2

Так по стене чертополох пополз,

Что и не вырвешь, заросла стена.

Есть про покои женские молва —

Её передавать я не должна.

О, если всё я передать должна —

Я знаю, будет речь моя длинна.

Ши цзин (I, IV, 2)

Я с отвращением посмотрела на палочки – увы, еда с их помощью по-прежнему была утомительным делом. Нет, прогресс был, рисинки, кусочки мяса и овощей на стол и колени уже не сыпались, но кисть ныла от напряжения, рождённого отсутствием привычки. В результате я ела медленно и постоянно не успевала за всеми остальными. Спасалась пирожками, печеньями, пельменями и супами.

А ещё тут пили несладкий чай. Казалось бы, пустяк, а раздражало. Кроме чая, подавали пиво, иногда подслащённую воду, настои или отвары цветов и каких-то трав, а иногда даже риса, судя по зёрнышкам на дне. Пару дней назад мы проезжали ещё один крупный город, и там нас в первый и, возможно, последний раз порадовали чем-то вроде сливового компота. А так – либо пиво, либо чай…

Я подцепила палочками мясной шарик и положила в рот. В задумчивости подхватила кусочек чего-то ещё из тарелки и отправила вслед за мясом. Прожевала, проглотила… И только тут до меня дошло, что вкус хоть и знакомый, но какой-то неправильный. Во всяком случае, с окружающей меня обстановкой как-то плохо вяжется.

Я тут же принялась копаться палочками в тарелке, пока среди щедро облитых соусом овощей не нашла ещё один такой же кусочек. Положила в рот, вдумчиво прожевала… Да, сомнений не было, я ела картошку.

Ну вот пазл и сложился. Картофель никак не мог попасть в Старый Свет до Колумба, а как сельскохозяйственная культура распространение получил и вовсе значительно позже, веке так в восемнадцатом. Едва ли он мог двинуться на Восток раньше этого времени. Между тем – это я тоже вспомнила – веке где-то так в семнадцатом Китай завоевали маньчжуры, которые ввели ряд преобразований, в частности предписали мужчинам носить косы вместо привычных пучков, что даже привело к нескольким восстаниям. Автор статьи, где я это вычитала, ехидно замечал, что привычную причёску китайцы отстаивали с куда большим энтузиазмом, чем национальную независимость. Люди же вокруг меня – я посмотрела на соседний столик – носили именно пучки. Или хвосты, причём тоже связанные на макушке и удерживаемые заколками разной степени красивости. Только мои спутники под шапками носили по две косы, соединённые кончиками в районе лопаток, местные же если и заплетали волосы в косу, то укладывали её от затылка вверх к макушке и скручивали всё тем же пучком.

Значит, я не в средневековом Китае – во всяком случае, не в том Китае, что был на Земле. Это всё-таки иной мир. Так что можно больше не насиловать свою память, выжимая из неё крупицы давно забытых сведений. Об этом мире я не знаю совершенно ничего, всё придётся узнавать заново.

Как ни странно, это открытие меня слегка успокоило. В нём всё же таилась некая определённость, так что я могла теперь расслабиться и просто ждать, что будет дальше.

А ещё через пару дней мы наконец достигли конечной точки нашего путешествия. Это был город, но намного крупнее тех, которые мы миновали.

Он начинался с двух внушительных столбов, стоявших по обе стороны дороги примерно в полукилометре от городских ворот. Ворота тоже внушали – они располагались между двумя башнями, а из-за первого ряда стен высовывался второй, выше и внушительней. Объяснившись со стражей, мы прокатили по туннелю, потом по проходу из поперечных стен между двумя кольцами укреплений и наконец миновали второй туннель. Перед воротами на этот раз рынка не было, он оказался за ними на довольно обширной площади, замощённой серыми каменными плитами. Но центральный проход через площадь, отмеченный невысокими каменными столбиками с фонарями, оставался свободным, и наши фургоны проехали по нему без задержек. Торговые ряды шумели вокруг, их шум смешивался с восторженно-испуганным шёпотом девчонок, опять сгрудившихся у меня за спиной.

– Страшно? – обернулся к нам возница и подмигнул.

Я улыбнулась. Человека, выросшего в земном мегаполисе, многолюдством и размерами сооружений не напугаешь, но на тех, кто не видел ничего, кроме родного стойбища, всё это действительно должно производить неизгладимое впечатление.

