Люба
Зажевывая мерзкий осадок от встречи с Касьяновым шоколадной конфетой, двигаюсь по стеклянному переходу между корпусами.
За стеклом уже садится солнце, и все вокруг стало розовым от этого заката.
Я никогда всерьез не задумывалась о том, почему с парнями у меня не очень клеится. Может, потому что я всех парней вокруг сравниваю со своим братом? А может, потому что во мне что-то не так?
Я… недостаточно… чувственная?
У меня никогда не съезжали набекрень мозги от парней и желания.
Но я вообще очень собранная!
Я не люблю, когда опаздывают. И когда обещают позвонить и не звонят. Или когда парень откровенно скучает, слушая подробности из моей жизни, в то время как подробности своей он может отгружать вагонами. Парню, с которым мы пару раз ходили в кино до Касьянова, я так и сказала. Спросила, почему его дела должны быть интересны мне, а мои для него – усыпляющее чтение перед сном. С тех пор я его больше не видела и даже не жалею.
Я не знаю, откуда берется потребность вываливать на них свою жизнь, когда могу спокойно вываливать ее на брата. Наверное, потому что мне нужен мой человек! Только мой. Которого я не буду делить ни с кем, и которому… всегда будет интересно знать, где я нахожусь и чем я, черт возьми, занимаюсь.
Проглотив сладкий шоколад вместе с возникшим в горле комом, сокрушенно достаю еще одну конфету и сворачиваю в коридор.
Я, наверное, последняя девятнадцатилетняя девственница в городе, но это не так унизительно, как быть последней двадцатилетней девственницей, а двадцать мне исполнится уже через три месяца.
Изучая кабинетные таблички, плетусь от одной двери к другой. Я знаю, что его кабинет где-то рядом с деканатом, а возле него вечно толпится народ. Обойдя кучку неизвестных мне лиц, двигаюсь вдоль стены, уже догадываясь, какая конкретно дверь мне нужна. Ее подпирают два лохматых парня, и, судя по всему, они близнецы.
Мои нервы натягиваются, как гитарные струны. Меня колбасит совсем не от страха, а от волнения. Хочу его увидеть. А он меня?
Касьянов вместе со всем своим дерьмом испаряется из головы.
Прочитав имя на табличке, сжимаю пальцами ручки своей сумки.
– Дипломница? – спрашивает один из одинаковых парней.
На обоих джинсы и клетчатые рубашки, а я зачем-то распустила волосы! Может, чтобы прятаться за ними, как несчастной трусихе, которой и являюсь.
– Угу, – останавливаюсь рядом, кивая на дверь. – У себя?
Сердце в груди начинает скакать.
– Ага, занято, – сообщает парень.
Прижавшись спиной к стене, рассматриваю свои меховые угги и вздрагиваю, когда дверь кабинета открывается.
Чертовы… черти!
Быстро глотаю конфету, поправляя волосы.
– Заходите, – объявляет появившаяся на пороге девушка.
На ней мини-юбка и ботинки на каблуках, и она румяная, как помидор, и это, помимо того, что она улыбается, как влюбленная дура.
Просто блеск, Александр Андреевич!
Близнецы заходят в кабинет, сосчитав до трех, захожу следом.
– К пяти не успею, – слышу знакомый глубокий голос и тихий хрипловатый смех. – Набери меня часов в семь, обсудим.
От волнения потеют ладони, и мир сжимается до маленького, заваленного бумагами и обвешанного сертификатами кабинета.
Господи, ну и бардак.
В неверии смотрю на гору макулатуры в углу, топчась за спинами в клетчатых рубашках.
– На связи… – голос хозяина этого бардака пробирается мне под кожу, оседая искрами где-то в животе, а когда вижу его самого, уже не могу отвести глаз.
Волнистые пряди на его умной голове находятся в идеальном небрежном беспорядке. Тонкий шерстяной свитер демонстрирует каждый изгиб мышц на широких плечах и груди. Мой дипломный руководитель настолько подтянутый, что на этом свитере ни единой складки.
