***

Князь практически влетел в свой кабинет и с грохотом захлопнул входную дверь. Он пребывал в крайнем раздражении и не понимал, что же его так довело. Влад подошёл к своему бару и плеснул себе в стакан добрую порцию коньяку. И только Влад одним глотком успел опустошить содержимое стакана, в его кабинет постучали.

Влад сделал вдох носом и хриплым голосом от горячительного напитка прорычал:

– Да, входи.

В кабинете появился Щербатский. Он молча прошёл к окну и достал из нагрудного кармана сигару.

– Не возражаешь, если я?..

– Я возражаю.

Щербатский расслабленной походкой, как в своих апартаментах, прошёл к камину и достал лучину, от которой неспешно стал раскуривать сигару.

– Вчера был… в театре, – выдохнув первый клуб дыма, произнёс он.

Князь сел в своё кресло за стол и молча стал наблюдать за раздражавшим его другом.

– Я был не в театре, я был за кулисами, – продолжал Щербатский. – Видел Лили Керн…

Щербатский уселся напротив князя и закинул ногу на ногу.

Князь, поняв, к чему клонит Щербатский, улыбнулся.

– И что же?

– Скажу тебе так, Лили прекрасна! Нет зрелища чудесней, чем разъярённая красотка: щеки пылают, зрачки лихорадочно блестят, а на губах немой вопрос… И гневный взгляд, почему-то в мою сторону. Ты давно не был у неё.

Последнее Щербатский произнёс утвердительно и хлопнул ладонью по столу. Это прозвучало как вердикт.

Князь какое-то время смотрел на друга, потом вздохнул и отвернулся к окну. Он был согласен с Щербатским. Он, Влад, давно не видел Лили, может, этим объясняется его постоянная раздражительность.

– Мне скучно, Бес… – произнёс князь, только чтобы уйти от этого разговора.

– О, что же делать, Фауст? – тут же подхватил Щербатский. – Развеселишься, когда Лили начнёт убивать твоих друзей.

– Она пыталась тебя убить?!

– Да. Взглядом. Сейчас будет дружеский совет: женщины не любят, когда с ними так. А такие женщины, как Лили…. Ну, ты же понимаешь…

– Абсолютно нет, – ещё раз тяжело выдохнул князь.

– Завтра «Соловей» в Имперском… – сообщил Щербатский.

– Удачи.

– Обожаю тебя такого, – Щербатский вновь развеселился. – Мне не хватает в моей жизни уныния. Вероятно, поэтому я – твой друг…

– Я спас твою задницу, когда от неё в миллиметре был турецкий штык. Вот именно поэтому я – твой друг…

– И то верно. Ну, спешу откланяться.

Щербатский поднялся и прямым попаданием швырнул остаток сигары в камин.

– До встречи, мой печальный демон… – И, обернувшись у самой двери, вдруг произнёс со всей серьёзностью:

– Берегись компаньонки, не давай себя в обиду…

Дверь за ним закрылась, но князь ещё долго, прикрыв глаза, слышал его раскатистый смех.

Какое-то время князь, откинувшись на своём кресле, сидел в тишине. Ему следовало сообщить графине о своём намерении: оставить её компаньонкой Кити. Но что-то не давало ему покоя. Он чувствовал и понимал, что его жизненный уклад поменяется и эти изменения неизбежны. Кити выросла, и нужно устроить судьбу дочери должным образом. Безусловно, «старая гаргулья» раздражала его, но без неё Владу не обойтись.

Влад выпрямился и, облокотившись на массивный стол, растёр уставшие глаза. Он решительно взял колокольчик и позвонил, вызывая управляющего.

Тот не заставил себя долго ждать. Как и всегда, Гордей тут же появился в кабинете князя.

– Ваша светлость? – услужливо произнёс управляющий.

– Да. Пригласи графиню ко мне.

– Слушаю-с, ваша светлость.

Гордей склонился в почтительном поклоне и поспешил выполнить распоряжение князя.

