Этапы закрепощения

Именно из этих достаточно разных групп людей и возникла масса прикрепленного к земле крестьянства, тоже далеко не однородная.

Дошедшие до нас документы показывают, что еще в XIV веке крестьяне пользовались определенными правами и могли жаловаться князю на притеснения со стороны более мелких вотчинников, а потом их права постепенно сокращались. Да и прикрепление к земле долгое время не было абсолютным: крестьяне имели право переходить от одного помещика к другому. Как именно решался этот вопрос, мы точно не знаем, так как регулировало его не писаное, а «обычное» право – то есть правовые нормы, зафиксированные лишь в памяти и сознании людей.

В конце XV века ситуация изменилась, Судебник 1497 года ограничил право крестьян переходить от одного помещика к другому: «А хрестяном отказыватися из волости в волость, из села в село один срок в году за неделю до Юрьева дня, и неделя после Юрьева дня осеннего. Дворы пожилые платят в полех за двор рубль, а в лесех полтина. А который христианин поживет за кем год да пойдет прочь, и он платит четверть двора, а два года проживет, а пойдет прочь, и он полдвора платит, а три годы проживет, а пойдет прочь, и от платит три четверти двора; а четыре года проживет, и он весь двор платит».

С.В. Иванов. Юрьев день. 1902

То есть уход от помещика был возможен лишь две недели в году, до и после дня Святого Георгия (26 ноября), да еще крестьянин должен был выплатить «с двора» выкуп, размер которого варьировался в зависимости от места проживания и срока жизни крестьянина у конкретного помещика.

Почему именно в этот день? Да потому, что к концу ноября завершался годовой цикл сельскохозяйственных работ и происходил расчет по денежным и натуральным обязанностям крестьян. К тому же крестьянин должен был выплатить помещику «пожилое» – нечто вроде выкупа. Его размер варьировался от 50 копеек до рубля, но для тех, кто жил у помещика менее четырех лет, снижался. Но все эти полтины и рубли в те века были немалыми деньгами, да и само переселение стоило денег, поэтому для крестьянина кочевать по помещикам в поисках лучших условий было делом хлопотным и накладным. Тем более что свободы он не получал, а мог лишь сменить господина – «шило на мыло».

Несколько десятилетий спустя, в 1580-х, крестьянский выход был вовсе запрещен, якобы временно, введением так называемых «заповедных лет». Историками до сих пор не найден конкретный закон об отмене Юрьева дня, однако он упоминается в некоторых других документах, например в 1595 году в письме старцев Пантелеймоновского монастыря царю говорится, что ныне «крестьянам и бобылям^[2] выходу нет». В преамбуле Уложения царя Василия Шуйского 1607 года записано еще более конкретно и подробно: «при царе Иоанне Васильевиче… крестьяне выход имели вольный, а царь Фёдор Иоаннович, по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьянам заказал и, у кого колико тогда крестьян было, книги учинил…» – то есть провел нечто вроде переписи податного населения.

Но так как текст указа не найден, некоторые историки высказывали сомнение в том, что он вообще существовал.

Зато сохранились другие тексты. Указ 1597 года установил право помещика на розыск беглого крестьянина в течение пяти лет, так называемые «урочные лета». В 1607 году срок сыска беглых крестьян был увеличен до 15 лет.

Окончательно крепостное право было оформлено Соборным уложением царя Алексея Михайловича в 1649 году. Ни о каком праве перехода или выхода крестьян более не упоминалось, а сыск беглых стал бессрочным.

Однако в том веке крестьяне еще не полностью лишились своих прав. Несмотря на крепостное состояние, они имели право заниматься торговлей и предпринимательством, передавать имущество по завещанию. Известны случаи, когда крепостные люди судились в государственном суде, совершали сделки и владели своей собственностью. Они не были лишены гражданских прав и были органично встроены в российское общество. И главное – крестьян нельзя было продавать и покупать, словно скот. В главе 20 Уложения на этот счет недвусмысленно говорилось: «Крещеных людей никому продавати не велено». Можно было продать лишь землю, к которой они были прикреплены, – и крестьян вместе с ней.

Но, как оказалось, это было лишь начало!

Русский историк и социолог, профессор Константин Дмитриевич Кавелин (1818–1885) писал: «Крепостное право владельцев возникло у нас частью вследствие настоятельной государственной потребности дать прочную оседлость сельскому народонаселению, частью исторгнуто у московских царей в бедственное время шаткости нашей государственной власти, когда она вынуждена была льстить и потворствовать знатным, богатым и сильным, забыв настоящее святое свое призвание покровительствовать незнатным, бедным и слабым. Отсутствие всяких идей о справедливости и праве и бессмысленное варварство выработали из неопределенной зависимости крестьян от землевладельцев, в течение XVII века, полное личное рабство, и в этом виде крепостное помещичье право завещано XVIII веку».

