Утром и без того настроение хмурое, погода так себе, а тут ещё Ирка. Разумеется, она едет. Придётся держаться от неё подальше.
Дизель – понятно, куда без него. Все эти его ломания – да я не знаю, да ещё подумаю – это для виду только, он так кокетничает. Поедет, куда он денется. Гитару взял, петь будет опять, о боги, услышьте его и заткните же наконец. Одна надежда – напоить Федьку из родника, может, охрипнет. Или осипнет, всё равно, лишь бы не пел вот это вот своё: жираф большой, ему видней. Старьё какое-то, в самом деле. Наверно, это пласт восемнадцатого века, пятьдесят сантиметров ниже уровня поверхности. Или даже семнадцатого. Поёт и поёт каждую ночь, одна радость – днём затыкается. Днём некогда – копает, как бульдозер на дизельном топливе, вот и получается – Дизель. Летом в раскопе только и слышно со всех сторон: Дизель, к нам! Нам помоги, Дизель! Как дурачок, бегает и помогает всем и сам, получается, без участка своего остаётся. Губанов его спрашивает: не жалко тебе без своего оставаться? А Дизелю не жалко, он всё равно тут за компанию со всеми, без амбиций.
Или вот Дарико поехала. Спрашивается, для чего? Унылая как смерть. Квёлая сутра, не получилось выспаться. Конечно, нахватала себе забот, теперь спать некогда. Тут модерирует группу, там администратором вызвалась. Пялится в телефон, ну-ну. Там связь будет так себе, вот у неё начнётся. Ломка. Из-за Льва поехала, ясно же. Можно подумать, кто-то тут не из-за него. Все, все поголовно. И я тоже. Интересно, в этом году он споёт что-нибудь, нет? В прошлом году спел, так Дизель от восторгов в три раза громче потом засипел своё. Не знаю, я на его месте уползла бы куда-нибудь под куст, чтобы в жизни не позориться больше. Нет, до Дизеля не доходит. Воет, и всё.
Ладно, кто там ещё? Давид и Акпер. Казалось бы. Казалось бы, для чего людям, которые собираются поехать жить в Армению, знать, что там лежит в никульчинской земле? Скудной, надо отметить, земле. Дня не проходит, чтобы один или другой не сказали: а у нас в Армении. Или: когда мы приедем в Армению! Счастья, как у маленьких щенят. Глаза горят, наверно, в Армении видно. Отсвечивает что-то. «О, – говорят в Ереване, – это же наши там, Акпер и Давид».
Лилька приползла. Рюкзачина с неё ростом – кто бы объяснил, что брать на два дня? Ладно, на три дня и две ночи. Сегодня только к полудню доедем. Пока палатки поставишь, пока костёр разведёшь – вот и вечер. Ужин. Конечно, до ужина ещё дожить, это же Лев. Его только допусти к земле, он тут же начинает раскопы делать, измерять всё своими угломерами и уклономерами, стрелять из нивелира. Как маленький, увидел землю – считай, пропал. Нет человека, был, а теперь в земле копается. Не Лев, а крот вылитый. Всё. Потеряли. Но нет, он же кричит оттуда, смеётся. «Культурный слой! – кричит из-под сухой полыни, – Всего в тридцати сантиметрах!» Дизель бежит к нему со штыковой лопатой, кричит: «Где? Сейчас!» За ним несутся Давид, Акпер и Губанов. О боги мои. Начинается. Получается, ужин готовить снова нам. Хоть бы воды кто принёс, дров. Вдруг парни срываются с места и бегут в лес. Быстро приволакивают дрова, Губанов тащит воды из родника – ведро, его догоняет Дизель с котлом. Всё успевает: и за дровами, и за водой, и вот он снова первый рядом с учителем. «На лопату!» – кричит Лев. А Дизель уже давно стоит рядом, улыбается во весь рот. Кто бы догадался из мелких в школе, что он может так широко улыбаться! На переменах он идёт и смотрит под ноги – того гляди раздавит первоклашку какого. Правда, никто из начальных классов и не рискует на наши этажи забираться. Они ещё учителей уважают и слушаются. Не то что мы.
Мы приезжаем в Никульчино первыми, вот ещё почему Лёвушка так рад – первыми и копать начнём. Кажется мне, что он всё надеется совершить тут какое-нибудь археологическое и историческое открытие. Да нет, скорее всего, так и есть, не кажется. Вот уж безнадёжно. Нас потому и пускают в Никульчино, что мы ничего толком тут не найдём, ничего не сможем напортить. Как хорошо о нас думают, да?
