Побег

Свет редких ночных фонарей, торчавших из земли вдоль аллеи, падал через высокое мутное окно в комнату. Он пятнами выдёргивал из темноты край кровати, тумбочку, кривой гвоздь в стене, ещё одну кровать, проход между ними и двух подростков, шептавшихся в темноте.

– Говорю тебе, надо прямо сейчас! – шипела девочка, отколупывая ногтем краску с металлического набалдашника.

– Сейчас? У нас все вещи забрали! – возражал ей мальчик, мотая головой.

– А вдруг эта за нами утром вернётся?

– Там холодрыга. И что мы есть будем?

– Одежду чью-нибудь из раздевалки стащим. А еды в кухне полно! Альбина объедки до утра не выносит.

На соседних кроватях спали другие дети, но к разговору никто не прислушивался, никому не было дела до того, что в очередной раз задумали эти вечно попадающие в неприятности Афанасьевы.

Брат и сестра были первыми в числе нарушителей порядка, они постоянно попадали во всякие истории, за которые получали самые разнообразные наказания. Их не выгоняли прочь только потому, что из Изневедческого Государственного Особого Интерната никого не выгоняли. Учащимся вообще строго-настрого запрещалось покидать территорию и разговаривать с посторонними.

Нина и Алек Афанасьевы, брат и сестра, что шептались под покровом ночи, жили в ИЗГОИ сколько себя помнили. Они, также как все остальные воспитанники, никогда не выходили за забор, о жизни снаружи зная только со слов учителей и воспитателей. Возможно, именно поэтому Алек хотел подготовиться к путешествию основательно. Он был, в отличие от своей сестры, рассудительным молодым человеком, хоть и был младше на целых четыре минуты.

Ещё утром они не думали ни о каком побеге. Всё случилось за обедом. Нина сидела за столом, ей давно наскучило ковыряться в склизкой тушеной капусте, она, отставив тарелку в сторону, смотрела в окно в поисках хоть чего-нибудь интересного. День был серый, листья с деревьев давно облетели, выставив напоказ вместо пышных крон худые скучные ветки. Пейзаж был знаком до зевоты, смотреть особо было не на что, разве что угадывать узоры в пятнах, оставленных дождём на стекле.

Так Нина и увидела женщину, которая возникла перед воротами интерната словно по волшебству. Ещё пару секунд назад за воротами был скучный голый лес, а теперь стояла гостья. Нина на всякий случай поморгала. Женщина никуда не исчезла.

Двери, всегда запертые, оказались открыты. Незнакомка, не дожидаясь приглашения, прошагала по аллее к главному входу словно к себе домой. Она шла по разбитой дорожке, шурша пышными юбками и отстукивая шаги тростью. Словно хотела расколоть остатки асфальта.

Нина мгновенно позабыла про обед. Она схватила брата за рукав и, приложив палец к губам, потянула его к выходу. Такая необычная гостья должна была стать отличным спасением от скуки. Нина решила непременно за всем проследить.

Гостья оказалась совершенно непохожей на всех, кто когда-либо приходил в интернат с визитом. Нина никогда раньше не видела, чтобы так одевались – в платье аж до самого пола и цилиндр на голове. Ни у кого прежде не видела она таких глаз, чёрных, словно вымазанных сажей, загадочных и даже пугающих. Ко всему прочему, Нина впервые слышала, чтобы кто-нибудь так холодно и высокомерно общался с заведующей интернатом Косолаповой.

Овтаву Косолапову, по правде говоря, не любили ни воспитанники, ни сотрудники. Заведующая чаще кричала, чем говорила, ругала больше, чем хвалила, и никогда не улыбалась.

Шлёпая тапками и запахиваясь в серый рабочий халат, высокая, грузная, с маленькой головой на широких плечах, Косолапова плелась в сторону своего кабинета следом за таинственной незнакомкой.

