Повернись ко мне!
Я тоскую тоже
Осенью глухой.
(Мацуо Басё)
«Сегодня Новак спросил, не пожалел ли я о том, что открылся этому человеку, показал себя, свое прошлое. И я не жалел. Глупо печалиться о том, что сделал, несделанные поступки тревожат меня намного больше»
(Из дневников Кимуры Сораты, май, 2013 г.)
– Сората? – Генри почувствовал навалившуюся на плечо тяжесть и подхватил обмякшее, вмиг похолодевшее тело. И паника, только отступившая в мрачные глубины души, снова подкатила к горлу. Генри встряхнул Сорату, но тот не отозвался, лишь голова безвольно мотнулась, падая на грудь.
– Макалистер?
Из-за деревьев вышел Хибики и остановился в нерешительности. Опустил большие накладные наушники на шею и потянулся к карману, чтобы выключить плеер. Парень выглядел спокойным и умиротворенным, однако при виде Сораты лицо его посуровело:
– Это опять произошло? Проклятие! Поднимайте его живо и несите в дом.
Он упал на колени и потрогал лоб и посеревшие щеки Кимуры, проверил пульс. Генри же чувствовал себя настолько беспомощным, что просто не мог найти силы сдвинуться с места. Курихара поднял на него взгляд:
– Отомрите, Макалистер. Вы нужны ему сейчас, как никогда прежде. Ну же!
Генри кивнул. Ощущение болезненной слабости прошло, он поднялся вместе с Соратой. Тот был таким легким, будто уже превратился в призрака, его рука с восковым запястьем свесилась, безжизненная, как у мертвеца. Генри тяжело сглотнул и, следуя указаниям Хибики, понес свою ношу в дом, молясь всем известным ему богам.
В старой половине дома, той самой, где жил Сората, было совершенно пусто, словно все и правда вымерли, даже Аями приготовила комнаты ко сну и ушла. Генри это показалось настоящей удачей, лишние вопросы ни к чему, а врач все равно бессилен перед играми злого духа. Только злого ли?
Стоило занести Сорату в комнату, как Хибики налетел на Генри:
– Что произошло? Что вы там делали? – его взгляд, как и обычно, ничего не выражал, только брови жестко сдвинулись к переносице. Он намотал на палец провод от наушников. И жест, который был больше в духе Сораты, и атрибут, более близкий заводиле Сэму, выбивались из привычного образа неулыбчивого зануды. – Приступы стали повторяться чаще. У этого должна быть причина.
Генри осторожно опустил Кимуру на футон и укрыл одеялом. Тот был все еще бледен, слишком холодная для живого человека кожа покрылась бусинками пота. Длинные ресницы дрогнули – что бы с ним не происходило, Генри не сомневался – Сората борется.
– Она есть, и совсем не та, которую я подозревал, – уверенно ответил Генри и повернулся к Хибики. – Скажи, когда именно это начало происходить?
– Нынешний диагноз врачи поставили давно. Когда я переехал в дом Кимура, Сората уже походил на привидение. – Курихара опустился на колени возле входа и продолжил: – Но приступы начались после посещения острова. Полагаете…
– Ты тоже был там? Ты принес оттуда что-нибудь?
Курихара кивнул. За пределами сёдзи тоненько звякнула «музыка ветра», воздух всколыхнулся, пошевелил длинный провод, и из кармана Хибики выпал потрепанный плеер. Генри сразу понял, кому он раньше принадлежал.
– Не думал, что ты такой сентиментальный, – улыбнулся он. – Это на тебя не похоже.
Он поднялся с колен и протянул руку к плееру, но в последний момент остановился. Почему-то подумалось, что эта крохотная вещица, поцарапанная, с потертыми углами, могла причинить ему вред.
– Да что вы можете знать? – вмиг ощетинился Курихара, но тут же взял себя в руки. – Когда закрыли «Дзюсан», нам даже не позволили как следует собраться. А я хотел оставить себе хоть что-то в память о… Хоть что-то.
