7

– Мама, ты знаешь латынь?

Наверное, звучит глупо – как будто я маленький ребенок, искренне верящий, что мои родители умеют всё на свете. Но моя мама не совсем такая, как большинство мам. Она все-таки гений. Часто, когда я спрашиваю у нее что-нибудь между делом, вроде «Почему небо голубое?», она знает ответ и может все объяснить, приводя параметры, диаграммы и длины волн.

От мамы почти всегда получаешь правильный ответ. Но редко – краткий. Поэтому я все-таки чаще спрашиваю папу.

Это я просто к тому, что с мамой никогда не знаешь, чего ждать, и вполне может случиться, что она ответит: «Латынь? Да-да, выучила за четверть часа, когда мне на днях нечем было заняться».

Но оказалось – нет, латыни мама не знает.

– Я могу угадать несколько слов тут и там, – сказала она, делая большим пальцем углубления в шариках теста, лежащих рядами на противне. – Но прочесть не могу, нет. А почему ты спрашиваешь?

– Да так, просто увидела одну вещь… – пробормотала я. Прошло несколько дней с тех пор, как я распечатала изображение пергамента, и за это время пыталась перевести текст при помощи программы, найденной в интернете. Но хотя программа смогла найти, что слово «Fides» переводится как «вера», a «Scentia» как «наука», мне это мало помогло. Одно слово, другое – понимания всего текста это не давало, и я по-прежнему не улавливала, о чем хочет рассказать пергамент. Мне срочно требовался живой человек, способный перевести это с латыни. Но где найти такого? Мама задумчиво посмотрела на меня, но я поспешила протянуть ей банку с малиновым вареньем. Теперь она занялась тем, что стала раскладывать по шарикам в углублениях – то есть будущему печенью – строго одинаковое количество варенья.

– У меня есть давняя подруга, которая знает латынь, – произнесла она вдруг, даже не глядz на меня. – По крайней мере, я так думаю. Она историк. Но латынь, по-моему, даже историки сейчас не учат.

– Что? Кто? Какая подруга? – спросила я. В жизни не слыхала про такую подругу.

Теперь мама посмотрела на меня еще задумчивее, и я быстро затараторила, что у нас в школе типа проект по истории и я нашла старинный церковный текст, который хотела бы перевести.

Школа, вот оно. Прекрасное прикрытие для всего. И это сработало.

Мама достала планшет и разыскала какую-то женщину по имени Лисе Эльг, профессора университета в Дании.

– Вот, – сказала она мне. – Напиши ей и передай привет от Сусси. Мы с ней учились в одном классе гимназии. Иногда пишем друг другу или созваниваемся. Но по-настоящему мы не виделись с тех пор, как окончили школу. Передай от меня привет и спроси, помнит ли она фонтан.

Лисе Эльг оказалась темноволосой, в больших очках. Вид у нее был ну очень умный, совсем как у мамы. Неудивительно, что они дружили.

Но потом мама захотела, чтобы мы послушали в планшете песни, которыми она увлекалась в подростковые годы, и, когда вернулся папа, мы с ней самозабвенно танцевали посреди гостиной. Само собой, папа тоже захотел поучаствовать, но ему не удавалось попадать в такт, как он ни старался. Впрочем, маму это нисколько не волновало, и она начала танцевать с ним, делая совершенно немодные движения в стиле диско. Выглядели они, конечно, ужасно глупо, и я порадовалась, что наше окно выходит в лес и мимо него почти никогда никто не проходит. Но внутри у меня потеплело: мне так нравится, когда мы все втроем одновременно радуемся.

К счастью, мы уже перестали танцевать и выключили музыку, когда во входную дверь постучал Орест.

– Можно мне воспользоваться компьютером? – спросил он, едва мама успела открыть. Разумеется, мама разрешила – ей очень нравится, что Орест интересуется компьютерами. Его-то собственная мама не разрешает ему пользоваться даже калькулятором, считая, что тот испускает опасное излучение. Поэтому Оресту нельзя иметь собственный компьютер, мобильный телефон и вообще ничего, что можно программировать и использовать для счета. И очень жаль, потому что он все такое очень любит. Самый технически продвинутый предмет, которым он владеет, – это наручные часы, но и те не на батарейках, их надо заводить вручную.

Вместе с Орестом я спустилась в мамину компьютерную комнату в подвале. Строго говоря, это кладовка без окон, и мама использует ее как дополнительный кабинет: комната до отказа забита серверами, компьютерами и мониторами. Мама дала нам с собой пакетик с малиновым печеньем, но пришлось пообещать, что мы не станем крошить на стол.

Орест стучал по клавишам, сидя перед маминым (почти самым лучшим) компьютером, которым он обычно пользуется.

– Что ты собираешься делать? – спросила я.

– Найти Эйгира, – ответил он.

Внутри у меня похолодело. Так Орест хочет найти Эйгира? Не лучше ли будет, чтобы Эйгир находился как можно дальше от него и его семьи?

