Прибытие

После утомительного путешествия транспортом сайнов Сорланд с наслаждением оплачивал услуги привратников, что за сегодняшнее утро ему пришлось делать неоднократно. Ни свет ни заря ему нужно было оказаться в школе в Вильверлоре, чтобы подготовить все необходимые бумаги для переправки детей через границу. Учитель искренне надеялся, что успеет прошмыгнуть, не встретив никого из коллег, но скучавшие по стенам аласторы, учуяв его, подняли такой шум, что прятаться стало бессмысленно. Пришлось выслушивать тираду недовольства от наставницы ветви ведьм Амандин Ронделе о том, как она в его отсутствие выполняла двойную работу.

Из Вильверлора Сорланд снова вернулся в Берлин забрать Нину и Алека. Нашел детей доедающими завтрак, и пока Нина измазывала джемом крендель с маком, он впервые с утра сел перевести дух. Выйдя из гостиницы, они пересекли улицу, нырнули в арку между белым и красным зданием и скрылись в тени внутреннего двора.

Двор был тёмным, обшарпанным, стеклянный плафон, когда-то защищавший от дождя и других природных напастей, был местами разбит, местами порос травой. Стены здания были исписаны граффити, в то, что за окнами есть хоть какая-то жизнь, поверить было трудно.

– Милости прошу!

Сорланд жестом пригласил Нину и Алека подняться по ржавой лестнице, которая несколькими пролётами выше упиралась в глухую стену. Дети недоверчиво уставились на своего провожатого, который, похоже, до того переутомился за последние дни, что хотел расшибить лоб, иначе зачем ещё ему пришло в голову карабкаться по лестнице, что упирается в стену и к тому же вот-вот упадёт?

– Лестница крепкая, – пояснил Сорланд, видя недоверчивые взгляды. – Но я могу подняться первым, если хотите.

Наверху Сорланд остановился перед глухой стеной, набрал в грудь побольше воздуха и крикнул что было мочи. Этот крик больше всего походил на вопль голодной чайки. Несмотря на то что Сорланд кричал, упираясь носом в глухую стену, от его голоса раскатилось эхо, чем больше звук замедлялся, тем больше он напоминал скрип открывающейся двери. В ответ на крик из стены вылетело несколько искр, потом они объединились в луч белого света и стали резать воздух перед стеной, оставляя за собой очень тонкий контур окружности размером в человеческий рост. Как только круг замкнулся, воздух внутри него стал туманным, по ту сторону показались очертания людей.

– Поднимайтесь! – радостно махнул рукой Сорланд.

Но Нина и Алек не двинулись с места. Они стояли, не шелохнувшись, разинув от удивления рты.

– Это своего рода дверь в наш с вами мир. По ту сторону такие же люди, как мы с вами, – но Нина и Алек, казалось, его не слышали.

Тогда учитель шагнул, и правая нога его исчезла в тумане.

– Иногда эти проходы называют кроличьими норами, но чаще просто холами. Такие есть повсюду, нужно только знать, как попросить открыть их. Обещаю – это не страшно! Можем, если хотите, первый раз шагнуть, взявшись за руки.

Нина первой приняла предложение, она вцепилась одной рукой в учителя, а второй на всякий случай ухватилась за брата. Алек шагнул сквозь хол, Нина с Сорландом вошли следом. Спустя мгновение все трое стояли не на ржавой лестнице, а в парадном зале особняка, некогда наверняка роскошного, но нынешние дни только вспоминающего былое величие. Мимо них как ни в чём не бывало сновали туда-сюда люди, тащили чемоданы, о чём-то спорили друг с другом, что-то пытались разузнать у рыжеусого мужчины в парадном камзоле.

– Добро пожаловать в Лейтштерн – городской анклав, отель и хол-станцию! Для всех прибывающих в Берлин по делам или на отдых, – театрально раскланялся Сорланд. Он хотел развеселить детей, но у него не получилось, они машинально кивали на то, что он говорил, но продолжали держаться за руки и жаться друг к дружке.