«Хоть что-то». Как это было не похоже на Курихару, каким он виделся со стороны, и как близко и понятно самому Генри. Все, что два года назад осталось ему от Сораты, – несколько длинных черных волосинок, зацепившихся за одежду.
– В этом нет ничего постыдного.
– Я знаю, – Хибики рассеянно коснулся наушника. – Вы тоже так думаете, Макалистер. Только это неправильно. – Он поднял с пола плеер и прижал к груди. – Цепляясь за обломки прошлого, мы лишь причиняем себе боль. Вы ведь чувствовали это всю жизнь? Потребность вернуться и сделать что-то, что облегчит вашу душу?
Генри поежился от неизвестно откуда взявшегося в закрытой комнате сквозняка. Всю жизнь он гонялся за призраками, и это были не духи умерших людей. Сората назвал их призраками упущенных возможностей и был прав.
Светильник под потолком робко моргнул, и Генри словно очнулся. Кимура слабо застонал и заметался.
– Прекрати играть с нами! – громко потребовал Генри, поднимая голову. Вдоль стен мелькнула тень и исчезла, но Генри четко ощущал постороннее присутствие. Он слишком привык к этому чувству и не мог ошибиться сейчас. – Я знаю, что ты здесь. Но я не знаю, чего ты хочешь. Скажи, и я помогу тебе!
Комната потонула в вязкой тишине, обволакивающей, как пленка. Макалистер выпрямился и громко сказал:
– Я знаю, кто ты. И я могу тебе помочь.
– Разве? – голос, искаженный временем, насмешливо прозвучал в голове. Генри замер, боясь обрадоваться подтверждению своей догадки. Рядом, так не вовремя, приходил в себя Сората.
– Я могу помочь, – уверенно повторил Генри. – И тебе не нужен для этого Сората. Покажись!
Тень обиженно всколыхнулась в углу и медленно начала собираться, напоминая человеческий силуэт.
– Здесь кто-то есть? – обеспокоенно спросил Хибики. – Злой дух с острова, о котором вы говорили?
Генри не спешил с ответом. Было страшно. Он совсем не подумал, что скажет Курихаре, как будет смотреть ему в глаза, говоря такую правду.
– Нет, не он.
– Что же ты ему не скажешь? – Сэм склонил голову набок, его губы исказила кривая улыбка. Генри, не отрываясь, смотрел в почти забытое лицо. Иногда встречались призраки, которых невозможно отличить от живых людей, иногда, наоборот, образы расплывались, теряя свои черты, оставляя лишь размытый силуэт. Но Сэм – не такой, он словно все это время был жив.
– Что происходит? – Сората резко сел, заметил Хибики и спрятал руки под одеяло. – Генри?
Генри не отозвался. Его внимание было поглощено мертвым:
– Ты ведь хочешь что-то сказать?
– Ошибаешься, Макалистер. Все гораздо сложнее.
Генри не понравилось это его новое выражение лица. Хотя нет, выражение тут было ни при чем – эмоции передавались иначе. Через взгляд, через звучащий в голове голос, через ауру, которую Сэм распространял вокруг. Если бы он касался подошвами белых кроссовок пола, ничем бы не отличался от себя прежнего, но по спине у Генри пробежал холодок.
– Сложнее? Какие могут быть сложности у мертвого? Почему ты просто не ушел?
Он говорил вслух, и Сората с Хибики смотрели на него с удивлением и страхом. Курихара, нервно теребящий плеер в руках, вскинулся:
– О ком вы? С кем вы разговариваете?
Сэм стоял рядом с ним, и Генри держал в поле зрения сразу обоих. Но тогда Сэм вдруг исчез и появился прямо возле Генри:
– Скажи ему обо мне. Не будь эгоистом, ведь ты же получил то, чего желал.
Он бросил взгляд на Сорату.
– Нет, – одними губами прошептал Генри. – Пожалуйста, не будь так жесток. Ты не прав. Я хотел другого, вовсе не этого.
Сэм замер трехмерной картинкой, не живой и не мертвый, неподвижный и оттого пугающий. Его голос распространялся по комнате, как запись с испорченной грампластинки, он раздражал слух и внушал тревогу на уровне инстинктов.
