Ценность – не ценность… Ну, как если бы у вас пропала картотека – с отпечатками пальцев, с фотографиями в фас и профиль, со всеми сведениями, какие там вас еще интересуют. Для вас бы это было ощутимо?

Вопрос ответа не требовал.

– Вы считаете, что Коляду могли убить из-за архива?

– Вряд ли, – быстро сказала Верещагина.

– Почему вы так думаете?

– Мне так кажется…

– И все-таки… – настаивал Слава.

Верещагина посмотрела на него, улыбнулась обворожительно:

– Доверьтесь моей интуиции. Убийство и пропажа архива – не связаны между собой.

Противопоставить такой логики оперу было решительно нечего.

– Ценности Коляда в доме хранила?

Лариса подошла к секретеру, отодвинула ящик.

– Вот они, кольца.

У Верещагиной в руках были не просто кольца – полная пригоршня разномастных, разнокалиберных колец-перстней. Но – Кудряшов определил наметанным взглядом – все они были с камнями-самоцветами, серебряные. Малоценные.

– А драгоценных украшений в доме не было? – спросил Слава.

Верещагина усмехнулась:

– Видите ли, Вячеслав Степанович, это украшения очень ценные. Они Алевтину хранили от всего и вся… Например, вот эта темно-зеленая яшма. Вообще-то считается, что она хранит владельца от яда и ненависти. Алевтина уверяла, что если надеть впервые перстень с определенным камнем определенной формы в определенное время – свойства камня усиливаются, иногда преображаются и трансформируются. У Алевтины на пальцах всегда было несколько колец, иногда она их меняла, комбинировала одни камни с другими, в зависимости от обстоятельств, которых опасалась. Но – дело не в этом. Алевтина всегда – вы поняли меня?– всегда надевала кольца с камнями, если ей предстояла встреча с чужими людьми. Эти камни были частью ее имиджа.

Кудряшов посмотрел на маленькие ручки Верещагиной, на ее тоненькие пальчики без единого колечка:

– А вы, Лариса Павловна, чего ж не бережетесь?

– Я, Вячеслав Степанович, с порченными ведь дела не имею. У меня несколько другое амплуа, – Кудряшову послышались нотки торжества в ироничном тоне Верещагиной.

– И у Коляды не было никаких сбережений?

– Кто нынче делает сбережения? Время не то.

– И все-таки, неужели вы, Лариса Павловна, никогда не видели у Коляды компьютер?

Повисла тяжелая, вязкая тишина, но ее пытались перечеркнуть, словно играя в крестики-нолики, звуки улицы, врывавшиеся в окно.

– Я никогда не видела у Алевтины компьютера, – наконец, внятно выговаривая слова, сказала Лариса, – И еще – записывайте – нет книг по белой и черной магии. Старинные были книги и рукописи очень древние. Мне кажется, ценные.

… Несколько разворотов – поворотов, и ауди остановилась у Ларисиного подъезда.

– Груз доставлен, хозяйка. – Кудряшов выключил зажигание и протянул Ларисе ключи.

– А вы сейчас куда?

Нет, она положительно не предполагала приглашать его в гости.

– На службу.

– Так возьмите мою машину, как вы доберетесь?

– О, Лариса Павловна, вы забываете, с кем имеете дело, – “И чего я выпендриваюсь?”

Кудряшов проводил Ларису до лифта. Пока бегал по цифрам этажей огонек, смотрел на нее. Она отводила взгляд. Дверцы автоматически открылись и захлопнулись, скрывая Ларисин взмах руки. Кудряшов постоял еще немного. “Чудес не бывает”, – подумал.

В этом новом районе дома стояли вне логики – за номером двенадцать шел двадцатый, потом восьмой. Кудряшов долго плутал, пока не нашел нужный дом, потом еще долго блуждал, не в силах отыскать нужный корпус. В подъезде Кудряшову пришлось нудно объясняться с консьержкой – не хотелось пугать добрую женщину красной корочкой. Наконец, позвонив в нужную дверь и услышав почти не ожидаемые шаги, Кудряшов облегченно вздохнул. Так, на выдохе, ему и пришлось спрашивать:

– Виталий Александрович?

– Да? – в голосе худого седеющего человека звучала та же вопросительная интонация.

– Уголовный розыск.

– О, как интересно, – обрадовался хозяин и посторонился, впуская Кудряшова, – опять кого-нибудь ограбили?