Князь встал из-за стола и прошёлся по кабинету. Его покалеченная нога ныла и доставляла ему, помимо физических мучений, ещё и мучительные воспоминания. Эта ноющая тупая боль возвращала его в прошлое.

Князь подошёл к широкому окну и открыл его. Резко вдохнув свежий воздух, он, облокотившись на оконную раму, принял неизбежное. Он вспоминал. За окном простирался парк Ольденбургского поместья. Князь буквально видел, как наяву, свою красавицу жену, свою Элен. Она убегала от него, прячась за толстыми стволами деревьев, и её звонкий смех наполнял парк. Элен была прекрасна. Её волосы развивались, как и её одежды… И ещё качели… её любимые качели. Она как птица бесстрашно взмывала вверх и звонко кричала ему: «Выше!!! Выше…» И вновь смех колокольчиками. Князь чувствовал её, слышал её запах, стоя сейчас один в своём кабинете, спустя долгих пятнадцать лет.

Настойчивый стук в дверь вырвал его из мучительно-блаженных воспоминаний.

Князь резко втянул воздух и крикнул в раздражении:

– Да… Входите.

В кабинет с совершенно прямой спиной вошла графиня Валевская.

– Ваша светлость.

Князь почувствовал, как кабинет наполняет злосчастный лимонный запах.

– Прошу, проходите, графиня. Присаживайтесь.

Князь отодвинул стул для графини и помог ей устроиться. При этом он старался не дышать.

– Я хотел обсудить с вами… Рассказать вам о правилах пребывания в моем поместье.

Мари кивнула в знак согласия, и князь занял своё место напротив.

– Надеюсь, для вас очевидно, что сказанное мной Кити первоочередное, – продолжил князь. – Ваше мнение и ваши взгляды в отношении Кити с моими взглядами на её воспитание абсолютно схожи. Даже малейшего протеста или несогласия на свой счёт я не потерплю. Это ясно?

– Абсолютно.

– Чудесно. Далее… Я понимаю, что у вас и по сей день траур, но тем не менее… Бал, выезд в оперу, театр…

Князь пробежался взглядом по одеждам Мари с нескрываемым отвращением.

– Что вы имеете в виду, уважаемый князь? Нарядиться во что-нибудь… что-нибудь розовое? – не удержалась Мари, но быстро поняла свою оплошность: – Простите.

Князь коротко кивнул в знак одобрения и продолжил:

– Важный момент нашей договорённости, графиня. Сдержанность. Не чёрный цвет и не серый. Это ясно?

– Ясно, ваша светлость

– Что касается первого выезда, то он состоится завтра.

– Завтра?! – почти взвизгнула Мари.

– Вас что-то смущает, графиня?

– Ровным счётом ничего, – почти шепотом пробормотала Мари.

– Прекрасно. Завтрашним вечером, без четверти шесть, я буду ожидать вас и Кити в холле.

– Могу я поинтересоваться, что это будет?

– Завтра в Имперском театре поёт «Соловей». Мы будем его слушать.

Мари ровным счётом совершенно не представляла, кто этот Соловей и что означает торжество в словах князя, но с выразительным восхищением изрекла:

– Прелестно.

– И ещё один нюанс… – Князь из стола достал вексельную книжку и, обмакнув перо в чернильницу, чётким движением начал заполнять вексель.

– Вы будете исправно получать жалование, я всё прекрасно понимаю, опустим комментарии на этот счёт…

Закончив, князь протянул вексель Мари.

– Думаю, мы договорились.

И конечно же, это было неприлично, но, не удержавшись, Мари заглянула в вексель и уже не смогла оторвать от него глаз. Мари приняла из рук князя вексель и поспешно выпалила:

– Ооо, конечно, ваша светлость.

Мари встретилась с испытующим взглядом князя и поняла свою ошибку. Князь отвёл взгляд, делая вид, что ничего не понял на ее счёт. И что ему совершенно нет никакого дела до её финансового положения.

– Я могу идти? – вставая, произнесла Мари.

– Доброй ночи, графиня.

– Доброй ночи, ваша светлость.

