– Извини, – сказал Игорю, – неприбрано. Тут у меня вчера ребята групповуху устраивали. Все перевернули. Я уже в самом конце появился – не смог за порядком проследить. Найдешь где предметы дамского туалета – не пугайся.

Воротова передернуло. Слава хихикнул. Кудряшов обожал подкалывать подобным образом добропорядочного Игоря и наблюдать за его исступленным негодованием.

Консервы разогреты и съедены. Кофе заварен, выпит и снова заварен.

Кудряшов успел рассказать о своей поездке с Верещагиной, умолчав, разумеется, о том, что было лично для него примечательным не менее, чем факт пропажи, ты ж понимаешь, какого-то астрологического архива.

Воротов слушал, изредка задавая вопросы, не всегда понятные Кудряшову: упоминала ли Верещагина фамилии Стрелецкий и Ткаченко, где назначены поминки, когда в последний раз Коляда ездила отдыхать и куда. А когда спросил, систематизирован ли был пропавший архив, Кудряшов взорвался тихим недоумением:

– Какой же ты все-таки есть, Ворот, что я тебе сделал?

– Надеюсь, гражданке Верещагиной напомнили, чтобы она на время следствия оставалась в Москве?

Тут Кудряшов окончательно вернулся с заоблачных небес, на которых, что скрывать, пребывал. И ему стало грустно.

– Ты решил предоставить мне эту замечательную возможность, – обиделся он.

Воротов насмешливо посмотрел на друга и покачал головой:

– Да-а, – укоризненно протянул, – общение с демонической женщиной для тебя даром не прошло.

– А она демоническая? – ухватился за тему Кудряшов. Ему очень хотелось поговорить о Ларисе.

– Говорят…

Кудряшов пожал плечами для конспирации и выдержал паузу.

– Так вот, – начал Воротов, – пока ты поддавался обольщеньям…

– Каким обольщеньям? – с видом нашкодившего школьника безоговорочно отмел подозрения Кудряшов.

–…я побывал у ближайшей подруги Верещагиной Екатерины Всеволодовны Померанцевой. Особа исключительно добродетельная. Но не без романов – актриса все-таки.

– Про ее романы даже я знаю, – вставил Слава, – как и всякий гражданин страны.

– Это ее частное дело, – защитил доброе имя женщины Воротов. – Так вот, дружит Померанцева с Верещагиной уже лет десять. Екатерина Всеволодовна когда-то училась на факультете журналистики в одной группе с Ларисой Павловной, ушла со второго курса, поступила в театральное.

– Женщины не умеют так долго дружить, – оракульски изрек Кудряшов, – думаю, ты узнал о Верещагиной много интересного.

– Зависть – вне логики. Зависть женщины к женщине – тем более. Казалось бы, удачливая, талантливая, знаменитая актриса и женщина без определенных занятий – кто кому должен завидовать? Нет, то есть все говорилось исключительно в превосходной степени…

– Ладно, психология Померанцевой – дело десятое.

– Не скажи. Верещагина-то психологию своей подруги прекрасно знает. И тем не менее решила алиби свое отдать ей в руки.

– Ты, – насупился Кудряшов, – считаешь, что алиби не натуральное?

– А ты веришь в чудеса?

Они помолчали.

– Впрочем, – сказал Воротов, – Времена алиби прошли, наступили времена наемных убийц. Но если честно, то я пока не вижу причины по которой Верещагиной мешала бы Коляда. Судя по всему, своего рода популярности у твоей Ларисы Павловны – побольше будет. Так что скорее наоборот могло произойти.

Кудряшов пропустил мимо ушей указание Воротова на Верещагину как на Славину собственность, – пусть подкалывает, если ему так нравится.

– Можно свои пять копеек вставлю? – чопорно осведомился Кудряшов, – Так вот, астрологическая карта с полной выкладкой всех данных об объекте исследований в среднем в Москве стоит 1000 долларов. Но сама по себе астрологическая карта – ерунда, арифметический расчет, за минуту на компьютере можно сделать. Главное здесь – трактовка карты. Верещагина берет за работу 3000 долларов и считается крутым специалистом.

– Богатая невеста.

– Алевтина довольно успешно лечила людей. Сам понимаешь, когда болеешь – любые деньги выложишь. Так что у Коляды материальных проблем не было. Но, при этом, она зачем-то пыталась освоить астрологию, Верещагина ее и учила – но, увы, то ли плохо учила, то ли Алевтина неспособной ученицей оказалась. Коляда умела неплохо гадать на картах, но все же ее предсказания были не так точны и, главное, не так подробны, как предсказания Верещагиной.

Тут Кудряшов, напустив на себя профессорский вид, стал пересказывать Игорю информацию об астрологии, полученную от Виталия Александровича.

– И Верещагина в состоянии запомнить все 100 арабских точек? – недоверчиво уточнил Воротов.