Нина, не выпуская руку брата, протащила его мимо спящего завхоза под лестницу к дверям кабинета заведующей. Двери были открыты, и Нина, ни секунды не думая, потянула Алека дальше, в кабинет. Мгновение спустя Алек, не успевший ничего возразить, оказался вместе с сестрой за шаткой ширмой и разлапистым фикусом в левом углу душной комнаты. За ширмой висело пальто Косолаповой, стояли сапоги и зонт. От сапог пахло старостью и прелой синтетикой. Алек посмотрел на сестру презрительно, покачал головой и прикрыл нос белоснежным платком. У него всегда при себе на любой случай жизни был чистый носовой платок, в отличие от Нины, которой пришлось натянуть на нос ворот свитера.

Незнакомка вошла в кабинет первой, она презрительно оглянулась по сторонам, отодвинула тростью просиженное кресло и, не дожидаясь приглашения, села. Косолапова старательно прикрыла за собой дверь и уселась напротив незнакомки.

– Может, кофейку предложу? – заискивающе спросила она.

– Лишнее, – холодно отрезала гостья. – Вы знаете, зачем я здесь. Я не получила близнецов в указанные сроки.

От такого ответа Нина чуть не вывалилась из укрытия, хорошо, что она всё ещё держала за руку брата. Дети переглянулись – во всём интернате они были единственными близнецами.

– Так ведь время быстро идёт! – заведующая всплеснула руками и покачала головой.

– Всё было заранее оговорено. Вам за них заплачено.

– Ну так не хол перейти – их доставить-то к вам! – вскричала было Косолапова, но тут же осеклась.

– Полноте, их никто не хватится.

Незнакомка в цилиндре говорила с акцентом, она была приезжей, но откуда, ни сестра, ни брат понятия не имели.

– К концу этой недели всё сделаем, – тон заведующей сменился с заискивающего на провинившийся.

– Дети должны быть готовы. Я вернусь за ними сама, – отрезала незнакомка, встала и, не прощаясь, ушла прочь.

Заведующая сплюнула, бросила незнакомке вслед что-то неразборчивое и стала копаться в ящиках стола. Алек видел, как Нина сжала кулаки, и, зная, насколько вспыльчивой может быть его сестра, обнял её за плечи. Наконец Косолапова собрала нужные бумаги, сунула их под мышку и тоже, не мешкая, куда-то сбежала.

– Как будем сматываться? – спросила Нина шепотом.

– Через окно. Вдруг там кто за дверью.

– Я не про сейчас. Я про вообще!

В ответ Алек только отмахнулся платком, дав понять, что не хочет обсуждать ничего, сидя здесь. Из кабинета они выбрались без проблем. Прошмыгнули второй раз мимо завхоза и отправились прямиком в спальни, чтобы там обсудить всё без посторонних ушей. Каково же было их удивление, когда наверху в спальне девочек они обнаружили повариху, обычно не покидавшую кухни. Румяная и неповоротливая Альбина вытряхивала Нинины вещи из тумбочки и бросала их в сумку.

– Не трогайте, это моё! – закричала Нина.

– Твоего тут ничо нет, всё государственное! А будешь орать – щас как дам! – пригрозила Альбина круглым розовым кулаком.

– Куда вы это? – спросил Алек, стараясь отодвинуть сестру подальше за спину.

– Не твоего ума дело! Стало быть, новую одёжу дадут.

– Но когда? Сегодня?

– Не моего ума дело! А ну пошли вон отсюда!

В спальне для мальчиков, куда они сбежали от Альбины, уже кто-то побывал – тумбочка Алека была пуста, куртки из раздевалки тоже пропали.

Время обеда закончилось, начались занятия. Поговорить обо всём случившемся Нина и Алек смогли только после отбоя. Нина дождалась, пока в коридоре утихнут шаги ночной нянечки, и змейкой юркнула в спальню для мальчиков. К счастью, ближайшей кроватью к выходу была кровать её брата.