Сорланд не оставлял надежду, что рано или поздно они освоятся, и потому продолжал рассказывать:

– Когда-то давно особняк принадлежал влиятельному и богатому вампиру барону Гюнтраму фон Унштильбару, – сказал Сорланд и показал на портрет круглощекого лысого мужчины, чью шею обрамляло кружевное жабо. – Барон брал с постояльцев плату в виде крови, ненасытно пополняя свою память чужими мыслями, мечтами, страхами, от чего окончательно сошел с ума, не справившись с количеством полученных знаний. После смерти барона особняк пустовал и год за годом терял свое великолепие под гнётом пыли и времени, потом неизвестный авантюрист-романтик выкупил его и превратил в придорожный отель и хол-станцию.

– Раймунда, – обратился Сорланд к девушке ростом немногим выше Нины, когда подошла их очередь. – Будьте так любезны, откройте хол в Вильверлор. В регистрации поясните: скаут Сорланд и двое новых учеников Корнуфлёра.

– Первый проход? – обрадовалась Раймунда и достала откуда-то из-под стойки увесистую книгу с позолоченными страницами.

Девушка записала туда что-то из бумаг, предъявленных Сорландом, широко улыбнулась и отстегнула с пояса изящный короткий нож.

– Вашу руку, будьте добры! – обратилась она к стоявшему ближе Алеку.

Алек вопросительно посмотрел на Сорланда, тот кивнул, что переживать не о чем. Раймунда прикоснулась кончиком ножа к запястью Алека, от соприкосновения с кожей лезвие заискрилось белым светом, девушка бережно поднесла искорку к книге и опустила её на ту строку, куда только что внесла имя мальчика. То же самое она проделала с запястьем Нины.

– Щекотно! – засмеялась девочка. Искра от запястья Нины была красной.

Привратница Раймунда открыла хол, ведущий в Вильверлор, и пожелала всем троим счастливого пути.

– Вот так да! – восхищалась Нина, пройдя второй раз в жизни через хол. На этот раз она шагнула первой, не дожидаясь приглашения. – Были там, а теперь тут! Вот дела!

Сорланд повёл детей прямиком в школу. Он старался, чтобы они нигде не задерживались, но это давалось ему с трудом. Не каждый же день попадаешь в мир, полный удивительных вещей.

– Вот это да! – ахал Алек, когда мимо проехала повозка, запряженная тремя лошадиными черепами.

– Видел, да? Видел? В интернате-то такого не было! – хлопала в ладоши и подпрыгивала от восторга Нина.

– Тут Сорланд, всё утро спешивший, внезапно остановился и строго посмотрел на брата с сестрой сверху вниз.

– Давайте договоримся кое о чём, друзья мои, – сказал он. – Я сделаю вид, что поверил в ваш рассказ про бабушку, а вы сделаете вид, что мы с вами встретились ровно при тех же обстоятельствах, только не в России, а на одной из берлинских улиц.

Дети переглянулись, Нина поджала губу, Алек стыдливо потупил глаза.

– Скажете, что сами не поняли, как там оказались.

Близнецы едва заметно кивнули. Дальше до школы они шли молча. Там Сорланд оставил их на попечение своей коллеге Амандин Ронделе и вернулся на хол-станцию. Оплатил очередной проход, на этот раз из Вильверлора в Нордунстрёнд, Ула уже была на месте и болтала с Хальгримуром. Это означало, что любезная Арсоль, как и обещала, проводила девочку и родителей до входа в анклав.

– Доброе утро, Ула! – поздоровался Сорланд, пожав руку сначала ей, а следом Хальгримуру. – Прости, что заставил ждать.

– Ей было интересно! – засмеялся Хальгримур, и колючки его щетины растопырились в разные стороны. – Приезжала рабочая группа на конференцию по тролль-интеграции. Закрыл хол за ними всего пару минут назад. Ну и балагуры!

– Рад слышать. Тролльологи – интересные собеседники, но, думаю, нам пора, нас ждёт Вильверлор.

Ула поднялась со стула и направилась к стене, возле которой одиноко стоял её чемодан, но, едва приблизившись, девочка обнаружила, что там стоял совсем не тот чемодан, что она оставляла у стены двадцать минут назад. То есть чемодан выглядел почти так же, как тот, но был новым, совсем-совсем новым.