– Более того, я тут расширил сферу источников информации, кое-где еще побывал – о Верещагиной ходят легенды. Она якобы способна просчитать не только какую профессию человек выберет, когда женится, как будет развиваться его карьера и тэ дэ. Она может просчитать, в какой город нужно переселиться, чтобы, к примеру, язва не мучила. “Сменить долготу” – это так называется. Астрологические дома перемещаются со сменой долготы, и тебя уже не язва мучит, а тебе Госпремию дают. Энергетика планет в твоем гороскопе остается та же, но направление ее силы – меняется.

– А когда человек умрет – может просчитать? – с иронией наблюдая за Славиным энтузиазмом, спросил Игорь.

– Вот тут они все говорят: пасс. То есть у человека существуют критические дни. Но факт смерти предсказать практически невозможно – все в руках Божьих. Каждый в принципе может умереть раз 10 в году, – Кудряшов развел руками. – За что купил, за то и продаю. А Коляда гадала по руке, на картах специальных -Таро! – на бобах (первый раз слышу, что есть такое гадание), на кофейной гуще. Сглаз снимала, порчу, врачевала. Но до уровня Верещагиной явно не дотягивала.

– Но Верещагина говорит, что Коляда никогда не ошибалась.

– Вот здесь вся загвоздка, вся разница между ними. Я еще заехал в одно место – там всех этих “ясновидящих” изучают с научной точки зрения. Так вот, они мне пояснили разницу, – тут Кудряшов растерянно устремил взгляд в пространство, – правда, я ничего не понял.

Воротов сочувственно промолчал.

– Я не удержался, – стыдливо прятал глаза Кудряшов, – спер у астролога Виталия Александровича бумажку одну. Незадолго до своей гибели Алевтина Коляда приезжала к потерпевшему. Просила составить астрологические карты неких граждан. Как я выяснил по украденной мною бумажке, граждане эти в основном являются гражданками. Тебя конкретно интересует, кто да кто?

– Догадываюсь, – мрачно отмахнулся Воротов.

– К тому же когда-то Коляда при получении паспорта зачем-то поменяла себе имя. Но не только имя. Неизвестно, когда, собственно, она родилась. В паспорте написано 20 декабря, астролог Виталий Александрович составляет ей почему-то астрологическую карту на 20 марта того же года…

– Ты проверял, криминала какого в те, домосковские годы за ней быть не может?

– Я тоже так подумал. Хотя девке было шестнадцать, когда

она из деревни отвалила. Но ты не сомневайся. Я связался с тамошними. Коляду прекрасно в деревне помнят. Ничего за ней не водилось. Ну а то, что в сельсовете попросила другое имя в документах записать – капризы, говорят. А про день рождения вообще никто не помнит. Они там, дескать, только именины справляют. А кто когда родился – никого не интересует. Я все думаю, что же имела в виду Коляда, когда пыталась уяснить: что будет, если такие-то люди соберутся вместе?

– Не вдавайся.

– Не скажи. Художника, как говорится, надо судить по законам, им самим над собой поставленным.

– Оставим эту тему, – поморщился Воротов, – как неперспективную.

– Ну, в общем, влипли мы с тобой, – подытожил Слава, – Я, разумеется, во всю эту белиберду с ясновидением и проглядыванием человека насквозь, в порчу и сглаз не очень-то верю. И, тем не менее, согласись, это тебе не убийство кооперативщика рэкетиром раскрывать. Тут могут открыться обстоятельства непредсказуемые. Уж больно материя тонкая.

– Кстати, о рэкетирах, – вздохнул Игорь, – Словосочетание Юрий Агольцов тебе, конечно, кое-что говорит?

– А то! – насторожился Слава.

– Так вот, он был связан с Колядой.

– Боже мой! Боже мой! – подняв глаза к потолку, взмолился Кудряшов, – За что? В этой истории и так черт ногу сломит – только Агольцова не хватает.

– Померанцева утверждает, что с Алевтиной его связывали самые нежные и интимные отношения.

– Ну, я не знаю, – искренне запереживал, засочувствовал Слава, – У него же мисс Россия в офисе кофе подает. Ему что, фотомоделей и миссок всяких не хватало? Да Коляда лет на десять его старше. Он что, геронтофил?

– Слава, – поморщился Воротов, – ты же с Агольцовым дело имел. Он – человек не простой и, тем более, не примитивный. Зачем ему мисски?

– Хорошо, – собрался Кудряшов, – давай тогда по порядку. Без эмоций. Сухой остаток. Пройдемся по бытовухе? Туфлю-то так и не нашли Колядину. А между тем, у них, у людей, которые верят в ведьм и колдунов, существует поверие-не поверие, ну, в общем, техника безопасности обращения с нечистой силой: если ведьма умирает, то обязательно ее сжечь надо, иначе она так и останется на земле вредить всем и каждому. Ну, если не саму ведьму сжечь, то хотя бы какую-то вещь ее, которую ведьма носила. Где туфля-то? Нет туфли-то!