Это катастрофа…
Не могу перестать смотреть. Серый цвет кошмарно ему идет!
Откинувшись в рабочем кресле, зажимает телефонную трубку между плечом и шеей, небрежно перелистывая страницы лежащей перед ним картонной папки, которая очень смахивает на личное дело студента.
Оторвав от нее глаза, Романов кладет трубку и смотрит прямо на меня.
В упор и без каких-нибудь видимых эмоций на своем красивом лице!
Осматривает с ног до головы. Мою обувь, джинсы, пушистый белый свитер. Вернувшись к лицу, смотрит в мои глаза, постукивая длинными пальцами по папке.
Закусив губу, смотрю на потолок, а потом на лысый фикус в большом пластиковом горшке, который подпирает стену рядом с еще одной кучей макулатуры.
– Парни, – объявляет Романов. – Уступим даме место. Я надолго не задержу.
Скосив глаза, смотрю на единственный свободный стул. Три других завалены коробками и документами, как и шкаф, который на первый взгляд открывать опасно для жизни.
– Ага, без проблем, – хихикают близнецы.
Посмотрев на Романова, ловлю его взгляд на своем лице.
Положив телефонную трубку, он коротко велит:
– Садись.
Выдохнув, опускаюсь на стул, продолжая исподтишка его рассматривать. Круглый ворот свитера окружает жилистую сильную шею, на которой отчетливо выделяется кадык и мышцы вокруг него.
Сглатываю.
Понятия не имею, что там у него в голове. В моей почти пусто!
– Вот список примерных тем для дипломов, – кивает на подоконник и громоздящийся там принтер. – Ознакомьтесь. Если есть свои предложения, можем обсудить индивидуально. Мои контакты там указаны. Не затягивайте с выбором темы, в феврале вы уже точно должны знать, с чем будете работать.
– Принято, – салютует парень, забирая с принтера распечатки и вручая одну из них мне.
– Вопросы есть?
– Не-а…
– Тогда свободны.
Вскакиваю со стула, но вместо облегчения чувствую кошмарное разочарование.
Ну и ладно!
Быстро запихиваю листок в сумку, обманутая во всех своих глупых ожиданиях, которые я даже толком сформулировать не могу.
– Стрельцова… – слышу угрожающий голос, подлетев к двери. – Сядь на место.
Люба
Впившись пальцами в дверную ручку, замираю. За дверью шум и звуки шагов, но их быстро перебивает стук моего сердца.
– У вас очень уютно, Александр Андреевич, – замечаю тихо, глядя перед собой.
– Сбегать – это твое кредо?
Это звучит как издевка, хотя его голос нейтральный, насколько это возможно.
Я собиралась благополучно сбежать сейчас, но пол подо мной горит от стыда за свой вчерашний поступок.
Он что, хочет поговорить об этом? Разве мы не должны делать вид, будто этого не было?
– Я… у меня возникли… дела… – говорю расплывчато, и даже дураку понятно, что это чушь собачья.
Кажется, он сложил дважды два, потому что я не сомневаюсь в том, что лежащее перед ним дело – мое. И теперь он знает обо мне все, включая мое «семейное положение», и теперь уж точно догадывается о причинах моего вчерашнего трусливого бегства.
Его кресло скрипит за моей спиной. Сделав маленький вдох, оборачиваюсь.
Зеленые глаза впиваются в мое лицо, а мои… прилипают к ним в ответ. И это как гипноз! Просто смотрим друг на друга, и я даже не моргаю, пока он не делает этого первым.
Сложив на груди руки и вытянув под столом ноги в темно-синих джинсах и кроссовках, любезно говорит:
– Присаживайся.
С тоской посмотрев на стул, покусываю изнутри губу.
Кажется, я к этому не готова!