– Почему? – вздрогнул сыщик.

– Нет? Странно. Тут у нас в доме каждый день кого-то грабят почему-то. Меня тоже пытались. Дверь не сумели только открыть – мальчишки, жалко, жизнь себе поломали. Я следователю говорю: Бог с ними, не взяли же ничего. Но он мне долго что-то объяснял про законы… Так чем обязан?

Кудряшов поудобнее устроился в предложенное кресло:

– Грабят, Виталий Александрович, это когда с насилием над личностью. А когда тайно похищают имущество – это крадут. У вас в доме, как я понял, пока крадут, слава тебе, Господи. Виталий Александрович, дело в том, что трагически погибла некая Коляда Алевтина Григорьевна…

– Вот оно что, – удивленно протянул Виталий Александрович, – но тут я вряд ли вам сгожусь на что-то. Я почти ее не знал.

– Да. Я понимаю, – согласился Кудряшов, – но вы занимаетесь астрологией. Вы – астролог.

– Какой я астролог? – махнул рукой Виталий Александрович и доверчиво посмотрел на Кудряшова, – это так… Знаете, я ведь кандидат технических наук. Раньше подрабатывал репетиторством. Теперь учу людей астрологии. Современнее получается, выгоднее, да и интереснее. Астрологии ведь можно научить, вы знаете. Это не какая-нибудь экстрасенсорика с ее идеей элитности и исключительности, с напускными тайнами, с мощнейшим механизмом внушения, которое предполагает, как бы изначально, мороченье людям голов. Это вполне конкретная наука, определенный объем знаний, в принципе, доступный каждому, кто захочет его освоить. Но, конечно, как и в любом другом деле, есть талантливые носители этих самых знаний, есть бездарные. Но научиться может каждый.

Кудряшов, наконец, понял, кого напоминает ему Виталий Александрович. В 10 классе Слава собирался поступать на физфак МГУ и занимался у репетитора, который был точь в точь Виталий Александрович: та же манера потирать руки, как от холода, те же приподнятые плечи, та же посадка головы – словно птица, нахохлившись, по сторонам озирается. Славин репетитор вечно мерз, а потому у его ног обычно горел пучок электрических лампочек, служа наглядным пособием для объяснения многогранных свойств энергии, которая и светит, и греет. Физиком Кудряшову стать не довелось – провалился на экзаменах, а после армии поступил уже на юрфак. И сейчас, глядя на Виталия Александровича, Слава в который раз обрадовался этому обстоятельству. Виталий Александрович был типичным технарем. И типичным учителем-репетитором: человеком, который много знает, но не может сам извлечь ничего конструктивного из своих знаний, а потому ему необходим посредник – ученик.

– Лариса Павловна Верещагина, – Кудряшов пытался сохранить бесстрастный тон, – ваша ученица?

– Да, – гордо сказал Виталий Александрович, – Лариса – моя ученица.

– Лариса была подругой Коляды.

– Подругой – не подругой… Это сложнее.

– Расскажите, – попросил Кудряшов и добавил с иронией: Я пойму.

Учитель астрологии иронии не принял:

– Боюсь, что вам трудно будет понять. Но – попробуем. Хотя, честно говоря, мне не хотелось бы касаться этой темы. Я не уверен, что Лариса от этого не пострадает, – быстрый взгляд в сторону Кудряшова.

– Я вам обещаю, – серьезно заверил Кудряшов, – не пострадает. Нам, то есть мне, как занимающемуся этим делом, важно располагать сведениями о той области знаний, которыми владела Коляда.

– Располагать сведениями? – Виталий Александрович усмехнулся.

– Хотя бы ориентироваться, – согласился Кудряшов.

– Да, но Коляда занималась совсем не тем, чем занимаемся я и Лариса. Это – во-первых. Во-вторых, вы спросили, почему они дружили, то есть, почему общались. Видите ли, Лариса – очень способная ученица. Знаю по себе: учить ее – одно удовольствие. Наступает момент, когда она… Когда полученные знания становятся для нее естеством, ее полной и безраздельной собственностью. Тогда она поднимает тебя самого на новый уровень. Она начинает отдавать. Так что Алевтину я могу понять: Лариса трактовала ее примитивные знания на таком уровне, что деревенской гадалке и не снилось. А вот почему с ней дружила Лариса…

– Наверное, чтобы учиться, – подсказал Кудряшов.