– Уж больно наивная подсказка, – скептически покачал головой Воротов, – Тебе не кажется?

– Наивная – не наивная, может, конечно, подстава, но не учесть этого нельзя. Еще. Убийство на почве ревности. Раз Коляду Агольцов трахал, ой, извини… В общем, раз у нее был роман с таким человеком, как Агольцов, надо вникнуть в его личную жизнь повнимательнее. Марух-то возле него наверняка много вилось.

– Давай, вникай, – согласился Воротов, – Теперь – по другому направлению. Итак. Версия первая. Коляду убили за то, что она передала свой архив – как некий пакет информации – в чьи-то руки.

– Раз, – дал себя уговорить Кудряшов.

– Версия вторая. Коляду убили за то, что она не передала архив заинтересованным лицам.

– Ну, нет, – запротестовал Слава, – Для того, чтобы отобрать архив у Алевтины, вовсе не обязательно было ее убивать. Нет. Это – не версия.

– А я считаю, что так могло быть. Потому что ты не учитываешь двух вещей – наличие в жизни Коляды Юры Агольцова, больше известного под невыразительной кличкой Цикорий. Совершить кражу, пусть даже через подставное лицо, у его любовницы – равносильно самоубийству.

– А убить его любовницу, – передразнил Кудряшов назидательный тон друга, – равносильно путевке на Канарские острова.

– Да, представь себе, Слава, иногда лучше человека убрать, чем в живых оставить. Потому что живой человек хватится пропажи и будет очень и очень о ней сожалеть, “помогите!” кричать. Мертвому же – ничего не нужно. Извини меня, конечно, за банальность – сам вынуждаешь. И я сильно сомневаюсь, что Агольцов так глубоко вникал в род занятий своей возлюбленной, что знал о существовании архива, а если и знал, то мог представить себе его ценность.

– Но если знал – уж как-нибудь сообразил бы. Хорошо. Но тогда будем все-таки рассматривать два варианта. “Знал”. И “Не знал”.

– Согласен. Будем рассматривать два варианта. Вернемся к моей второй версии. Агольцов не знал о существовании архива. Некому заинтересованному лицу этот архив был необходим, опасаясь последствий, данное заинтересованное лицо убрало Коляду, чтобы некому было рассказать Цикорию о пропаже ценной информации. Кроме того, – повысил голос Воротов, – есть, как я уже говорил, второе условие для этой версии – необходимое, но не обязательное. Сведения, содержащиеся в архиве, хранились так же в памяти некой гражданки Коляды А.Г. И это тоже имело значение для заинтересованного лица.

– Принимается, – кивнул головой Кудряшов.

– Теперь посмотрим, что получается, если предположить: Агольцов знал, что у Коляды существует собираемая многие годы информация о самых разнообразных людях. Причем, заметь, информация очень интимная, подноготная, можно сказать, информация. Девочка Алевтина начала бывать в некоторых домах некоторых очень влиятельных ныне людей двадцать с лишним лет назад. Тогда эти люди, может быть, и представить себе не могли, что когда-нибудь окажутся на виду. А когда человек живет себе тихонько, растворившись в толпе, – он очень многое может себе позволить, он живет бесконтрольно, на него не давит необходимость прилично выглядеть в глазах окружающих. А это, как ты знаешь, влечет за собой безответственность.

– И вседозволенность, – скорчил страшную рожу Кудряшов.

– И вседозволенность, – совершенно серьезно подтвердил Игорь Воротов, – С далеко идущими последствиями. И поступки, которые могут и не содержать криминала, но за которые потом будет стыдно, которые не захочется потом вспоминать. Тем более обнародовать.

– Шантаж?

– Может быть, и так. Не знаю. Но это версия?

– Имеет право на существование.

– Пойдем дальше. Архив могли прихватить с собой, чтобы сбить с толку следствие. Могли? Могли. Случайное совпадение быть могло? Могло, – зачастил Воротов.

– Погодь. Что значит – случайное совпадение? Коляда кому-то отдала архив, а ее вдруг взяли и пристукнули по какой-то неведомой нам причине. И это не связано между собой. Ты меня прости, конечно. Зачем Коляде куда-то отдавать архив, которым она дорожила, коли уж собирала много лет? Если Алевтина архив спрятала – то зачем? Кого-то, значит, опасалась? Кого? Каких обстоятельств? Нет, эта версия на версию не тянет, потому что для нее слишком мало исходных, она не сформулирована. Во всяком случае, на сегодняшний день. И потом. Мы с тобой как-то отделили архив от компьютера. А ведь вполне вероятно, что Коляда перенесла свой архив в компьютерную память, а черновики – уничтожила. Возможно?