Через полчаса после нас выруливает автобус. Там люди из Моломы, потом подъезжают из Ильмян, Крежецка. «Хорошо, мы первые успели», – говорит Лилька. Это она про наш лагерь, что мы первыми выбрали место, где поставить палатки, уже развели огонь в нашем костровище. Нашла чему радоваться. Даже если бы мы приехали последними, никто бы наши места не занял. Мы с Лилькой готовим макароны с тушёнкой, Ирка валяется в палатке. Для чего она ездит? Хоть бы тогда на раскопе была, помогла бы чем. Нет. Я на неё посмотрела, а она вдруг говорит: «Ты, Галчонок, наверно, думаешь, чего это я приехала». Вот зараза! Именно так я и думаю. «Но тебе, Галчонок, не понять моей тонкой душевной настройки, так что отвернись к костру и готовь нам ужин. Только смотри, чтоб не пригорело, как в тот раз». И смеётся. Кочерга. И Губанов, слышу, смеётся, и Давид. И даже друг мой Дизель. Но это они над историком. Он, когда работает, свистит тоненько. Нормально не умеет, только как первоклассник какой. Смешно получается: такой взрослый лысый дядька, а так неумело свистит. У костра его даже не слышно, так, если ветер чуток донесёт.
Ладно, эти слова Ирки я пропущу, сделаю вид, что не слышала. Тоже мне, ещё и Галчонком называет. Это только некоторым разрешено.
Вода закипела, где эта Лилька с макаронами? Пора закидывать. Вот она, стоит возле раскопа, пачку в руках держит. Пришлось кричать. Прибежала такая радостная, говорит, что нашли скребок из камня. Кремешок. Каменный век, не просто так. Порядок, у Лёвушки настроение исправится, а то в автобусе был злой, как пиранья. Думала, на людей станет кидаться.
После ужина темно, слава богам! Совсем не хочется вечер посвящать копанию. Вообще-то мне нравится, но только не в темноте. Хотя со Льва станется под фонарями копать. А если Дизеля к этому привлечь, он с фантазией подойдёт – факелов наделает, воткнёт по периметру раскопа. Было уже такое, я помню. Но не сегодня, а когда учитель находил что-нибудь интересное. Или чуйка бы включилась – такой говорит, когда ему не сидится, только бы копать, копать. В такие дни, когда у него чуйка, мы и правда что-то интересное находим. Бусины, кости. Ну, такое.
А мне сегодня как-то неохота ночью в земле рыться. Пусть уж лучше Дизель поёт, что ли. Ирка опередила его, говорит: «Спой, Дизелёк, а то после такого ужина как-то тоскливо». А я только хотела встать, пойти в гости к креженцам. Теперь подожду немного, а то подумает, что я на неё внимание обращаю. «Нормальный ужин, ты чо», – сказал Дизель, а сам уже гитару настраивает сидит. Сейчас он споёт одну песню, тогда пойду. Да. Надо тарелку свою вымыть, а то до завтра вот это жирное замёрзнет, совсем противно будет возиться. Я зачерпнула немного горячей воды из котла, смотрю, а у Дизеля уже чистая посуда. Когда успевает всё?
Первым делом Дизель спел, конечно, свою «Батарейку». Терпеть не могу, а всем остальным нравится. На голос прибежали парни из Моломы со своими кружками, со своим чаем или что у них там. Не чай, совершенно точно. Когда Лев отворачивался или отходил подальше от костра, моломские давали отхлебнуть из кружек нашим – всем, кто хотел. Дизель стал петь громче, но только иногда он забывал провести рукой по струнам, и некоторые песни становились пустоватыми, с провалами. Я сходила в гости к Крежецку, посидела возле их костра. А потом пошла спать, пока не замёрзла, – ночью в сентябре уже холодно. Я легла с краю, скоро пришли Дарико, Лилька, Ирка, Катерина. У костра остались Лев с моломским учителем Михал Василичем. Сначала они что-то негромко обсуждали, но потом наш Лев Ильич разошёлся: «Ну пусть! – кричал, – Пусть учатся! А я им всё расскажу, научу! Может, потом хоть цветочек на могилку принесут мне». Вечно он со своим цветочком и могилкой. Всё в нём хорошо, в нашем учителе, кроме этих слов. Только я успела об этом подумать, как проснулась. Темнота. Рядом со мной посапывает Лилька. Я выбралась из палатки – знаю, потом фиг согреешься, но мне очень уж захотелось в туалет. Костёр прогорел, только светились красным три-четыре уголька. Надо мной стояло чёрное небо с белыми звёздами. Я отошла недалеко, буквально двадцать шагов – и вот палатки уже, можно сказать, слились с ночью.