За домами, окружавшими площадь, поднимались башни и крыши, должно быть, храмов и дворцов. В любом уважающем себя средневековом городе должны быть храмы и дворцы. Потом фургоны миновали зев улицы и поехали дальше, иногда задерживаясь на перекрёстках, пропуская повозки и кареты или заставляя их самих ждать, пока мы проедем. Через несколько минут такой езды наш караван вдруг остановился, постоял некоторое время: кажется, ехавшие в головном фургоне и рядом с ним кого-то встретили. Вскоре после этого мы свернули в поперечную улицу, потом ещё в одну, поуже и потише. И наконец остановились у ворот какого-то дома.

К воротам шли ступеньки, так что к ним, спешившись, направились лишь возглавлявшие караван мужчины, а фургоны и лошадей повели в обход. Я разглядела, что к моим попутчикам присоединился незнакомый человек в долгополом лиловом одеянии и высокой шапке. Впрочем, видела я его всего несколько секунд – главный вход исчез за поворотом, а потом фургоны вкатили на задний двор.

Это явно была не гостиница, пусть даже и дорогая. Скорее поместье – несколько строений и несколько дворов, отделённых друг от друга внутренними стенами. Нам с девчонками отвели целый одноэтажный дом с собственным садиком. И даже с прислугой, которая помогла нам вымыться и подала ужин. Правда, когда я по уже сложившейся привычке решила пойти прогуляться по окрестностям, проход во внутренней стене загородил один из слуг в синей одежде наподобие халата до колен и жестами дал понять, что выходить нежелательно. Ну и ладно.

Дом… Ну, наверное, по местным меркам он считался богатым. Центральная комната, несколько маленьких спаленок, в которых мы и разместились, и ещё одно заднее помещение, пустовавшее. Мебели, правда, минимум. В моей спальне вместо кровати было небольшое возвышение, на котором раскладывались матрас и прочие спальные принадлежности, сундук, столик с фаянсовым тазом и кувшином и что-то вроде подушки с одной твёрдой стороной, лежавшей не на спальном возвышении, а рядом. Узкое окно с фигурной решёткой, заклеенной бумагой, выходило во всё тот же садик. Двери не было, проём закрывала занавеска из тяжёлой гладкой ткани. Неужели шёлк?

На стене висел металлический полированный круг полметра диаметром с орнаментом по краям, который я по своей наивности сперва приняла за блюдо. И только заглянув в соседнюю комнату и увидев, как одна из девчонок вертится перед точно таким же, я поняла, что это зеркало. Ну… что-то в нём разглядеть было можно. Два глаза, один нос. Но если бы у меня тут была помада, едва ли я смогла бы определить в таком зеркале, не размазалась ли она.

В большой комнате мебели было немногим больше. Несколько длинных столиков вдоль боковых стен с твёрдыми с одной стороны подушками, как у меня в комнате, – сиденья. Сиденья же за теми столиками, что вытянулись у одной торцевой стены, меня изрядно насмешили – у них были спинки, плавно переходившие в подлокотники, но ножек всё так же не было. Ещё один квадратный стол стоял посередине комнаты, повыше остальных, и на нём было расставлено восемь широких чаш. Пустых. У второй торцевой стены находилось что-то вроде буфета, заполненного фаянсовой и фарфоровой посудой. Что это фарфор, я определила, щёлкнув ногтем по краю одной из вазочек, после чего девчонки ещё долго толпились у буфета, щёлкая по вазочкам, чашкам и блюдцам и прислушиваясь к их пению. В углах стояли довольно большие бронзовые статуэтки, изображающие каких-то кошачьих, но не уверена, каких, – уж очень стилизованными они были. Ясно только, что не львов, – гривы отсутствовали. Да на длинной стене без окон висело что-то вроде деревянного панно с растительным и геометрическим узором. Может, оно было из каких-нибудь особо ценных пород дерева, но я в этом совершенно не разбираюсь.