– Скажи им. Скажи, кто я.
– Нет.
– Немедленно отвечайте! – Курихара стиснул кулаки. Губы его дрожали.
– Скажи им.
Генри посмотрел сквозь него на Сорату, ища поддержки, но тот был бледен, молчалив, и его лицо ничего не выражало.
«Ты причинишь ему боль, – мысленно воззвал Генри. – Ты для этого вернулся? Хочешь, чтобы он снова начал страдать?»
– Макалистер, черт вас побери! – Хибики все-таки дернулся в его сторону и отчаянно вцепился в рубашку. Казалось, он едва сдерживал рыдания. – Говорите же! Вы его видите? Кто это?
Сэм не шевелился, воздух совсем остыл, из-за бумажных стен не доносилось ни звука.
– Скажи, Генри. Не бери на себя эту ношу, – Сората посмотрел на него сквозь призрачную дымку. Он улыбнулся так, будто все понимал. – Ты сломаешься.
Генри дрогнул, и Сэм стремительно развернулся:
– У тебя нет выхода.
Генри затрясло. Он отцепил пальцы Хибики от своего воротника и задержал в руках.
– Хорошо. Хорошо, если вы все этого хотите. – Он сделал паузу и произнес: – Это Сэм. Он вернулся.
С лица Хибики схлынули все краски. Будто бы еще не веря, он сделал шаг назад и переглянулся с Соратой:
– О чем он? Как вернулся?
Сората не ответил. Опустил голову, прячась от мира. Хибики отступил еще на шаг. Его взгляд перестал блуждать по комнате и остановился. Зрачки расширились. Казалось, он увидел друга, но едва ли был на это способен.
– Этого ты хотел, Сэм? – горько усмехнулся Генри. – Тогда смотри и радуйся. Ты тоже получил то, чего желал.
Холод коснулся лица, как чей-то печальный вздох. Дом был по-прежнему тих, противоестественная тишина держала их как в коконе, не давая нормально вздохнуть.
– Еще не все…
От следующих слов Генри пришел в ужас.
– Нет! Я никогда этого не позволю. Это уже слишком.
Ему неожиданно ответил Сората:
– Я, кажется, понимаю, о чем он просит, – он прямо посмотрел на Генри. – Ты ведь слышишь меня, Сэм? Я согласен.
Сората поднялся на ноги и безуспешно попытался отыскать Сэма глазами.
– Сэм, я готов. Я верно угадал твое желание?
Курихара растерянно переводил взгляд с одного лица на другое, пытаясь найти ответ, понять хоть что-нибудь. Казалось, он даже забыл, что может прочитать мысли любого из них.
Сората развел руки в стороны:
– Давай. Я разрешаю тебе войти.
Генри словно окунули в прорубь. Он дернулся к Сорате, но не сдвинулся и на дюйм – чудовищная сила прочно удерживала его на месте. Только голос у него никто забрать не мог.
– Не делай этого, Сората! Нет! Это тебя убьет!
Он пытался изо всех сил, стремился помешать готовящемуся кошмару – его личному кошмару – и не мог. Он снова был беспомощен. Все застыло, как в ужасном сне, воздух превратился в жидкое стекло, в котором они были точно мухи, застрявшие в янтаре.
Глаза Сораты подернулись сонной поволокой, зрачки расширились, заполняя своей непроглядной чернотой радужки цвета горького шоколада. На несколько ударов сердца он словно бы умер и снова ожил. Но… не он. По комнате пробежался игривый ветерок, всколыхнул его длинную челку и черные, все еще такие непривычно короткие, волосы. Где-то за тонкими стенами пронзительно закричала кукушка, ей отозвалось хриплое воронье карканье. В наступившей тишине частое и неглубокое дыхание Хибики казалось оглушительно громким. Генри попытался пошевелиться, и на сей раз ему это удалось, но когда Сората бросил на него предостерегающий взгляд угольных глаз, вновь замер, но уже от испуга. Сораты тут больше не было, зато был…
– Сэм? – осипший голос Хибики первым нарушил молчание.
Сората дернул головой, неловко, будто это было не осознанное движение, а короткая конвульсия. Призрак привыкал к живому телу.