– Возможно, – подтвердил Воротов, – а может, и оставила. Как дубликат, как второй экземпляр. Но скорее всего – уничтожила. Иначе почему она так скрывала наличие у нее компьютера? Заметь – от всех скрывала. От самых близких в том числе.

– Это мог быт отвлекающий маневр. Если предположить, что за архивом началась охота – Коляда таким образом спасала информацию. Но ты же понимаешь: для того, чтобы иметь в наличии компьютер, надо: а – его где-то приобрести. В магазине? Через знакомых, по объявлению в интернете? Бэ – надо, чтобы кто-то научил, куда пальцем тыкать.

– По книжке можно научиться, – уточнил Воротов.

– Хорошо, по книжке. Но купить где-то надо? Значит, все же существует человек, и возможно не один, который знал о том, что Коляда приобрела компьютер.

– Зайти с улицы, купить. И раствориться в толпе.

– Да, – взгрустнул Слава, – этим направлением можно веками заниматься: представь себе современный компьютерный рынок нашей страны.

– Ничего, – подбодрил Воротов, – как сказала бы твоя бабушка: “Глаза боятся, а руки – делают”.

– Моя бабушка так же иногда говаривала, что “от работы кони дохнут”. Ладно. Принимается. А вот как ты думаешь, наш фигурант Леня Долгов, – он мог заявиться с утра пораньше к Коляде за архивом? Предположим: Долгов знал, что Коляду должны убить. Просто убить, без довеска в виде кражи. Архив на месте. Долгова он интересует. Вот и приходит с утречка.

– Слишком поздно. Труп уже нашли бы в любом случае.

– Да, но Долгов не знает, каким именно образом убили Коляду. Знает, что убили, не знает – как. Лежит себе тихонечко трупешник в квартире, даже не пахнет пока, когда еще найдут – Бог весть. Замечательная возможность помародерствовать. Архив! Чужие болезни – дело прибыльное. Прибыльное? – я тебя спрашиваю.

Кудряшов приосанился, засиял. Ему страшно нравилась его собственная версия. Но Славина радость не отразилась в глазах его собеседника:

– Все опрошенные, все близко знавшие Коляду, все в один голос утверждают, что у них не было ключей от ее квартиры. Уверяют так же, что ни у кого не было ключей от квартиры Коляды. Не давала она ключи никому – вполне естественная позиция женщины, которая, судя по всему, больше года имеет компьютер и никому об этом не говорит. Мало того, что не говорит. Еще и усиленно убеждает окружающих в том, что абсолютно с компьютером несовместима. А если у Долгова не было ключей от квартиры Коляды – как бы он в дом ее попал? Дверь бы бронированную взламывать стал – за которой труп лежит?

– Все это так, – не теряя энтузиазма, откликнулся Кудряшов, – Но! – он многозначительно вытянул вверх палец. – Но! Есть одна существенная деталь, о которой мне поведала Верещагина, и я пока не склонен думать, что это вымысел. Деталь заключается в том, что Алевтина страшно боялась умереть и лежать долго в таком мертвом, я бы сказал, состоянии. У нее страх такой был. Пунктик на эту тему. Неужели ты думаешь, что при этом условии она хоть кому-нибудь, хоть одному человечку на свете не дала бы ключ от своей квартиры? На всякий случай?

Проводив Воротова до метро, Кудряшов в задумчивости добрел до помещения Центрального пульта вызова полиции. Предъявил на входе удостоверение, пошептался с начальником смены, под лукавые взгляды девчонок в наушниках (и откуда только все все знают про его, Кудряшовское донжуанство?) проследовал в крохотных закуток. Вставил в магнитофон принесенную начальником смены кассету.

– Полиция, полиция, – бубнил пьяный мужик, – я щас жену пришил. Падла буду!

– Муж, муж, – срывался у женщины голос, – муж домой не пришел. Обещал в шесть с работы вернуться, сейчас уже два ночи.

– Когда ж это кончится, – шамкала старуха, – Три часа ночи, музыка орет, потолок трясется. Притон долго будет существовать? Я участковому сколько раз говорила…

– Алло, полиция – голос был мягок и тих, невероятная тоска тлела в его глубинах, – В доме номер 18 по Малой Грузинской совершено убийство. Малая Грузинская, 18. Квартира 169.

Кудряшов перемотал кассету и прослушал запись еще раз.

– Алло, – теперь ему уже не чудилась тоска, а только железная воля бряцала обертонами, – Совершено убийство. Малая Грузинская, 18…

Кудряшов снова и снова прокручивал запись. Знал ли он сам, что надеялся отыскать в становящемся для него то враждебном, то доверчиво-растерянном голосе?

– Алло, полиция… Совершено убийство…