В тот вечер нам дали спокойно поесть и выспаться. А на следующий день явился один из мужчин – не возница нашего фургона, но и не самый главный – и провёл буквально инструктаж. Оказалось, нас всех скоро приведут к некой «иссы дарум» – «большой госпоже» (или «великой госпоже»?), и её нужно должным образом приветствовать. А именно – встать на колени, выписать обеими руками в воздухе круг, после чего положить ладони на пол перед собой, одну поверх другой, и коснуться их лбом. И ни в коем случае не выпрямляться, пока она не разрешит! Мужик прочёл длинную лекцию, из которой я не поняла и половины, но уразумела, что нам окажут большую честь, и мы не должны самовольничать, выказывать неуважение или каким-либо иным образом уронить честь посольства. Потом мы начали репетировать поклон. Я честно старалась, пытаясь не думать, как нелепо выгляжу, становясь раком. В чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Девчонки притихли, проникшись торжественностью момента, но ни в тот день, ни на следующий знакомства с «иссы дарум» не произошло. Я скучала, не зная, чем себя занять, бродила из угла в угол по большой комнате или по садику, который изучила до последнего кустика. И лишь ещё день спустя нас наконец вывели из поместья, предварительно нарядив в яркие вышитые одежды. Мне наконец досталось платье по размеру: не иначе кого-то срочно засадили за шитьё – видимо, у мужиков был глаз-алмаз, потому что мерок с меня не снимали. Впрочем, учитывая, что одежда представляла собой длинный халат с широким поясом-кушаком, особая подгонка по фигуре и не требовалась. За воротами нас ждало что-то вроде большой кареты, что удивительно, стоявшей всего на паре колёс с единственной осью. Дверца располагалась позади, тоже изрядно меня удивив. Мы вшестером кое-как набились внутрь, и карета в сопровождении конвоя из наших всадников двинулась куда-то по улицам.

Окна в ней были, каждое закрыто свисающей с верхней рамы занавеской с бахромой. Я отодвинула ту, что была с моей стороны, и стала смотреть наружу, хотя это было не слишком удобно – я сидела спиной к боковой стенке, приходилось разворачиваться. Мимо проплывали в основном глухие стены. Потом мы подъехали к какой-то стене, пониже тех, что опоясывали город, но с внушительными воротами. Миновали их и покатили по точно таким же, на первый взгляд, улицам – разве что народу на них меньше. И наконец впереди показалась ещё одна крепостная стена.

Когда карета подкатила ближе, стало видно, что под стеной имеется ещё и заполненный водой ров. Да широкий! Ну, однако, крепость в городе, от кого так защищаются? Мост к очередным воротам, правда, был не подъёмный, а каменный. Карета остановилась перед ним, и нам приказали выйти, чтобы дальше идти пешком. Ворота, надо сказать, впечатляли: они одни тянули на дворец, или хотя бы на особняк: три арки, над ними терраса, и только выше уже знакомая выгнутая черепичная крыша. Бело-синие флаги, блеск шлемов и оружия на террасе, да и во всех трёх арках застыли воины в доспехах знакомого чешуйчатого вида, но заметно богаче, чем у простых городских стражников.

Мужчины проводили нас только до ворот. Там нас встретили несколько полных людей в тёмных халатах, из-под которых высовывались самые настоящие юбки до лодыжек тёмно-красного цвета, хотя наши сопровождающие явно принадлежали к мужскому полу. Но не к самым ярким его представителям – не только с лишним весом, но и лица какие-то расплывшиеся, не столько от жира, сколько, мне показалось, от намертво приклеившихся к ним слащавых улыбок. На голове у них были высокие шапки – первые шапки, которые я увидела у местных, не считая того провожатого, который встретил посольство. Длинные волосы, несколько раз перехваченные заколками, спадали из-под них на спину.

Мощёный двор за воротами тоже был окружён стенами с несколькими створками проходов и калитками. Видимо, мы попали к службам, потому что в воздухе отчётливо витал аппетитный запах жарящегося мяса и какой-то выпечки. Где-то журчала вода, слышались женские голоса. Стража стояла и здесь, но как-то не напоказ, в нишах стен и по углам. Нас провели через двор вправо, и дальше мы двинулись по довольно длинному проходу между желтоватых стен высотой в полтора человеческих роста. Голоса стихли в отдалении, и некоторое время тишину нарушал лишь звук наших шагов. Девчонки молчали, наши сопровождающие двигались почти бесшумно.

Потом была деревянная двустворчатая дверь, лестница вверх, крытый проход-мостик над стеной. Сквозь резные решётки был виден ещё один мощёный двор. И наконец мы попали внутрь какого-то строения.