В этих экспедициях, на этих сборах мне определённо не спится. Я проснулась самой первой, выползла из палатки. И чуть не вляпалась во что-то… Кому-то ночью было плохо, кого-то ночью вырвало. Точно, в кружках у моломских был совсем не чай. Ну вот, будет сегодня нам а-та-та от Льва. Начнёт своё: а я думал, порадуете старика, а вы на мои седины… Ну, в таком роде что-нибудь, как что не так – он вспоминает о сединах. Хотела бы я знать: где на его лысине седины? Всё хорошо в нашем учителе, и громкий голос, и рыжие ботинки, только не седины, пожалуй.
Я взяла лопату, подцепила это тошнилово вместе с землёй и утащила под ёлку. И причитать никто не будет с утра. Воттак.
Боги мои, случилось внезапное: Лев нашёл находку! Ну, так это называется, когда кто-то обнаруживает в земле что-то редкое. Утром он нашёл такое в земле и закричал, как жираф. Не знаю, может, и не как жираф, но мне хочется думать, что именно так они и кричат.
Мы завтракали, он разглядывал землю – всё как бывает на этих слётах. Короткое время работы, маленький раскоп. И вдруг – крик!
– А-а-а-а! Детишки!
Все подскочили и побежали к историку. Ирка подавилась, её Губач по спине немного постукал и тоже побежал. Со всех сторон, от каждого костра бежали люди к нашему раскопу.
Лев стоял с поднятой вверх рукой. Правой, кажется. Это неважно, а важно, что в руке у него было что-то крохотное, цвета земли.
– Ну? – спросил Дизель, – Что это?
– Я не знаю, – сказал Лев, – но это находка.
– Что тут у вас? – спросил Михал Василич из Моломы.
– Находка! – сказал Дизель.
– Да ну! Покажите!
Лев передал ему своё сокровище. Михал Василич повертел его в руках, потёр пальцем, понюхал. И сказал:
– Угу. Где было-то, покажи!
Лев наклонился, стал рассказывать:
– Вот тут я смотрю – что-то должно быть, чуйка, понимаешь, включилась с самого утра. Должно что-то быть, и всё. Смотрел-смотрел – точно! С кистью подошёл, только раз провёл – выпало!
– Ага. Ну, рисуйте теперь, чего. Через час викторина.
Как-то сухо сказал моломский учитель, без огонька. Может, позавидовал? А у нашего Лёвушки глаза просто горели.
– Детишки-детишечки! – сказал он и вылез из раскопа, – Хоть кто-нибудь из вас взял карандаши и бумагу? Сможете ли хоть приблизительно нарисовать?
Все молчали.
– Снова мне придётся. Детишечки, всем вы хороши, только вот рисовать никто не умеет.
– Катерина умеет! – сказал Дизель. – Ты же умеешь, да?
– Да я же так. Не очень, – ответила она.
– А тут очень и не нужно. Главное – точно нарисовать.
– Может, сфотографировать? – спросила Катерина.
– Обязательно! Но и нарисуем тоже! И даже в первую очередь! – кричал Лев. – Боже мой, какое счастье! Наконец-то у нас будет рисовальщик!
И он полез в палатку за миллиметровой бумагой и карандашами. Потом вылез и начал объяснять Катерине, как нужно нарисовать, что должно быть обязательно изображено. Таким голосом он это говорил, будто упрашивает. Сто лет я знаю этого человека, нашего учителя, а ещё ни разу не слышала, чтобы он кого-то уговаривал. Стареет, что ли?
Мы пошли на викторину, а Катерина осталась в раскопе – измерять расстояния рулеткой, рисовать. Лев был с нами и не с нами. То и дело он срывался с места и бежал смотреть, что там у новенькой получается. И вдруг закричал:
– Да-а! Моя ты красота! Ура!