Проходя мимо ощипанного фикуса, неуверенно интересуюсь:
– Вы его что, на лабораторный материал разобрали?
Посмотрев на цветок и обведя языком зубы, ровно бросает:
– Ему со мной скучно.
– Эм-м-м… – бормочу, опускаясь на стул. – Кажется, он уже умер от скуки.
Подняв глаза, ловлю медленный взгляд на своих волосах, а потом на своем лице, и я вмиг забываю, о чем мы вообще говорим!
Я… сегодня хозяин этого чулана кажется мне моложе, чем раньше. Может, из-за того, что уличный свет так падает на его лицо, и я могу рассмотреть каждую деталь! А может, еще почему-то, но он кажется мне гораздо моложе, чем я привыкла считать, и от этого у меня в голове все перемешивается. Теперь разница между нами не кажется мне такой… ужасной, как раньше, и это приводит меня в дикое волнение.
Наши глаза сталкиваются опять, и, ерзая по стулу, начинаю краснеть, потому что меня к нему как магнитом тянет… К его телу, к его голосу… Что со мной такое?
Прижав к груди сумку, опускаю глаза.
Сделав очень глубокий вдох, он вдруг отворачивается к окну, говоря:
– У тебя удовлетворительная успеваемость по двум моим дисциплинам. Две сессии подряд.
Мое лицо вспыхивает.
Он что, собирается меня отчитывать?
– Тройка тоже оценка, – сообщаю ему.
– Так себе оценка, особенно если собираешься писать со мной диплом, – замечает он.
Глядя в стену за его плечом, запальчиво спрашиваю:
– Это что, ваши чувства оскорбляет, Александр Андреевич?
– Любовь Константиновна, – проговаривает с предупреждением, переведя на меня глаза. – Вы как-то не так со мной разговариваете.
Открываю рот, хлопая глазами.
Это разве не двойные стандарты?!
К своему ужасу выпаливаю раньше, чем успеваю подумать головой:
– Как с убийцей фикусов?
Его кулак с грохотом падает на стол.
Подпрыгнув на месте, лепечу:
– Я… наверное, пойду…
– Ты табличку на входе читала? – игнорирует, намекая на то, в чьем кабинете я нахожусь.
Я была бы ужасно рада, если бы это хоть как-то меня отрезвило!
– Читала, – говорю тихо и, не выдержав, сообщаю. – У меня тройки, потому что я не нравлюсь вашей коллеге.
Эта ведьма… меня просто ненавидит. Чтобы я не делала, все равно получаю чертову тройку.
– Ты при ней тоже все, что в голову взбредет несешь? – раздраженно спрашивает он.
– Нет, – шепчу, отворачиваясь к окну.
Кажется, это я делаю только при нем.
Я не знаю, что во мне так раздражает его дублершу. Это ужасно обидно, но жизнь вообще несправедлива!
– Поясни, – просит он.
Мне не хочется говорить об этом, но ведь он только что намекнул на то, кто у нас тут главный…
– Она занижает мои оценки, – продолжаю смотреть в окно. – Постоянно.
– Ты обвиняешь преподавателя в предвзятом отношении? – слышу его вкрадчивый вопрос.
– А что, такого разве не бывает? – смотрю на него упрямо.
– Не на моей кафедре.
– Вас ждет разочарование.
Молчит, глядя на меня исподлобья.
Стук в дверь заставляет вздрогнуть.
– Пять минут, – кричит Романов, не отрывая глаз от моего лица.
Захлопнув картонную папку перед собой, отправляет ее в стопку бумаг на полу и встает, оттолкнувшись от стола руками. Подойдя к окну, упирается кулаками в подоконник и спрашивает:
– Хочешь, чтобы я сам у тебя экзамен принял?
Его вопрос застает меня врасплох!
Сам?!
Я не боюсь его экзамена…
Глаза без разрешения бегают по его телу. По широкой спине, ногам.