– Вероятно, тебя интересует, как я намерен это сделать, – продолжал он, поглощенный своими планами. – Видишь ли, я надеюсь, что мне удастся взломать список Эйгира с адресами для рассылки. То есть все те электронные адреса, которые он использует, когда пишет своим последователям. Само собой, они зашифрованы, но если мне удастся их расшифровать, то потом я смогу рассказать его сторонникам, что он за человек. Объясню его безумные идеи, вот сторонники его и раскусят.

О, Орест! Он искренне верит, что если только объяснить людям научно и логически, как все обстоит на самом деле, то это убедит их в том, что есть истина. Точно как моя мама! Не понимает, что многие верят в то, во что им хочется верить, вне зависимости от того, есть тому доказательства или нет.

– Ты уверен, что это хорошая идея? – спросила я. – Помнишь ведь, что случилось с Месиной, когда ты ее разыскал.

Орест пристально на меня посмотрел.

– Ну хорошо, – ответил он. – Может быть, не самая удачная мысль – писать сторонникам. Но я все равно хочу знать, где находится Эйгир. Может быть, у меня получится выяснить, где он спрятался и что затевает. По крайней мере, так мне будет спокойнее.

Мне удалось скормить ему две печеньки с малиновым вареньем, прежде чем он принялся искать в интернете следы Эйгира и его последователей.

Потом я поднялась в свою комнату, достала бумагу и ручку.

Добрый день, Лисе!

Передаю большой привет от Вашей одноклассницы Сусси, это моя мама. Я делаю школьный проект по истории и обнаружила загадочный латинский текст. Не могли бы Вы помочь мне перевести его?

Мама надеется, что вы в порядке и спрашивает, помните ли Вы фонтан. (Я не знаю, что она имеет в виду, но пишу это все равно, потому что она меня просила.)

С приветом,

Малин Берггрен

Затем я сложила листок и положила в конверт вместе с распечаткой пергамента. Аккуратно заклеив, я написала на нем адрес университета в Дании.

Посылать все это по электронной почте показалось мне небезопасно. Если Орест может взломать почту Эйгира, то и Эйгир может взломать мою.

8

Письмо профессору Лисе отправилось в путь. Я очень надеялась, что она ответит быстро и перевод пергамента поможет мне понять, что же такое эта самая третья часть. А еще – где она находится.

Меня тревожило, что время летит слишком быстро, а я ни на шаг не продвинулась в ее поисках. Месина предложила, что та из нас, кто первой найдет третью часть, получит и две других. Стало быть, она была весьма уверена, что будет первой. Но откуда ей это знать? Наверняка уже прочла пергамент и получила большое преимущество передо мной. Она и, возможно, Эйгир… Впрочем, в такое сообщничество я всерьез не верила. Мне показалось, что она искренне возмущалась, когда речь зашла об Эйгире. Надеюсь, Месина говорила что думает, когда назвала его «эгоистичным придурком».

В ожидании ответа от Лисе мне оставалось только проработать единственную возникшую у меня идею о том, где поискать решение загадки. Когда мы с Орестом нашли астролябию, она была закопана рядом с остатками старинного хутора в лесу, где ее когда-то давно спрятал Аксель. А осенью, когда нам в руки попали новые зацепки, позволившие нам разыскать Стрелу времени, мы обнаружили ее в шкатулке, зарытой там же. Может быть, и третью часть Аксель спрятал вблизи хутора в лесу? По крайней мере, эту догадку следовало проверить.

В субботу выдался прекрасный день для лесной прогулки. Во-первых, Орест должен был тренироваться со школьной командой в эстафете, так что не было никакого риска с ним столкнуться; во-вторых, светило солнце.

Как раз растаял последний снег, ручей вовсю разлился и бурлил. Я шла по тропинке, грязной и размокшей, но солнце светило сквозь голые ветки сразу со всех сторон таким красивым весенним светом, что хотелось просто кричать от радости. Первый мостик через ручей полностью залило водой. Я долго стояла, размышляя, смогу ли перейти на другую сторону, балансируя, по перилам. Но потом решила пройти по тропинке дальше, к следующему мосту, его затопило не полностью. Осторожно перебравшись по нему, я лишь немного замочила кеды.