Мы проиграли в этой викторине, немного, но всё же. Наша слава непобедимых львят была сокрушена. Но Лев Ильич не обратил на это никакого внимания: конечно, у нас же была находка.
– Наконец-то у нас появился художник, – говорила после викторины Ирка, – Шишкин.
– Репин, – ответила ей Дарико.
И они засмеялись. Понятно, не будет новенькой житья от наших девчонок.
– Точно Лев Ильич сегодня «Бабайку» вечером споёт. Вот увидишь, – сказала Ирка.
И правда, у нас был фантастический вечер у костра, нереальный! Эту «Бабайку» Лев спел раза четыре! И каждый раз говорил:
– Дети! Эта песня 16+! Не слушайте её!
И мы все кричали во всё горло. Все, кто приехал на слёт:
Бабайку на пол уронили!
И разорвали олимпийку!
А я скажу вам всем, в натуре,
Я не забуду свою Мари-инку!
Всем было весело, Дизель только что-то грустил. Я спросила, чего он хмурый. Он только покачал головой. Ладно, захочет – сам расскажет.
Когда я ушла спать, песню начали в пятый раз.
Шумно как было на этом собрании, просто невозможно. Не люблю шум, сборища, толпняк этот тесный. Лёвушка с самого утра в понедельник повесил объявление на доске с расписанием:
Сегодня состоится
ЛЕКЦИЯ-ОТЧЁТ
о поездке учащихся восьмых классов
на слёт «Юный археолог» и нашей находке.
Докладчик: Лев Ильич Давыдов.
Будьте все! Такого больше не повторится!
СЕНСАЦИЯ!
«Сенсация» была написана красным маркером. А все остальные слова – чёрным. Сразу заметишь. Такие бумажки висели на каждом этаже, на лестницах. Ещё была на буфете. На решётке гардероба. Только там было добавлено: «Не уходи! Поспеши на собрание!»
Целый день Лев гонял по коридорам, будто ему кто придал ускорение, глаза его сверкали, лысина блестела, а редкая поросль топорщилась во все стороны. А за ним так же быстро гоняли и Дизель с Губановым. И были примерно в таком же состоянии: растрёпанные, быстрые и счастливые. Конечно, это же они были рядом с историком, когда нашлась находка, это же они помогали ему!
На собрание в актовый зал пришло столько народу – чуть не полшколы. Девятые, восьмые, десятые классы. Не полностью, конечно, но очень много людей. Гам, как я уже сказала, стоял невообразимый. Вообще-то за время учёбы в школе и не к такому привыкаешь, но за лето я успела немного передохнуть от шума и гула, поэтому мне так не нравилось. Придётся заново приспосабливаться к массовке. Хоть бы скорее вышел Лев, рассказал всё. Разумеется, я и так знаю, что он скажет. Но просто охота лишний раз послушать нормального человека.
– Детишечки! – крикнул он.
– Мы! – кричали ему. – Мы!
– Что там? – спрашивали одни.
– Слушаем! – говорили другие.
Это лишь то, что я смогла разобрать. Остальное – неразборчивые фразы и голоса. Бултыхаются и плещутся, в стекло бьются.
Лев Ильич поднял руку, снова сказал:
– Детишечки!
И так стоял, пока в зале не стало тихо.
– Вот что я могу вам сказать, вот какой поделиться радостью, – говорил Лев уже спокойным голосом, – но сначала отчёт о слёте.
Зря он так. Лучше бы обрадовал сразу. Вот чего не хватает нашему учителю – тонкости в работе с людьми. Все заёрзали, заговорили вполголоса. Лев снова поднял руку, и все второй раз замолчали.
– У нас три достижения. Во-первых, наша команда заняла второе место.
– Фу-у! – закричали в зале. – Облажались! Фу-у! Неудачники!
– Во-вторых, мы произвели разведку и прикидку на следующие экспедиции. В процессе разведки была найдена находка!
– Ура! – закричали все. – Находка! А-а-а!
Кто-то даже засвистел, но, когда директор привстала со своего места, тут же перестал. Все замолчали.
– Расскажите подробнее, Лев Ильич, – попросила она, видимо, чтобы два раза не вставать.
– Ну что я могу сказать? На первый взгляд ничего особенного в этой находке нет. Маленький предмет, в земле. Вот он, лежит теперь на моей руке. Но на второй взгляд, когда мы аккуратненько отмыли его в воде, нам открылось чудо!
О проекте
О подписке