Мари сделала реверанс и быстро вышла из кабинета, позабыв о своей тяжести передвижения дамы в возрасте.

И от пытливого взгляда князя этот момент не ускользнул.

***

Покинув кабинет князя, Мари со вздохом облегчения спиной прислонилась к закрытым дверям кабинета. Она ещё раз взглянула на вексель, не веря в своё везение. Эта сумма была способна решить половину проблем и бед, нависших над Мари и её семьёй.

Услышав голоса с улицы, Мари спрятала вексель в рукав своего платья и прошла к выходу особняка. Она увидела, как управляющий Гордей что-то наказывает вознице и передаёт ему пачку писем. Тому самому вознице, что утром привёз Мари в поместье.

Мари со всех ног бросилась в свою спальню по широкой лестнице. Уже по пути она отругала себя за поспешность и необдуманность действий. Ей нужно было во что бы то ни стало отправить письмо, которое она начала ещё утром и не успела докончить. Так князь вызвал её к обеду. А теперь ещё у неё имелся вексель, она должна была успеть.

Мари, ворвавшись в комнату, на ходу стянула с себя безвкусную шляпку, откинула трость и, усаживаясь за стол, сняла пенсне. Мари нашла своё письмо и поспешно вписала ещё пару строк:

«Мне удалось! Я компаньонка у Ольденбургских. Этой суммы должно хватить, чтобы закрыть половину… Я безумно скучаю.

Нет времени писать… сейчас уходит почтовый дилижанс. Целую нежно мою любовь. Будет время, напишу. Мари Валевская».

Мари суетливо вложила в конверт вексель князя и быстро растопила печать. Дрожащими руками она скрепила письмо и выбежала из комнаты.

Промчавшись по лестнице, Мари распахнула парадные двери и выбежала на улицу.

Её разочарованию не было предела, когда перед глазами уже вдали предстал почтовый дилижанс. Мари в отчаянии топнула каблучком своих башмаков о кафель.

– Уехал! Как уехал?!

Мари так расстроилась, что не заметила рядом с собой стоящего управляющего, Гордея. Бурная реакция Мари вызвала негодование управляющего.

– Я могу чем-то помочь, ваше благородие?

В этот момент до Мари дошёл весь ужас происходящего. Удивленный вид управляющего говорил сам за себя.

Мари в ту же секунду, сообразив, схватилась за больную ногу. И, понизив голос, залилась слезами сожаления.

– Я хотела отправить почту…

Такой поворот событий привёл управляющего в еще большее удивление.

– Не расстраивайтесь, я всё улажу, – сбиваясь, начал успокаивать управляющий. – Возница доберётся до постоялого двора, там переночует и лишь поутру отправится в город. К тому времени я отправлю с вашим письмом нашего кучера.

– Ох, я вам буду крайне признательна! Благодарю вас, – уже успокоившись, ответила Мари и передала драгоценное письмо управляющему.

– Не стоит благодарностей, ваше благородие.

Управляющий Гордей принял письмо и склонился в поклоне.

– Доброй ночи, – произнесла дрожащим голосом Мари и, прихрамывая, направилась в особняк.

Гордей проводил её сочувственным взглядом и поспешил открыть двери перед графиней.

– Доброй ночи, ваше благородие.

Как только управляющий закрыл двери за Мари, его лицо переменилось. Он задумчиво взглянул на письмо, скреплённое печатью. Управляющий сделал пару шагов от дверей, и печать на письме надломилась под его пальцами.

– Ой!

Управляющий проворно развернул письмо и пробежался взглядом по красиво выведенным буквам. Гордей повторил вслух запомнившиеся ему слова.

– …Безумно скучаю… целую нежно мою любовь.

Управляющий поднёс к носу вексель, и сумма, выписанная князем, его неприятно удивила. Гордей сложил вексель и письмо и спрятал во внутренний карман своего камзола.

***

Следующим утром радостный вскрик Кити раздался из кабинета князя и звонким эхом пролетел по особняку. Вслед за этим всплеском радости из кабинета отца вылетела и сама Кити. Преодолев в три прыжка нижнюю лестницу, Кити очутилась в кухне.