Это место в густом лесу какое-то особенное. Каждый раз, когда я приближаюсь к нему, мне чудится, что пение птиц становится громче, а все остальные звуки стихают. Кажется, будто время остановилось: скоростные трассы и железнодорожные рельсы, дома и станции, то есть все, что гремит и звенит в современном Леруме, буквально в двух шагах от меня, – всего лишь сон или даже сон о сне. Такое чувство, словно во всем мире существует одна только эта крошечная лужайка со старой яблоней и каменными ступенями, оставшимися от лестницы дома, должно быть, стоявшего здесь когда-то. И, конечно же, могилка, на которой написано «Сильвия». Сначала я подошла к старому дереву – думаю, это бук – и провела рукой по надписи СРЖБХРЪМ, вырезанной в коре. Аксель неспроста вырезал здесь эти буквы – шифр, по которому можно узнать, в каком месте дитя с лозой сможет использовать астролябию. Проблема только в том, как говорит Орест, что шифр дает разные ответы в зависимости от того, какой ключ в него подставить, то есть смотря кого считать избранным ребенком. Но мне нравится воображать, как Аксель стоял здесь с охотничьим ножом и вырезал буквы на дереве, которое тогда наверняка было гораздо меньше. И что Аксель существовал на самом деле. И правда это или нет, но он верил, что прикоснулся к чуду – такому важному, что он готов был сделать все, лишь бы его рассказ и астролябия достигли избранного ребенка сто семьдесят лет спустя.

Сделав глубокий вдох, я достала из рюкзака астролябию, немного надеясь на чудо. Может быть, астролябия так скучает по своей третьей части, что Стрела времени пробудится к жизни, запылает и повернется, указывая мне путь?

Держа астролябию обеими руками, я начала поворачиваться вокруг себя. Крестообразная стрела, расположенная спереди, медленно двигалась по металлической пластине. Повернув астролябию, я заметила, что Стрела времени дрожит, дергаясь то туда, то сюда. Она такая маленькая и легкая – приходит в движение, стоит мне чуть-чуть повернуть астролябию. В какую сторону, вернее, на какую стрелку мне сейчас ориентироваться? В полном недоумении я поворачивалась в разных направлениях, как делаешь, пытаясь определить стороны света при помощи компаса. Один раз, хотя и очень слабо, – или мне просто показалось – в астролябии что-то задрожало. Еле уловимое движение, легкая вибрация. Что мне было терять? Я восприняла это как знак и шагнула туда, куда указывала крестообразная стрелка.

Сделав всего несколько шагов, я оказалась у камня с надписью «Сильвия». Когда я увидела его впервые, то очень испугалась. Но сейчас я знаю, что под этим камнем лежит старая собака Акселя. Это собаку он назвал Сильвией – наверное, чтобы она напоминала ему о девушке, встреченной им в молодости. И там, возле камня Сильвии, я обнаружила, что кое-что изменилось. Здесь кто-то побывал. Рядом с камнем Сильвии виднелся коричневый прямоугольник голой земли, выделявшийся среди нежных зеленых побегов. Совсем не похожий на кочки вокруг, покрытые желтой прошлогодней травой. Кто-то копал яму, именно в этом месте и не так давно. А что, если это Месина? А что, если третья часть, какая бы она там ни была, уже исчезла?

Тут я почувствовала себя совсем глупой. Что я, собственно говоря, ищу? Я вернулась к остаткам старого дома и уселась на каменную ступень. Видать, меня обманули, как обычно. Скоро появится Месина с третьей частью и потребует у меня астролябию. И что мне тогда делать?

Через пару минут в кармане отчетливо завибрировало. Но это, разумеется, была не астролябия, а сообщение от мамы на мобильник.

«Где ты? Маффины ждут», – писала она. Я послала в ответ большой палец.

И двинула домой.

Когда я вернулась из леса, мама с папой сидели на диване в гостиной, и мама крикнула мне, чтобы я шла быстрее, пока маффины не кончились.

– Кстати, где ты была? – спросила она из комнаты, когда я была еще в прихожей.

– Я просто… просто встретилась у школы с Санной, – проговорила я. – Она забыла у меня в рюкзаке свой пенал.

Плохая отговорка. И – NB!^[1] – я терпеть не могу лгать. Просто мама всегда и обо всем спрашивает, так что иногда приходится. Она непременно бы Встревожилась, скажи я ей, что ходила в лес одна. А если бы я еще и призналась, что в одиночестве хотела опробовать в лесу мистическую астролябию, ее Тревоге не было бы пределов.

– Я сейчас! – крикнула я папе и маме в гостиной. Быстро поднялась наверх и спрятала астролябию в папке со старыми нотами. Когда я спустилась в гостиную, мама как раз что-то рассказывала папе.

– Статическое электричество, – говорила мама. – Оно, конечно же, безопасно, но очень неприятная штука. Подумать только – получить удар током, когда вынимаешь почту из ящика.

– Вы о чем? – спросила я, рухнула на диван и взяла с блюда пирожное. – Как? – воскликнула я в следующую секунду, увидев, что папа тоже поглощает маффины. – Ты же не ешь сахара – или как?

– Они без сахара, – с довольным видом ответил папа. – Сусси сделала их с медом.

Он бросил на маму благодарный взгляд.

Мама многозначительно улыбнулась мне, словно говоря: «Нет никакой химической разницы между сахаром из пакета и сахаром, содержащимся в меде, но не говори ничего папе, пожалуйста».

– Как бы там ни было, – продолжала мама, – я рада, что это не наш дом.