– Хибики, – откликнулся он и растянул губы в улыбке. Смотрелось это жутко, ведь во взгляде его ничего не поменялось. Говорила кукла на невидимых веревочках.
Курихара недоверчиво наклонил голову, поглядывая на Кимуру исподлобья. Его пальцы нервно шевелились, будто перебирая четки. Наконец молчание стало слишком утомительным для обоих – живого и мертвого.
– Сэм! – Хибики устремился к другу, но ровно в одном шаге остановился, так и не решившись прикоснуться. – Прости меня.
– За что? – безэмоциональный голос Сораты медленно окрашивался полутонами чужих чувств, чувств, которые не смогли умереть вместе с телом. – Я не обижаюсь на твои слова, ты же не мог знать, что меня убьют. Ведь если бы знал, ни за что бы не отпустил, да?
Курихара дергано кивнул. Протянул к Сорате руку, и ладонь замерла в паре дюймов от его груди.
– Бьется, – грустно улыбнулся он. – А твое сердце не бьется.
– Будет биться, если ты захочешь! – Сэм перехватил его руку и прижал к себе. – Хибики, я вернулся с того света, потому что обещал всегда быть с тобой! Разве ты не помнишь?
Хибики неожиданно всхлипнул:
– Конечно, помню, придурок. – Он высвободил ладонь, но не убрал, а сам взял Сорату за руку. – Ты заберешь меня с собой?
В его голосе не было страха или волнения, только обреченность. Он не боялся смерти и не жаждал ее. Казалось, ему уже все равно, жить или умереть.
Сэм стиснул пальцы, словно опасался, что Хибики его оттолкнет:
– Нет. Я останусь здесь, с тобой. Все будет так, как мы вместе мечтали и даже лучше. Мы оба созданы для того, чтобы помогать друг другу. Нам нельзя быть порознь. Нас же ничто не разлучит, понимаешь?
– Даже смерть?
– Ничего.
Хибики снова улыбнулся, и улыбка вышла такой… опустошенной. Он сделал еще один, последний, шаг и, высвободив свою ладонь, погладил Сорату по щеке:
– Ты не прав. Сэм. – Он поднял голову, заглядывая в его непроницаемые глаза. – Сэм, ты должен уйти.
Его слова были пропитаны болью, слезами и безысходностью. Смерть нельзя обмануть, как бы сильно ни тянулись две души друг к другу, уж он-то точно это знал. И все же его кольнул страх, что Сэм не послушается. И глядя на него, Генри не мог увидеть Сэма – лишь Сорату, и внутри все закипало от противоречивых чувств. А кого видел Хибики перед тем, как закрыть глаза?
Курихара отошел первым и твердо повторил:
– Ты должен уйти. Твое место больше не здесь, Сэм. И я не смогу пойти с тобой сейчас, потому что мое место – здесь. Мы дали друг другу клятву, и мы ее исполним. Ты только дождись меня, ладно? Не забывай меня, если сможешь. Я… Я проживу эту жизнь за нас обоих.
Сората не пошевелился, Сэм внутри него молчал, и Генри молился, молился, молился. И был благодарен Курихаре за его решение. Едва ли сам Генри сумел бы поступить так же.
– Это тело для тебя важнее моей души? – вдруг спросил Сэм, и Курихара вздрогнул, и Генри вместе с ним.
– Ты же сам в это не веришь, – покачал головой Хибики. – Ты пытаешься казаться хуже, чем ты есть. Зачем? Сэма, которого я знал, веселого, неунывающего, не изменила бы даже смерть.
По бледному лицу Сораты пробежала едва заметная тень. Генри знал, чувствовал – он борется, понимает, что может больше никогда не вернуться, и ведет свой бой изнутри.
– Но я хочу остаться. Это тело все равно скоро заберут, но так лучше я, чем… чем он. Разве не лучше, если оно достанется мне? – капризно, точно обманутый ребенок, сказал он. – Я могу начать жизнь заново, с тобой. Вместе мы можем уехать хоть на край света. Ты и я.