– Я сегодня еду в театр!!! – выпалила юная княжна.

Вся происходящая в кухне работа приостановилась.

Кухарка Неёла Ануфриевна едва успела отереть руки о фартук, как Кити кинулась к ней в объятия.

– Я услышу «Титулованного соловья»!!! Няня! Няня моя, наконец-то… А что графиня? Она знает? Она проснулась?

Подарив воздушный поцелуй конюху, Кити вихрем удаляется с кухни, оставив всех присутствующих в недоумении.

Спустя мгновение кухарка, опомнившись: – Бог мой, моя крошка! Мой ангел! Спаси и сохрани…

Неёла Ануфриевна трижды осенила себя крестом и поклонилась святому духу, чем вызвала недобрый смех конюха.

Кухарка, всхлипывая от накатившихся слёз, бормоча, продолжает заниматься завтраком для господ: – Спаси и сохрани, Господь…

– Что ей? Лошадь подарили, что ли? – так же громко хохоча, пробасил конюх.

– Тьфу ты, черт! – шикнула на него кухарка.

Старший конюх расхохотался во все свои легкие.

***

Утро Мари выдалось спокойным и безмятежным. Давно ей не выпадало такое утро. Она довольно поздно проснулась и какое-то время, лёжа в кровати, читала любимые сонеты. Потом горничная Лизи оставила у дверей Мари завтрак. И сейчас графиня сидела с растрёпанными волосами и в ночном платье, допивала горячий шоколад и задумчиво глядела в окно. Она лениво потянулась, и её красивый пеньюар – остатки былой роскоши – сполз с одного плеча. В это утро Мари была сама нега и блаженство.

И так продолжалось бы дальше, если бы после короткого стука в спальню к Мари не ворвалась радостная Кити.

Все произошло так скоро, что Мари ничего не успела предпринять. Она так и осталась сидеть на месте, в ворохе кружев своего пеньюара, с чашкой шоколада на весу.

Кити, не закрыв за собой дверь, даже вздохнуть не успев, сразу же перешла к делу:

– Графиня, доброе утро! Как вам спалось?! Вы извините, что я… Ой!

Девушка вдруг поняла, что перед ней совсем не то, что она ожидала увидеть. Перед ней сидела красивая женщина с разбившимися по плечам волосами. Тёмные, как шоколад, волосы оттеняли сияющую белизну её кожи. Большие глаза смотрели строго и спокойно. Только одна чёрная бровь взлетела в немом вопросе.

Графиня невозмутимо продолжила пить свой шоколад.

Кити сбивчивым голосом попыталась удостовериться:

– Графиня?

Мари, поставив чашку на поднос, села прямо, как истинная графиня, и с холодным спокойствием улыбнулась Кити.

– Доброе утро, милая. Будь добра, прикрой дверь, сквозняк.

– Ой, да! Конечно. Извините… – спохватилась Кити.

– Проходи. Садись. Не желаешь шоколада?

Мари произнесла эти слова почти с кошачьей мягкостью, что заставило Кити с восхищением принять её предложение.

– С превеликим удовольствием, графиня.

Кити присела на пуфик, а графиня изящно разлила по чашкам шоколад. Одну из них она подала Кити.

– А теперь потрудитесь мне объяснить, барышня, что заставило вас пренебречь вежливостью и правилами этикета и столь бесцеремонно ворваться в мою комнату?

И намёка на укор не послышалось в словах графини.

Кити пару раз сомкнула ресницы, и губы её растянулись в улыбке. Девушка не могла взять в толк, как эта женщина вместо своих объяснений ожидает извинений и объяснений от самой Кити. Это восхитило княжну. А Мари продолжала:

– Мы горим?

Кити все с той же улыбкой помотала головой.

– Кто-то в смертельной опасности?

– Нет.

– Тогда что же стряслось, моя дорогая?

Кити потупила взгляд и произнесла совсем тихо:

– Театр.

– Театр?! – удивилась графиня.

– Ну да. Извините мне это, графиня. Я совершенно обезумела от радости.