Виталий Александрович хмыкнул:

– Дело в том, что Лариса – немножко вампирчик. Она перенимает у человека, с которым общается, очень многое, пожалуй, слишком многое: сущность, естество, энергию. Не желая этого – но перенимает. Потому очень осторожна в дружбах и знакомствах.

– Вы хотите сказать, что Коляда была не очень хорошим человеком?

– Упаси Бог так говорить. Тем более о покойной. Но в Алевтине была… была некая дурная кровь. Даже я это чувствовал. И Лариса должна была это чувствовать – интуиция у нее потрясающая. Вы с ней говорили уже? Вы с ней поосторожнее – она ведь мысли читает, знаете? Только не распространяется об этом, хотя, казалось бы – зачем скрывать? Другие вон, – Виталий Александрович глобально указал рукой за окно,– только тем и занимаются, что бесстыдно лгут, внушая окружающим, будто в состоянии читать чужие мысли. А что, собственно, случилось с Алевтиной Григорьевной?

Кудряшов отметил про себя, что учитель астрологии слишком долго не задавал этот вопрос.

– А вы не знаете? – изобразил удивление Слава, подумав, что Виталий Александрович не так прост, как хочет казаться, – Алевтина Григорьевна Коляда выбросилась из окна. Но есть подозрение, что это убийство.

Виталий Александрович деланно опечалился, Кудряшов ждал, что сейчас прозвучит вопрос: “Когда это случилось?” Но вместо этого услышал:

– Кому же это было выгодно?

– Вот и мне хотелось бы вас об этом спросить. Вы один из немногих людей, которые могут нам помочь разобраться в жизни Коляды.

– А что же, Лариса не снизошла?

“Они все похожи, репетиторы, – подумал Кудряшов. – Они ревнуют своих учеников к тем знаниям, которые сами же им и передали. Они радуются успехам своих воспитанников, но одновременно им приятны и их неудачи”.

– У Ларисы Павловны свой взгляд на вещи, у вас – свой. Вы все-таки человек науки, – льстиво добавил Кудряшов.

– Да, но с научной точки зрения я вряд ли могу что-то объяснить. Знаете, на Западе, например, богатые фирмы платят ученым деньги – просто так, чтобы те имели возможность удовлетворять свое научное любопытство. Однажды такая фирма взяла как бы на содержание одного биолога. Он сидел себе, изучал нервную деятельность какого-то насекомого, не имеющего отношения, как вы понимаете, к сфере деятельности фирмы. И вдруг, опять же однажды, изобрел принцип нового способа наведения ракет средней дальности, который фирма, разумеется, запатентовала на пару с изобретателем. Подсмотрел у насекомого этот принцип. Все, что касается науки – иррационально. Чудеса – и те укладываются в некую закономерность. Например, их можно объяснить Божественным провидением. Наука не может себе позволить такую роскошь, она находится в иной системе координат, она вроде бы плод человеческого разума. Ну а Коляда… Она просто очень хорошо знала древние способы гадания, чувствовала знаковую систему судьбы. Знаете, это ведь именно система. Медицина – система. Психология – система. Астрология – система. То, что мы называем ворожбой – тоже система освоения мироздания, окружающей действительности, и у этой системы – свои законы и закономерности, свои ”этого не может быть, потому что не может быть никогда”. Например, вы замечали когда-нибудь, как много в нашей жизни совпадений? Идете вы по улице, встречаете вдруг, предположим, своего одноклассника. Вы думаете, что это случайность, потому что не умеете ее прочесть, понять, что за ней стоит. У вас нет системы – цельной картины мира, где все не просто так, где каждая ситуация на своем месте и – в динамике. Коляда этой системой владела. С блеском. Муха пролетит над человеком – Алевтина и ее полет увяжет с судьбой и с общим порядком вещей, и концы с концами у нее всегда сходились. И что бы там не говорили, я считаю, что Коляда была сильнее Ларисы, как предсказательница. У Ларисы просто общий уровень выше. Поэтому Лариса боится быть злой. Она никогда не скажет человеку, какой он плохой. Постарается поддержать, направить, остеречь. Алевтина – нет, она – добивала. У нее была метода такая: сказать человеку о чем-то тайном, гнетущем его, о мелочи, может быть, какой-то. Ну, что он в детстве две копейки украл или о том, что когда-то завел поганенький романчик, о которым стыдно вспоминать. Человек терялся, расстраивался, считал уже, что Алевтина видит его, как голенького. А она тогда уже начинала работать…