Я с интересом оглядывалась по сторонам, рассматривая галерею, которую мы пересекали. Здесь было красиво и роскошно. Высокие потолки с резными раскрашенными балками. Каменные полы, прикрытые длинной дорожкой из циновок с цветным узором. Колонны из красного камня с белыми прожилками. Большие, до пола, частые окна закрывала белая бумага, а сверху на протяжении всего пути свисали белые же лёгкие занавеси, у которых, похоже, не было иной функции, кроме декоративной. Всё равно через прозрачную ткань всё было видно. В воздухе витало несколько сладких запахов, наслаиваясь друг на друга.

В конце концов наша процессия упёрлась в очередные двери. Шедший впереди мужчина что-то сказал приземистому толстяку у входа. Толстяк пропел какую-то фразу неожиданно высоким пронзительным голосом, резные створки распахнулись, и мы оказались в двухуровневой комнате.

На нижнем уровне ничего не было, кроме синего ковра на полу да чего-то вроде металлических вазочек на высоких ножках по углам. Из вазочек поднимался едва заметный дымок. А вот на возвышении, куда вело несколько ступенек и которое заслоняла свисающая с потолка и до верхней ступеньки бахрома из бусин, стоял низкий диван и столь же низкие кресла и столики перед ними. А на этих диване и креслах сидели четыре женщины.

Один из наших сопровождающих что-то резко скомандовал, и девчонки попадали ниц, как нас учили. Я последовала их примеру с полусекундным опозданием. Пауза затягивалась, и наконец сверху раздался женский голос с повелительной интонацией. Видимо, разрешение выпрямиться, так как краем глаза я увидела, что мои товарки начали подниматься, и я с облегчением последовала их примеру. Правда, с колен никто из нас так и не встал, и все девчонки продолжали смотреть в пол. Я тоже опустила голову, но всё же не смогла подавить любопытства и всё косилась вверх, так что у меня заболели глаза.

На самом деле женщин на возвышении было не четыре, а восемь: рядом с каждой сидящей стояла ещё одна девушка, и все стоявшие были одеты одинаково, видимо прислуга. Зато их госпожи сверкали и переливались, словно бабочки, – в разноцветных вышитых платьях, явно из шёлка и атласа, многослойных, с широченными рукавами. А на голове… мамочка моя, что у них на голове! Европейские модницы восемнадцатого века, сооружавшие башни из волос и украшавшие их кораблями и птичьими гнёздами, коллективно удавились бы от зависти, увидев эти сооружения, похожие на кусты из петель, валиков, узлов и кос. Неужели всё из своих? Заколок, впрочем, там было не меньше, чем волос, в основном цветочных, они блестели камушками, покачивали подвесками и кисточками. Я невольно задалась праздными вопросами: сколько же времени требуется на такие причёски и не отвалится ли шея таскать их на голове?

Четыре сидящие женщины обменялись несколькими фразами. Главной госпожой явно была та, что сидела в центре, на диванчике. Она и заговорила, голоса же остальных, когда ей отвечали, звучали почтительно. Потом главная посмотрела вниз и что-то сказала, слегка повысив голос. Видимо, обращалась к нам, но я не поняла, что она говорит, и никто из девчонок тоже не шелохнулся. Тогда она повернулась и что-то сказала девушке, стоявшей рядом с ней. Та присела – ну ни дать ни взять европейский книксен, – неторопливо спустилась с возвышения, отодвинув бусы, прошла прямо ко мне и пальцем подняла мне голову за подбородок.

Такая бесцеремонность заставила меня сжать челюсти, однако что я могла поделать? Девушка отступила в сторону, и я, раз уж такое дело, уставилась на женщину на диванчике в упор. Она была явно немолода, что не могла скрыть даже тонна косметики. И другие были намазаны очень густо: неестественно белые лица, тёмно-красные губы и глаза, подведённые столь жирно, что непонятно было, как краска не осыпается на щёки. Но даже под этой штукатуркой было видно, что три сидящие в креслах женщины помоложе, чем та, что на диване.

Госпожа подпёрла подбородок рукой, изящно отставив указательный палец с длинным – но не чрезмерно – красным ногтем на щёку. Перед ней на столике стояли вазочки с каким-то угощением, так же как и перед остальными, но к еде никто не притрагивался. Сам диван, кстати, тоже представлял собой настоящее произведение искусства. Сначала мне показалось, за ним находятся какие-то цветущие растения, но потом я поняла, что стебли и цветы над спинкой являются её частью, хотя выполнены так тонко, что не сразу отличишь от живых.