Уле чемодан достался в подарок от дедушки, бережно относившегося к вещам, сопровождавшим его в путешествиях. Чемодан был не новым, но заботливо сохранённым, удобным, лёгким и прочным, зелёного цвета, с синими клапанами, подбитый кожей на углах. Несмотря на свой юный возраст, Ула путешествовала не меньше дедушки, этот чемодан был её домом на колесах, единственной вещью в жизни, которая никогда не менялась. Сейчас перед ней стоял чей-то совершенно новый чемодан, без единой потёртости и царапинки, скорее всего, это было его первое путешествие.

– Это не мой чемодан!

– Наверное, кто-то из тролльологов забрал твой по ошибке, – раздосадованно причмокнул языком Хальгримур.

– Как же нам поменяться обратно?

– Боюсь, они уже далеко от хола, который я им открыл, – покачал привратник головой.

– Ула, мы не можем задерживаться, – сказал Сорланд. – Не переживай, как только тролльологи хватятся, кто-нибудь сразу же вернётся сюда на станцию. Чемоданы обменяют, ты не останешься без вещей. Нам правда нужно спешить.

Ула обречённо кивнула, получалось, что она отправлялась в новую жизнь, совершенно не имея при себе ничего из предыдущей.

– Хол в Вильверлор для скаута Сорланда и новой ученицы Корнуфлёра, если вы будете так любезны, Хальгримур! – улыбнулся Сорланд, не столько чтобы подбодрить девочку, сколько радуясь, что это его последний проход на сегодня.

Хальгримур, также как и Раймунда, привратница Лейтштерна, отстегнул откуда-то с пояса небольшой нож и попросил у удивлённой девочки запястье. Сорланд снова кивнул, дав понять на этот раз Уле, что волноваться не о чем. Прикоснувшись кончиком лезвия к коже, Хальгримур извлёк тёплый жёлтый огонёк и опустил его на страницу открытой массивной книги, куда, также как и Раймунда, переписал что-то из бумажек Сорланда.

Привратник открыл хол, и Ула не без страха подошла к туманной окружности. Девочка потрогала рукой белёсый воздух – он был вязким, но не мокрым. Когда она шагала в такую же окружность около получаса назад, по ту сторону оставались её мама с папой. Ула обнимала их на прощание и обещала ежедневно писать. Там она шагала в неизвестность под присмотром удивительно спокойных родителей, отчего ей самой становилось спокойнее. Теперь, кажется, волнение нагнало её. Ула сжала кулаки, зажмурилась и шагнула.

Обратная сторона хола выходила в ажурный павильон, пожилая привратница, как и Хальгримур, помогала открывать холы тем, кто сам не умел этого делать. Ула огляделась по сторонам – площадь, на которой стоял павильон, заливало солнце, свет бликовал на разномастных окошках окружающих зданий, люди, совершенно не похожие на людей в тех городах, где Уле доводилось бывать, спешили по своим делам, не обращая никакого внимания на только что прибывшую новую жительницу.

– Можно задать вам вопрос? – обратилась Ула к Сорланду, стараясь поспевать за его широченными шагами.

– Честно сказать, удивлён, с момента моего вчерашнего визита к вам домой ты не задала ни единого вопроса!

– Мы вас не ждали в такой поздний час.

– Никак не мог заглянуть раньше, был по уши в делах. Так что за вопрос?

– Мои мама с папой, они ничего не испугались, ни разу не спорили и так легко меня отпустили. Что вы им такого сказали вчера?

У Улы перед глазами так и стоял вчерашний вечер. Она давно была в кровати и уже почти уснула. Родители тоже были в своей спальне, когда вдруг раздался дверной звонок. Сначала в прихожую спустился папа, бубня себе под нос, какое безобразие – такие поздние визиты, за ним спустилась мама, причитая, какие странные нравы у этих островитян. Следом на зов родителей пришлось спуститься и Уле, тогда она и обнаружила своих маму и папу смиренно сидящими в креслах в обществе незнакомца, рассевшегося на диване, словно это он был дома, а они все в гостях. Незнакомец представился Джимом Сорландом, рассказал Вероник и Бенджамину Готье, что их дочь – оборотень, что сам Сорланд – вампир, а здесь он затем, чтобы получить от родителей разрешение забрать Улу в школу, где она будет учиться с себе подобными, ему подобными, а также с ведьмами и русалками, что отправляться в школу нужно как можно скорее, то есть завтра утром, ведь занятия уже давным-давно идут и хорошо бы наверстать упущенное. На что двое серьёзных дипломатов, коими были родители Улы, не кинулись звонить в полицию или психиатрическую помощь, а послушно закивали и велели дочери идти собирать вещи.