Земли, находившиеся в частном владении, делились на вотчинные и поместные. Вотчинные – это древние боярские владения, многие века передававшиеся по наследству. Конечно, вотчинник считал себя полным хозяином на своей земле и полагал, что имеет право поступать со своими людьми, как ему заблагорассудится.

А вот поместные земли выдавались дворянам за службу. Эта система землевладения возникла в XV–XVII веках. Юридические основы «Поместной системы» Русского государства были закреплены в Судебнике 1497 года. Поначалу поместье нельзя было отчуждать или передавать по наследству. После смерти служилого человека земля его возвращалась в царский домен. И главное – помещик не имел права распродать всех крестьян и вернуть в казну «голую» землю.

Но постепенно права дворянства расширялись, и поместья таки стали передаваться по наследству. Это привело к упрочению власти помещиков над людьми.

А в 1675 году царь Алексей Михайлович разрешил продавать крестьян без земли. В дальнейшем это было закреплено в указах от 1682 и 1688 годов. 30 марта 1688 года, то есть в пору малолетства Петра Первого, в те годы, когда он считался царем совместно со своим братом Иоанном, а фактически правила страной царевна Софья, был издан указ, в котором упоминалась розничная продажа крепостных как обычная практика. Указ лишь устанавливал пошлину с таких сделок: с рубля по алтыну, то есть по три копейки, и обязывал помещиков регистрировать сделки в Поместном приказе.

Это стало поворотным моментом и, по сути, стерло грань между крепостным правом и рабством.

Помещик имел право в любой момент выдернуть крестьян из привычной среды, разделить сына с матерью, мужа с женой и продать их на рынке точно так же, как продавали чернокожих невольников в Америке. Или отправить на особо тяжелую работу.

Крестьянин-мемуарист Савва Пурлевский^[3] вспоминал: «В ту пору людей сбывали без дальних затей, как рабочий скот. Нужны помещику деньги – несколько человек крестьян на базар. Покупать мог всякий свободный, формальных крепостных записей не было, требовалось только письменное свидетельство помещика. И целую вотчину тоже можно было поворотить на базар».

Образованных людей, людей с понятием о добре и зле шокировало столь жестокое отношение к крепостным. В 1721 году Пётр I издал указ, в котором выражал недовольство обычаем продавать крестьян «врознь», то есть в розницу, «как скотов»: «А наипаче от семей от отца или от матери дочь или сына помещик продает, от чего не малой вопль бывает». Однако менять ничего Пётр не стал, ведь государь-реформатор нуждался в большом количестве бесплатной рабочей силы для осуществления своих замыслов. И этой рабочей силой стало крепостное крестьянство, по сути, приравненное к рабам.

Пётр I ввел и такое новшество, как «дарение крестьян». Он дарил государственных крестьян своим фаворитам. Подсчитали, что за свое правление он подарил около 27 тысяч дворов. Этот обычай – дарить крестьян – подхватили и преемники Петра Великого.

Крестьянин Леонтий Автономович Травин, или, как было принято писать в то время, Леонтий Автономов сын Травин – один из первых русских мемуаристов, вышедших из крепостной среды, – вспоминал, как негодовали государственные крестьяне, когда им объявляли, что они теперь помещичьи. Бывали даже бунты. Травин пишет о временах правления императрицы Анны Иоанновны: «…в 1744 году крестьяне Велейской вотчины взбунтовались, назвав себя дворцовыми, отреклись подвластными быть господину». «Смятение» продолжалось более восьми месяцев и в конце концов было жестоко подавлено: для усмирения крестьян «прислан был подполковник Алексей Гордеевич Головин с командою военного триста сорок человек, но и против такой власти крестьяне имели сопротивление, почему в Граенской волости, при деревне Серебренникове, будучи во многочисленном собрании, отважились по солдатскому фрунту стрелять и застрелили одного солдата, да двух ранили, их же застрелено двенадцать да ранено пять человек; напоследок, по покорении их, наказаны кнутом сто тридцать три, да плетьми более четырехсот человек».

После Петра, в течение еще почти сотни лет, положение крестьян лишь ухудшалось. Они полностью лишились свободы и стали видом частной собственности, не имея даже права распорядиться собственным телом. Англичанин Скельтон, производивший в 1818 году осушительные работы на Охте, был поражен, когда один из рабочих, крепостной человек, обратился к нему с просьбой разрешить ему отлучиться к его барину, живущему за 80 миль от Петербурга, чтобы испросить позволение вырвать больной зуб. Оказалось, что без согласия своего господина крепостной не смел его удалить, так как это могло быть расценено как порча имущества: отсутствие определенного числа зубов у рекрута препятствовало сдаче его в солдаты. Скельтон отпускать крестьянина не стал, но на свой страх и риск разрешил ему вырвать зуб.

То, что крепостных за людей не считали, подчеркивал и указ 1741 года, запретивший крепостным приносить присягу верности новому правителю. Их считали более не за граждан, а именно за рабов. По замечанию выдающегося русского историка В.О. Ключевского, «закон всё более обезличивал крепостного, стирая с него последние признаки правоспособного лица».