Нина сидела и от волнения отколупывала краску с набалдашников на спинке кровати. Руки немножко дрожали, но голос был уверенным. Она настаивала на немедленном побеге, прямо сейчас и ни минутой позже, потому что шмыга в цилиндре, как она окрестила незнакомку, могла в любую минуту вернуться. Алек был согласен с сестрой, он тоже волновался и потому настаивал на том, что нужно всё как можно тщательнее обдумать.

Жизнь в интернате не была похожа на каникулы, Нина иногда грозилась сбежать, но Алек всегда останавливал сестру. По его мнению, за забором всё могло быть ещё хуже. Теперь он принял сторону Нины. Может, побег и пугал его, но незнакомая злыдня пугала сильнее.

Бежать решили сейчас же. Условились встретиться у чёрного входа под лестницей, после того как Алек попробует добыть чью-нибудь тёплую одежду из раздевалки, а Нина – что-нибудь съестного.

В пустой столовой пахло кислятиной, копотью и мылом, Нина уверенно прошла дальше в кухню. Темнота не мешала, здесь она смогла бы ходить даже с завязанными глазами – в наказание за проступки их регулярно отправляли на кухню драить котлы и противни. Нина стала обследовать немытые кастрюли и сковородки, постоянно прислушиваясь, не идёт ли кто по коридору.

В чан, куда на корм свиньям сбрасывали остатки ужина, повариха насыпала обломков хлеба. Нина набрала оттуда кусков покрупнее. На то, что хлеб не испачкался об объедки, лежавшие ниже, она в темноте могла только надеяться. Из длинного лотка возле мойки Нина соскребла на хлеб сливочного масла. Не тратя времени на поиски ножа, она проводила пальцем по поверхности и размазывала масло по мякишу. Сложив кусочки один поверх другого, она завернула всю стопку в носовой платок Алека и аккуратно убрала в наволочку, которая теперь служила ей сумкой. Туда же отправилась половина луковицы и почти не завядший огурец, их Нина нашла в ящике с шелухой под разделочными столами. Будь холодильник открыт, она раздобыла бы еды посытнее, там наверняка был и сыр, и яблоки, но широкие двери холодильника на ночь закрывали на ключ.

На дне высокой кастрюли, стоявшей там же у мойки, плескались остатки киселя. Нина огляделась вокруг в поисках подходящей тары. Бутылка нашлась на подоконнике, в ней повариха Альбина держала, словно букет, сухую кленовую ветку. Яркие кленовые листья в ночи были бесцветными. Нина оставила ветку на месте, потрясла бутылку вверх дном, чтобы мусора не осталось, и ещё подула для верности. Поблизости не было ничего, чем бы можно было заткнуть горлышко, и Нина решила заглянуть в подсобку. Еду там не хранили, только разную утварь. Нина дёрнула за ручку подсобки, и та на удивление открылась. За дверью царил беспорядок, коробки, ящики, кастрюли вперемешку с вещами поменьше громоздились вверх до самого потолка. На столе, застрявшем между этих гор поварского скарба, помимо прочего мусора, Альбина оставила кружку с недопитым кофе. Кофе ученикам не полагался, его пили только сотрудники. Нина понюхала – пахло гадко. Она уже сильно задерживалась, Алек мог начать волноваться. Без особой надежды она напоследок пошарила рукой по столу, и коснулась гладкой холодной обёртки наполовину съеденной плитки шоколада.

Нина, не раздумывая, сунула кусочек в рот, а оставшуюся шоколадку – в наволочку. Закрыла дверь и поспешила к чёрному ходу под лестницу. Алек был уже там, он сидел, втиснувшись между стеной и батареей, обнимая стопку одежды.

– Там темень такая. Взял то, что с краю, – шепнул он, протягивая сестре шапку с помпоном, шарф и куртку, что, по его мнению, была теплее. – И вот ещё валенки прихватил.

– Валенки-то зачем? Дожди. Нам бы калоши.

