Боги мои, как трудно бывает извиняться! Правда, мне почти не приходится. Утром мы, как всегда, шли вдвоём с Дизелем. Он молчал, я тоже. Уже у школы, на крыльце, я спросила:
– Злишься?
– Нафиг надо.
И он открыл дверь. Засунулся в коридор первым, а я за ним. В гардеробе встретили Катерину.
– Привет, – сказали мы с Дизелем.
– Привет, – ответила она. Не знаю кому: мне, Федьке или мне с Федькой. Она тут же ушла на физику.
На уроке она не смотрела в мою сторону, на перемене быстро ушла. И так же быстро уходила после других уроков. Где она околачивалась на переменах, неясно, в коридоре её было не видно. Ясно, обиделась. Жаль. Не то чтобы мне была охота с ней постоянно общаться, просто с ней бывало интересно, она рассказывала про книжки, чего-то придумывала, одна плоская тайна чего стоит. Ну вот, я вспомнила про вчерашний разговор и расстроилась ещё больше. Некрасиво как-то вышло. Я в самом деле не хотела обидеть ни Катерину, ни Дизеля. Если бы мы дольше были знакомы с Катериной, она бы это понимала. Дизель же всё понял. Хотя, конечно, нельзя же сравнивать с Дизелем. Никого.
Два дня я на переменах всё время была одна. Катерина на меня даже не смотрела. К ней всё так же подходили одноклассники, что-то спрашивали, так же уходили во время разговора. Только теперь ей было не на кого удивлённо смотреть – не на меня же, обидчицу. Не на Дизеля же. Кстати, почему бы нет?
Перед биологией ко мне вдруг подошла Ирка, спросила, выучила ли я домашку. Боги мои, я думала, небо упадёт на землю, зазвенит на всю округу. Я сказала, что почитала учебник, ещё откопала в энциклопедии немного про обмен веществ, пару определений. Ирка прочитала у меня в тетрадке, сказала спасибо и села на своё место. Что-то небывалое. Я весь урок думала, что происходит, так ничего не придумала.
Внизу, у гардероба, я встретила Катерину. Она переобувалась. И как-то легко получилось так, что мы снова вместе пошли ко мне. Извиняться не пришлось, просто мы одновременно вышли из школы и повернули в мою сторону. По дороге она рассказывала мне, что каждую среду к ним приходит её дедушка, он полковник, очень уважаемый человек. Он приходит, а Катерина в это время сидит у меня, она не хочет его видеть. Обиделась. Из-за него им пришлось переехать. Дед и папа Катерины поругались из-за Крыма вроде бы. Ну, так я поняла. Сначала поругались и ещё раз поругались, потом друг друга не поняли, потом поняли, да не так. Словом, жизнь стала невыносимой. И их семья уехала от деда. В этот барак, тут у папы Катерины давно была одна комната, досталась от родителей. Из лингвогимназии ей пришлось уйти, потому что далеко ездить. Ага, вот в это уж я точно не поверила. В восьмом-то классе – далеко? Помилуйте! Вот и объяснилась загадка среды. Катерина каждую неделю в этот день сидит у меня, отключает свой телефон. А когда приходит домой вечером, деда уже нет, он уходит, чтобы не встречаться с папой Катерины.
Она мне всё это рассказывала, пока мы шли ко мне. Я верила и не верила. Уехать из хорошей квартиры из-за ссоры, а поссориться – из-за Крыма! Надо же. Мне казалось, это всё Катерина придумала. Хотя она могла бы и не такое придумать.
Ну, не знаю, заговор инопланетян или собрание ведьм. Шутка, конечно. Я сказала Катерине, что думала, будто по средам у неё дома собрание ведьм, а она как начала смеяться. И мне стало так легко, я поняла, что она не злится на меня и мне не придётся задавать ей плоский вопрос. Точнее, спрашивать, не в обиде ли она на меня и всё такое.
Когда мы гуляли с Маркизом, мне вдруг позвонила Ирка. Просто так, спросить, как дела. Я чего-то промямлила, что пока не очень могу разговаривать и давай потом. Она сразу поняла, говорит:
– Ты не дома, что ли? Не одна сейчас?
Я сказала:
– Ну да. Гуляем.
– А кто с тобой?
– Ну, так, – сказала я, – так, ты не знаешь.
Сама не понимаю, почему мне не хотелось говорить, что я гуляю не только с Маркизом, но и с Катериной. И не хотелось ещё, чтобы Катерина поняла, с кем я разговариваю.
– Ладно, – сказала Ирка, – пока.
– Пока.
У меня сразу же испортилось настроение. Вот зачем она мне звонила? И зачем я отвечала? И непонятно, почему я гуляю с этой странной Катериной. Никто не гуляет, никто с ней не разговаривает, ну так, по серьёзке, только я. Но прикинуть как следует мне не пришлось. Катерина вдруг сказала:
– Знаешь, я тут размышляла о твоём этом черепашестве.
– Да? – не представляла, что кто-то всерьёз может что-то думать о черепашестве. – И как? Какие соображения?
– Во-первых, она твёрдая. Панцирем. А телом, наоборот, мягкая, нежная.
– Ну.
– Ну вот.
– И?
– Ну просто, говорю тебе, думала о черепашестве. А во-вторых, есть ещё одна штука. Ты знаешь про Ахиллеса?
– Из Древней Греции? Он на пятку был слабый, да?
– Ну да. Ты знаешь, что он не догонит черепаху?
– Почему?
– Такой парадокс. Учёные доказали.
– Как не догонит? Он быстрее её!