– Да… – отвожу взгляд, который скатился на его обтянутые джинсами узкие бедра.
– Уверена? – спрашивает, не оборачиваясь.
Облизнув губы, отвечаю:
– Да…
– Договорились, – усмехается, повернув голову. – Вопросы?
– Нет, – бросаю ему в спину.
– Тогда свободна.
Это… все?
Ну и прекрасно!
В три шага подлетев к двери, выскакиваю в коридор и врезаюсь в какого-то парня. Отскочив в сторону, бормочу:
– Извините…
Может быть, от этого столкновения мозги у меня встали на место, а может быть всему виной то, что рядом с Романовым я как пьяная, но только тут до меня доходит, что я вляпалась в какое-то дерьмо!
Романов
– Можно мне вместо микроскопа фейерверк? – тонкий голос племянника в трубке звучит бесхитростно.
Засунув в микроволновку контейнер с гречкой и курицей, выставляю двухминутный таймер.
– Уверен?
Если бы мне в пять лет подарили настоящий микроскоп, хоть и бэушный, я бы прыгал до потолка от счастья.
– Эм-м… угу… – зайдясь кашлем, лопочет он. – Можно мне микроскоп на какой-нибудь другой праздник? – пытается Мишаня быть вежливым и не посылать меня в задницу вместе с моим микроскопом открытым текстом.
– Без проблем.
– Папа подарил клюшку. Когда у меня температура пройдет, мы пойдем на каток.
– Круто, – упираюсь рукой в кухонную столешницу, наблюдая за тем, как вращается внутри микроволновки мой новогодний ужин. – Ну, ты не раскисай. Скоро будешь, как огурец.
– Угу… – снова кашляет он. – С Новым годом…
– Взаимно, – оборачиваюсь на залп салюта за окном.
Бомбит без перебоя со всех сторон.
– Мама просит трубку.
– Ага, – иду в коридор, ориентируясь на пищание брелока сигнализации своей машины.
– С Новым годом, – после короткой возни, слышу в трубке голос сестры.
– И тебя, – обшариваю карманы куртки.
– Как дела?
– В норме.
– Можешь кое-что передать своему другу? – раздраженно спрашивает Оля.
– Ты имеешь в виду Чернышова? – уточняю, отключая сигнализацию и подумывая о том, чтобы загнать машину в гараж.
– Да, я имею в виду его.
– Кхм… – смотрю на часы.
Начало первого ночи, а у меня никаких планов.
– Мы не так часто видимся, – говорю ей.
– А что так? – иронизирует она. – Таскаться по Куршавелям с потаскухами у него время есть, а с боевым товарищем встретиться нет?
– Оль, – вздыхаю. – Я не в курсе его передвижений.
– Ладно, – отрезает зло. – Просто передай ему, что если он подарил сыну клюшку, это значит, что на каток они должны сходить в этом году, а не в следующем.
– Тебе не кажется, что подобные вещи ты должна обсуждать с ним лично?
– Мне так не кажется, – рычит она. – Если мы встретимся лично, боюсь, эту клюшку засунуть ему в задницу!
– Может, поэтому он тебя за километр и обходит? – нахожу я гребаную логику.
– Не поэтому! А потому что он безответственный мудак!
Так, ладно.
– Это тоже передать?
– Это он и так знает, – любезно сообщает она.
– Спасибо за еду, – закрываю тему, проходя через гостиную и поднимаясь на второй этаж.
– Пожалуйста, – фыркает она. – Ты, может, в следующий раз женишься на малолетке, которая хотя бы плитой пользоваться умеет?
– У тебя сегодня месячные? – раздражаюсь, доставая из шкафа толстовку.
– Когда женщина обсуждает что-то поважнее минета, это значит у нее месячные?
– Ты закончила? – захлопываю ящик.
– Да!
– Вот и отлично, – нажав отбой, швыряю телефон на кровать.
Достало это дерьмо.