– Возьмём. Вдруг пригодятся.

В наволочках, где лежал их небогатый скарб, Алек гвоздём прорезал дырки, чтобы можно было носить на плечах как рюкзаки.

Выбираться решили через раздевалку в спортзале, там окно было под потолком и никогда не закрывалось. Чтобы к нему подобраться, им потребовалось построить целую пирамиду из скамеек. Дети старались всё делать как можно тише. Скамейки были тяжелыми, но то ли от волнения, то ли от разгоревшегося азарта дело спорилось, пирамида была готова в считаные минуты.

Первой наверх взобралась Нина, она была лёгкой, но Алек всё равно придерживал сооружение снизу.

– Порядок! В самый раз башня! – шепнула Нина.

Она открыла окно, бросила на землю рюкзаки-наволочки, после чего спрыгнула вниз сама. Алек ещё раз проверил прочность конструкции, закинул ногу повыше и в два счёта пробрался к раме. Конструкция подрагивала, но держалась.

– И правда прочная! – хмыкнул Алек.

Он подмигнул сестре, чтобы подбодрить её, и стал перелезать наружу, но почему-то именно тогда, когда Алек перекидывал вторую ногу через раму, эта самая нога сдвинула верхнюю скамейку и вся конструкция с грохотом повалилась вниз. Алек сжался от страха. Время замерло. Нина, обнимая вещи, бросилась к ближайшим кустам. Алек, не мешкая, спрыгнул вниз и тоже кинулся к ней. Окно захлопнулось. Они лежали, прижавшись к земле, не дыша, но интернат спал мертвецким сном, окна оставались тёмными, никто ничего не услышал.

Нина и Алек крались по кустам в сторону ограды, стараясь обходить подальше хозяйственные постройки. Забор вырос перед ними довольно скоро. Прутья были скользкими и влажными, карабкаться по ним вверх не было никакого смысла. Возможно, для взрослого человека это было бы настоящее препятствие, но двое тощих подростков пролезли между прутьев без особого труда.

За забором они наконец оделись. Нине пришлось трижды подвернуть рукава – куртка предназначалась для кого-то намного выше неё ростом. Брат с сестрой взялись за руки, сквозь непослушный ночной лес они стали осторожно пробираться туда, где, как им казалось, за деревьями должен был начинаться город.

Ночь была промозглой, зыбкой, ноги в темноте всё время за что-то цеплялись. Ухали ночные птицы, и по кустам непрерывно что-то шуршало. Нина крепче взялась за руку брата, она не знала, что ему, также как и ей, очень страшно. Они брели по лесу уже очень долго, и вот наконец-то между стволов стал поблёскивать ржавый свет уличных фонарей – вожделенный город был близко. Вдоль дороги, на которую дети выбрались, стояли одноэтажные домики. Старые, с покосившимися наличниками на окнах, с заваленными кое-где заборами, с сухим бурьяном, бросавшим причудливые тени на дорогу, домики тёмными окнами провожали двух детей в неизвестную дорогу.

Нина шла быстро, не глазея по сторонам, Алек же, напротив, старался запоминать дорогу, периодически останавливался и на последней странице захваченного с собой учебника чертил карандашом одному ему понятные стрелки и закорючки.

Через час они вышли ровно к тому же дому, напротив которого тогда выбрались из зарослей.

– Не может быть! – воскликнул Алек.

Он стал сверяться со своей картой, но Нина не желала оставаться на месте ни минуты. За ними в любой момент могла начаться погоня. Она схватила брата за руку и потянула прочь.

– Идём! Просто не будем поворачивать туда, куда уже поворачивали!

Нина снова шла впереди, только теперь девочку гнал не страх, а уверенность в том, что они непременно выйдут в большой город. Дорога петляла. Фонарей становилось больше. Стали попадаться встречные путники и даже автомобили. Автомобили дети и прежде видели, когда те привозили в интернат кого-нибудь очень важного, но тогда к ним близко подходить запрещалось и воспитанники глазели издалека. Сейчас подходить можно было к чему угодно, но дети старались держаться как можно незаметнее и замолкали, если кто-то проходил мимо.