Генри затошнило. Почти то же самое говорил ему недавно Сората, и отказаться от такого предложения было слишком сложно. Генри справился с искушением едва-едва. Ведь выдрать страницу и начать заново куда проще, чем работать над ошибками.
Он хотел бы закрыть глаза и открыть снова, лишь когда все так или иначе закончится, однако взгляд буквально прилип к застывшей фигуре Хибики, от слов которого зависели судьбы всех четверых участников этой трагедии.
– Дождись меня, – тихо попросил он. – Это все, о чем я прошу.
Генри затаил дыхание. Курихара закусил губу, почти как Сората.
– Хорошо, я дождусь, – выдохнул Сэм. – Даже если ты сам меня забудешь, Хибики, я не перестану ждать, где бы я ни оказался. Это новое мое обещание.
– А я найду тебя, – Хибики протянул руку, будто желая коснуться, но не тела Кимуры, наверное, он его даже не видел. Он хотел коснуться своего единственного друга. – Я обещаю, что найду тебя, когда придет время. Прощай, Сэм.
Глаза Сораты на миг закрылись, а потом Сэм тихо произнес:
– Кимура в опасности. Он сильный медиум и ценен для мертвых. Его тело может принимать нас, но есть что-то, что заберет его, чего бы это ни стоило, и с ним тебе не справиться. Не пускай его туда, иначе он не вернется обратно.
Тело Сораты дернулось, выгнулось и мешком рухнуло на татами. Сэм ушел.
– Прощай… Прощай… – тихо шептал Хибики, глядя туда, куда взгляд Генри не мог проникнуть. Способны ли родственные души видеть друг друга даже сквозь последнюю границу? Хибики видел, и глаза его были полны невыплаканных слез, в которых застыло отражение самого дорогого ему человека.
Генри без сил опустился на пол и уложил голову Сораты на колени.
– Все будет хорошо, – сам себе пообещал он, рассеянно гладя растрепанные волосы. – Я не отдам тебя. Только вернись. Я прошу, только вернись.
Когда он снова занес ладонь, грудь Сораты резко поднялась на вдохе, он закашлялся, к щекам прилила кровь, прогоняя мертвенную синеву. Мокрые ресницы дрогнули.
– Генри?
Все полагали, что Сората заболел и лег в больницу на обследование, однако клиника, услугами которой он действительно воспользовался, лечила несколько иные болезни. Врачи там умели молчать, и пациенты могли быть уверенными в сохранности своей тайны. Мало кому приятно распространяться о курсе лечения в психиатрической больнице.
– Что же случилось с господином? – причитала печальная Аями, прислуживая Генри за столом, правда, руки у бедняжки подрагивали, и она пролила молоко на скатерть. – Надеюсь, он скоро выздоровеет, да помогут ему боги и добрые духи!
В тот день Сората позвал Генри по имени, но стоило тому отозваться, как Кимура впал в настоящее буйство. Он кричал и вырывался, им вдвоем удалось скрутить его лишь с помощью подоспевшего Масамуне. К чести секретаря, вопросы он начал задавать только после того, как Сората успокоился. Точнее, просто ушел в себя, перестал на что-либо реагировать. В таком состоянии его и увезли в больницу. Генри с ним не пустили, но он прекрасно помнил этот вмиг потускневший взгляд, будто обращенный в никуда, вялые руки, опустившиеся плечи. Из Сораты словно выкачали воздух, оставив полуживую оболочку, способную дышать, но не способную чувствовать. Разум Сораты был от них невыразимо далек.
Только к вечеру следующего дня Генри удалось перехватить Курихару. Они почти не разговаривали все это время, и Генри было страшно начинать первому, но Хибики неожиданно легко пошел ему навстречу. Он как раз сидел за роялем в белой английской гостиной и рассеянно наигрывал печальную незамысловатую мелодию. Лучи заходящего солнца красиво ложились на его волосы, черные и гладкие, как у большинства японцев, и на блестящий навощенный паркет.
– Хибики, – позвал Генри издалека. Пальцы Курихары замерли над черно-белыми клавишами. – Прости, если помешал.
О проекте
О подписке