Стянув шорты, бросаю их на кресло и натягиваю джинсы. Надев толстовку, сбегаю вниз, чувствуя полное отсутствие чертового аппетита и полное нежелание сидеть на месте. Подумав минуту, обуваю кроссовки и надеваю пуховик.
На улице мелкий снег и ощущение апокалипсиса. Ухо закладывает от близкого выстрела фейерверка. Гирлянду на крыльце коротит, но ковыряться с ней нет никакого желания, как и разгребать снежный завал во дворе, поэтому иду в гараж и достаю из запасного холодильника бутылку красного марочного вина, а потом выхожу за ворота, саданув ногой по почтовому ящику, чтобы сбить с него снег.
Из-за двухметровой ограды дома напротив несет шашлыками. Метрах в десяти два подростка начиняют сугроб петардами.
Застегнув куртку, перехожу на легкую трусцу, двигаясь вниз по улице. Через четыре дома сворачиваю направо. Компания человек в пять зажигает по кругу бенгальские огни.
– С Новым годом! – летит в меня чей-то смех.
– С Новым годом, – трушу мимо, чувствуя, как от холода начинают гореть уши.
Пройдя мимо единственного круглосуточного супермаркета, сворачиваю на параллельную улицу и через минуту добираюсь до нужного дома. Зажав звонок в кованой калитке, прыгаю на месте, чтобы не отморозить зад.
– Санечка! – визжит хозяйка, повисая на моей шее и обволакивая запахом терпких духов.
– Ты один?
– Как видишь, – улыбаюсь, получая легкий поцелуй в щеку и вручая ей бутылку.
– Пошли, пошли, пошли… – смеется Таня, затягивая меня во двор. – Холодно…
На ней чумовое платье с блестками и кроссовки мужа на ногах.
– Знаешь, кто ты, Романов? – тараторит, семеня по расчищенной дорожке. – Ты жук! Сто лет тебя не видела!
– Работа, – поднимаюсь вслед за ней на крыльцо, пожимая руку мужикам.
– Саня, – лыбится Калинкин. – Ты когда в мой ресторан придешь? – смакует свою сигару. – Знаешь, сколько я за этого шефа отвалил?
– Не вижу, чтоб ты бедствовал, – усмехаюсь, рассматривая его холеную рожу.
– Чтоб не бедствовать у меня жена финдир, – прижимает к себе Таню. – У нее в башке калькулятор.
Стоящий рядом Чернышов молча затягивается своей сигарой, с философской миной глядя в пространство.
Сообщать ему о том, что вместо него мозг вынесли мне, не вижу смысла. Короткая прогулка по улице мои мозги немного проветрила, и все бесит меня уже не так остро.
– Отнесешь на кухню? – возвращает Таня мне бутылку.
– Не вопрос, – захожу в дом.
От детского визга и топота морщусь. Расстегнув куртку, снимаю кроссовки.
В кармане куртки опять пищит сигнализация.
Да твою ж мать!
Достав брелок, опять отключаю.
– Неужели я не сплю… – слышу за спиной и разворачиваюсь.
Мою шею обвивают руки Марго. На автомате обнимаю за талию и прижимаю к себе. Тело мгновенно реагирует на каждую сногсшибательную округлость, и на то, что одета она в тонкое шелковое платье.
– С Новым годом… – улыбается, вставая на носочки, и без раскачки одаривает меня поцелуем.
Ее новые губы поразительно мягкие.
Не пойму, какого хрена мы не пересеклись за последние две недели?
У нее всегда одни духи. Сколько ее знаю.
Поставив на комод бутылку, сжимаю ее затылок и наваливаюсь на эти губы как животное. Она вздрагивает и трется о меня. Моя реакция очевиднее некуда. С напором толкаю язык. Ее рука скатывается вниз и сжимает мою ширинку.
– Вау… – шепчет, глядя на меня полупьяно. – После развода у всех так?
О проекте
О подписке