На домах и над дорогой начали появляться разные указатели. Алек записывал те из них, которые считал нужными. Дома росли ввысь, Нине приходилось запрокидывать голову, чтобы их разглядывать. Куда было трёхэтажному интернату тягаться с этими каменными великанами.

Огней стало так много, что тёмных сторон улицы, которые выбирали Нина с Алеком поначалу, совсем не осталось. Приходилось идти у всех на виду, но, к счастью, люди и машины двигались каждый в свою сторону, не обращая внимания на двух странно одетых подростков.

От такого количества света и звуков у детей закружилась голова. Здание вокзала выросло перед ними внезапно, словно светящийся дворец. Перейдя площадь, Нина и Алек с опаской поднялись по ступенькам и прошли сквозь открытые двери под надписью «Вход». Внутри было ещё светлее. У обоих детей захватывало дух от того, что они зашли так далеко. Чей-то голос из-под потолка давал неясные указания сквозь шипение. Людей вокруг стало ещё больше. Алек кивнул Нине на окошко с табличкой кассы. Там за толстым стеклом сидела женщина. Алек был почти на голову выше Нины и без труда доставал до единственного отверстия в стекле, через которое можно было обратиться к женщине. Он громко, чтобы женщина услышала, поздоровался:

– Добрый вечер!

Кассирша только зевнула в ответ и бросила на Алека презрительный взгляд.

– Скажите, пожалуйста, как нам добраться до самого большого города?

– До Москвы, что ль? – хохотнула кассирша. Её голос проходил словно через стекло, ей совсем не нужно было наклоняться к отверстию, как это делал Алек.

– Купить билеты за большие деньги!

– Простите, – невозмутимо продолжил Алек, – а можно как-то получить билет, не имея денег?

– Ты мне голову вздумал морочить в полдвенадцатого ночи?! – рявкнула она на Алека, растягивая в разные стороны губы ядовитого цвета. – Кежаев! – заорала кассирша что есть мочи, и голос вырвался из-за стекла и раскатился как гром. – Твои беспризорники совсем оборзели! А ну гони их отсюда обратно на площадь!

Алек хотел объяснить женщине за кассой, что она их с кем-то перепутала, но Нина успела крикнуть брату «Бежим!» как раз до того, как неповоротливый пузатый дядька в синей форме успел схватить Алека за шиворот.

Дети бежали куда глаза глядят, лавируя между пассажирами, они спрыгнули куда-то вниз по лестнице, пронеслись по длинным каменным языкам, вдоль которых стояли вереницы вагонов, куда-то заскакивали, под чем-то проползали, пробирались сквозь дырку в заборе, пока не оказались далеко за пределами вокзала. Волосы у обоих под шапками взмокли. Не в силах бежать дальше, они присели на лавочку в полутёмном сквере.

– Пить хочется, – пытаясь отдышаться, прошептал Алек.

Нина порылась в наволочке и извлекла оттуда бутылку киселя, заткнутую фольгой от шоколадки.

– Почти не пролилась, – заметила она и добавила: – Я шоколадку стащила у Альбины. Хочешь?

– Тебе не стыдно?

– Вот ещё! Ей наше можно, а мне нет? Пусть носки мои теперь носит! Не жалко! На них всего по две дырки.

– Если она их на себя натянет, дырок прибавится, – сказал Алек, и Нина в ответ расхохоталась.

Они смеялись первый раз за день. Оба знали, что впереди ждут новые испытания, но сейчас им было весело, как бывало всегда после удавшейся шалости. Посидев в сквере ещё немного, они решили отправиться на поиски укромного места под ночлег, а утром как-нибудь раздобыть больших денег на билет в большой город.