– В 10 раз. Допустим. Сначала стартует черепаха. Она проползает 10 метров, и он начинает бежать. Пока он бежит эти 10 метров, она проползает один метр. Он бежит метр, она проползает 10 сантиметров, он пробегает 10 сантиметров, она – один, он – сантиметр, она – миллиметр. И так далее. И он никогда не сможет её догнать.
– Как не сможет? Обгонит в два счёта.
– Ну да, где-то в бесконечности есть та точка, в которой он её догонит. Где расстояние перестанет дробиться. И время. Беда Ахиллеса в том, что он дробит задачу, не решает её целиком. И поэтому не догонит.
– Он сам дробит, что ли? Он бежит.
– Понятно, что дробит тот, кто решает. Сам он обгонит и не задумается. Эта задачка про недоступность познания. Ты никогда всего не узнаешь. Приближаешься к границе, а она ещё далеко.
Дальше мы шли молча. Я пыталась понять про Ахиллеса и черепаху, мысли про Ирку сдуло со страшной силой. О чём думала Катерина, мне неведомо.
НЕМНОГО О ЧЕРЕПАШЕСТВЕ
Устроена черепаха просто: твёрдый панцирь, мягкое внутреннее содержание. Такова любая черепаха, какую ни возьми. Должно быть, это неспроста. Мне подумалось об этом сегодня вечером, но кто знает, смогу ли я подумать об этом завтра. Размышления о черепашестве отнимают много сил, далеко не каждый день я могу спокойно подумать о мягко внутренности черепах, об их твёрдой поверхности. Сегодня я больше не буду рассуждать о черепашестве, предоставлю это вам.
Так странно. Я написала про черепашество у себя на странице, но почти сразу стёрла. Как будто кто-то узнал про меня что-нибудь плохое или смешное. Или, наоборот, хорошее. Нет, что-то, чего я никому никогда не рассказывала. Да и не собиралась вообще-то. Я посмотрела-посмотрела на эту запись пару минут и стёрла её. Заменила на другую, просто написала безо всякого заголовка, есть ли тут кто-то, кто понимает про черепаху и Ахиллеса. Через час Катерина написала под вопросом: «Я же тебе объясняла». Я стёрла. Потом удалила сам вопрос. Вот ещё. Мне не хотелось, чтобы кто-то видел комментарий Катерины.
Хотелось что-нибудь написать о черепашестве, но на ум ничего не приходило. Какая-то пустая была, ничего в голове нет, а что-нибудь написать хочется. Никогда такого не бывало со мной. Надо спросить Федоса, что это. Как будущего врача и надежду медицины. Так я подумала, но не стала спрашивать. Посидела, потупила в компьютер, пошла к маме. Спросила про Ахиллеса с черепахой. Я же не засну, если не пойму.
– Не знаю я ничего про черепаху и Ахиллеса, – сказала мне мама, когда услышала наконец-то. Сто лет пришлось ей один и тот же вопрос задавать. У неё был включен телевизор, она смотрела какой-то фильм и кому-то что-то писала в телефоне. Настоящий Гай Юлий Цезарь моя мама, умеет заниматься разными делами одновременно. Я подумала, что Цезарь не так уж далеко ушёл от Ахиллеса, может, мама и сообразит чего. Рассказала ей про парадокс. Она задумалась. Правда, всерьёз задумалась. Говорит:
– Дай мне полчаса.
Ну ладно. Пока я с мамой говорила, Катерина на своей странице выставила чертёж. Ахиллес и черепаха. Как ось X, на которой точки А, А1, А2, Ch, Ch1, Ch2. Уверена, никто ничего не понял, это она для меня нарисовала. Я поглядела на её график, но не скажу, чтобы он мне как-то помог в этой жизни.
Прошло полчаса, мама попросила ещё минут десять, потом пять. Потом показала мне примерно такой же график, какой нарисовала Катерина. Но там было одно отличие. У маршрута черепахи и Ахиллеса был финиш! Им нужно было пробежать отрезок, а не бесконечно дуть по прямой. Если так посмотреть, то Ахиллес в самом деле не догонит черепаху. Не успеет, маршрут уже кончится. Она раньше придёт. Ладно, хоть так. Пусть отрезок, пусть не прямая. Так можно жить. Я думала, не написать ли мне Катерине про это. Что-то меня останавливало. Странный день какой-то, как будто живёшь в нём через силу, как будто идёшь босая по пляжу. Или в обуви, но по глубокому снегу. Или вот ещё… Ну ладно, хватит, дурацкий день. Хорошо ещё, черепаха удрала от Ахиллеса. Интересно, чтобы он сделал с ней? Сварил бы суп? Бывают же черепаховые супы, я где-то слышала. Об этом я уже в кровати думала. Не удивительно, что мне приснился какой-то странный сон. Будто мне надо спрятаться, не помню от кого, и я придумала обернуться черепахой. Такой, нарисованной как будто. Ветер веет по пустыне, а я, черепаха, как лист бумаги лежу, и по мне этот ветер пролетает. А мне смешно, я поняла, что стала вдруг двухмерной, а не трёхмерной. Меня ищут, а ветер дует, а я смеюсь. Так и проснулась.
Рано смеялась, в школе было невесело. На последнем уроке биологичка опять приставала к Митяю. Прицепилась, что он не успел котлету доесть и она у него пахнет из сумки. А он сидит за первой партой, Римма запах чувствует. Радовалась бы, не мочой ведь пахнет. Она так его гнобила, что он в конце концов заплакал. Губач ржал. Дизель поднял руку, снова, как тогда у Льва, спросил, не мешаем ли мы Римме. Но на неё где сядешь, там и слезешь. Она сказала, что нет, и начала диктовать домашку. Вот же гадюка.
О проекте
О подписке