– Ах, это, – с пониманием кивнул Сорланд, не сбавляя шага. – Видишь ли, есть мнение, и весьма распространённое, что вампиры – самая малоодарённая магическими талантами ветвь, что мы так мало можем сами, что без остальных ветвей превратимся чуть ли не в сайнов. Один из талантов вампирской ветви заключается в том, что мы можем внушать одному или нескольким людям свою волю. По большей части это имеет действие только на сайнов. Отсюда и сплетни про бесталанность вампиров. Процесс внушения тяжелый и малоприятный, от него тошнит и кружится голова. Чем больше людей вампир подвергает внушению, тем тяжелее это даётся. Строгие законы ограничивают наши возможности, но прибегать к ним в случаях, прописанных законодательством, таких, например, как беседы с родителями-сайнами, дело привычное.

– Так много омни-детей рождается в обычных семьях? – удивилась Ула.

– Иногда гены спят веками, прежде чем проявиться. Иногда сайны усыновляют ребёнка, не имея понятия о том, кто он, или бывает, что один из родителей скрывает своё происхождение от другого. Всякое бывает. Люди есть люди.

– Как же вы нас находите?

– Каждый взрослый омни знает, что при встрече с омни-ребёнком, не подозревающим о своём происхождении, нужно отправить извещение скауту. Списки скаутов есть во всех почтовых отделениях и у всех привратников.

– Обо мне сообщила та прибрежная женщина?

– Да, она тем же вечером отправила письмо, но я получил конверт только утром. Задержись я в тот день на работе подольше – твоей прогулки до озера получилось бы избежать.

Сорланд вёл Улу, также как и Нину с Алеком, по кратчайшей дороге через самый центр города. Вдоль улиц плечом к плечу сидели разномастные домики. Сорланд пояснил, что в Вильверлоре жили омни из самых разных уголков Европы и каждый, кто переезжал сюда, привозил с собой кусочек родной земли: семьи с побережий северного моря строили себе кирпичные домики, окна которых украшали яркими ставнями, а крыши – резным коньком, словно имбирные пряники. Семьи из альпийских предгорий жили в белых осанистых домах, разлинованных деревянными полосками. Дома тех, кто прибыл с берегов Средиземноморья, угадывались по уютным балкончикам и обилию растений в горшочках, а бывших жителей Апеннинского полуострова можно было опознать по колоннам и пилястрам.

Иногда на пути возникали дома, совсем ни на что не похожие, – гостиница, что они миновали на полдороги, с певучим названием Мезон дю Рамаж росла прямо из земли от корней цокольного этажа до последних веточек кровли. Стволы разнообразной толщины жались друг к другу так близко, что срослись в стены, там, где ветки соблаговолили расступиться в стороны, хозяева сделали окна и двери.

Уле довелось однажды гулять по киностудии, но тот вымышленный причудливый город не выдерживал никакого сравнения с этим настоящим.

– Мои родители, почему они сайны, а я оборотень? – продолжала Ула расспрашивать Сорланда.

– Не думаю что они оба сайны. Кто-то же должен был передать тебе это по наследству. К сожалению, если их гены не проявились в раннем возрасте, то вряд ли уже проявятся. Скажу по секрету: как только получишь аттестат совершеннолетия, ты сможешь провести того из них, кто теоретически является оборотнем, сюда, в Вильверлор, если, конечно, не испугаешься бюрократической волокиты.

– Только одного?

– Сайны, увы, не могут посещать анклавы, но тем, у кого есть дремлющий ген, можно провести тут какое-то время.

Улица, до этого петлявшая только вниз, резко пошла в гору. Ула и Сорланд поднялись на пригорок, с которого открылся вид на школу – мозаичный замок из красного кирпича, обрамлённый лесом. Точь-в-точь как с картинки. У Улы даже дыхание перехватило.

По школе хотелось идти как можно медленнее и расспросить, что это там светится, кто это полетел за угол, откуда льётся музыка, и задать ещё сто тысяч вопросов, но Сорланд едва переступив порог, только прибавил шагу. Ула почти бежала за учителем, они поднялись на третий этаж, хотя на третий ли, она не была уверена, ступеньки иногда шли вниз, местами поворачивали и поднимались снова. Сорланд уже стоял возле кабинета, когда Ула его догнала. Из-за двери доносились голоса.

Высокий женский голос вещал без умолку и хихикал, он принадлежал невысокой очень кругленькой женщине с кудрявой головой и миниатюрной шляпкой, почти терявшейся в этих кудрях. Женщина стояла перед двумя детьми, сопровождая свои рассказы всплескиванием рук, мальчик внимательно слушал и кивал, а девочка сидела на столе, болтала ногами и, казалось, была увлечена каким-то собственным делом. Одеты дети были в серые застиранные обноски, на таком блёклом фоне рыжие волосы девочки горели словно огнём.

– Ох, прости, детка, эти не для еды, – женщина увидела, как девочка потянулась за мандаринами в вазе, и отодвинула их подальше. – У нас на крыше растёт целое дерево. Плодоносит круглый год, чтоб его кто остановил, ещё успеет вам надоесть! Ах, Джим, вот уже и ты!

Женщина с любопытством уставилась на Улу. Воспользовавшись тем, что за ней никто не наблюдает, рыжая девочка стянула из вазы мандарин.

– А ты, должно быть, та самая третья девочка? – женщина улыбнулась ещё шире, чем прежде, и наклонилась к Уле так близко, что та невольно отшатнулась.

– Её зовут Ула, Амандин. Познакомься, Ула, это Амандин Ронделе, наставница ветви ведьм и твоя будущая преподавательница, а это Нина и Алек Афанасьевы, вы будете учиться и жить все вместе.

Ула улыбнулась, Алек тоже кивнул ей в ответ, а Нина была так увлечена тем, чтобы украдкой почистить мандарин, что ни на кого не обратила внимание.

– Поздно вы, конечно, объявились, что и говорить! – всплёскивала руками наставница ветви ведьм. – Многое, очень многое придётся навёрстывать! Но вам повезло, в этом году очень сильный набор, это хорошо, одноклассники вам помогут быстрее подтянуться! Ну не чудо ли, Джим, что все трое нашлись в одно время да ещё и родились в один день! – Ронделе, видя, что дети очень удивились, защебетала быстрее прежнего: – Ах, Джим, ты, видимо, не счёл интересным упомянуть об этом столь занятном совпадении!

– Я думаю, нам пора двигаться дальше, – ответил он коллеге.

– Конечно-конечно! Ещё только пару слов – в понедельник жду вас здесь же, приходите до занятий. Покажу вам школу, выдам учебный инвентарь, а тебе, детка, – обратилась она снова к Уле, – нужно будет найти персонального наставника!

Сорланд велел близнецам одеваться. Когда Алек натянул на себя женскую куртку, а Нина залезла в огромный пуховик, Ула невольно хмыкнула, таким комичным оказался вид у её новых знакомых. Ула и в мыслях не имела ничего дурного, это был совершенно непроизвольный хмык, за который ей сразу стало стыдно. Ула тут же открыла рот, чтобы извиниться, но не успела.

– Чего эта пиявка посмеивается? – обратилась девочка к брату на русском. И пока учителя смотрели в другую сторону, закинула в рот ещё одну дольку мандарина.

– Откуда я знаю, познакомимся поближе – разберёмся.

– Вот ещё, с такой дружить, – отрезала Нина и снова смерила Улу суровым взглядом. – Видел, у неё глаза разного цвета.

Пока рыжая Нина переговаривалась с братом, Ула заметила, что волосы девочки начали из соломы приобретать очертания локонов. На всякий случай Ула решила, что это ей померещилось, а извинения отложила на потом, как и признание, что она прекрасно понимает то, о чём брат с сестрой между собой говорят.