– Компьютеры? А можно посмотреть? – попросила девушка.

– Ты никогда не видела компьютер? – удивился Даниель.

Она неуверенно покачала головой.

Вокруг ходили люди, многие его узнавали, показывали на него пальцем, и он нервничал. Сейчас нащелкают фото, закидают Твиттер снимками и насочиняют сплетен.

– Дома посмотришь. Давай поскорее, купим тебе одежду и уйдём отсюда, – торопил он девушку. – Какой бренд ты любишь?

– Бренд? – не понимала она.

– Бренд, Мири, какая марка тебе нравится? Выбирай! – Даниель обвёл рукой все стеклянные отделы с одеждой.

– Я не знаю. Может быть этот? – она указала на магазин молодёжной одежды «Forever 21».

– Это обычный магазин для подростков, тебе надо что-то получше, – и он, любивший хорошие брендовые вещи, повёл девушку в единственный дорогой бутик в этом центре – «Massimo Dutti».

– Пи-пи-пи, – пронзительно заверещала противокражная рамка.

Мирослава отскочила и с ужасом уставилась на мигающие красные лампочки. Даниель взял её за руку.

– Мири, что с тобой? Это всего лишь турникет.

Подбежавший охранник, оглядел по-летнему одетую девушку с пустыми руками и забормотал извинения, из которых Даниель понял, что видимо, устройство сломалось. На лицо Мирославы постепенно вернулась краска, турникет опять противно засигналил, и они вошли внутрь.

В бутике пахло дорогим парфюмом, шёлковые платки сверкали пайетками в свете ламп, сияли никелированные стойки с одеждой. Разряженные в вечерние наряды манекены в изысканных позах застыли у белого дивана. Из динамиков тихо звучала ария «Un bel di vedremo», страстное желание счастья Мадам Баттерфляй из оперы Пуччини.

«Однако, – подумал Даниель, – торговцы ставят фоном оперу. Увеличивают продажи?»

К ним подлетели продавщицы, закружились, застрекотали дежурными вежливым очередями слов и радостными улыбками. Они быстро узнали его:

– Ах, вы ведь Даниель Остин, ой, а можно фото, а можно автограф, – привычно для него щебетали девичьи голоса.

– Дамы, обязательно фото со всеми и автографы, но сначала помогите этой девушке, – Даниель указал на Мирославу.

Она осталась возле входа и растерянно хлопала ресницами, ослепшая от роскоши и оглохшая от стрёкота продавщиц.

Он посмотрел на девушку, лаская взглядом, мысленно целуя и ободряя.

«Совсем дикая, моя маленькая ласточка», – думал он.

Все его прежние девушки обожали шопинг, бегали с горящими глазами по магазинам, охапками таскали вещи в примерочную комнату. А Мирослава стояла совершенно потерянная и смотрела в коридор, желая поскорее удрать из роскошного бутика.

– Ну, давай же, Мири, выбирай, – подтолкнул её Даниель.

– Даниель, а что надо делать? – шепотом спросила она. – Где здесь материализатор?

– Какой материализатор? Примерочная вон там. Снимаешь вещи с плечиков и идёшь примерять, ничего сложного, – недоумевая, объяснил он.

– Дамы, – призвал он крутившихся возле него продавщиц, – помогите синьорине.

Продавщицы наконец-то обратились к девушке: «Что вы желаете, синьорина, что вам подобрать»?

Синьорина пожала плечами, а потом решительно сказала: «Я хочу эти брюки, – она показала на джинсы, – и вот эту вещь, не знаю, как называется, – она указала на голубой свитер.

– Дамы, принесите этой девушке джинсы, тёплый свитер, несколько разных. Нарядное платье, для выхода в ресторан. И хорошее пальто, – распорядился он.

– Мне не нужно столько одежды, – Мирослава смотрела на него огромными сердитыми глазами.

– Всё, Мири, примеряй, покупай, я оставлю тебе карту, и пройдусь по центру, – он вручил ей кредитку.

– Что это за карточка?

Мирослава вертела его кредитку, девицы завистливо смотрели на неё.

– Это карта для оплаты покупок, – сказал Даниель, чувствуя себя учителем в первом классе.

– Дамы, – обратился он к продавщицам, – полная помощь синьорине, я на вас надеюсь.

Он, игнорируя умоляющий взгляд Мирославы, быстро вышел.

«Странная девушка: шарики, конфеты, собаки, дети, всё это привлекает её, а одежду ей не надо, на кредитку смотрит, как будто не видела никогда. Точно, девочку не пускали никуда, вот она и сбежала. Я тоже сбежал когда-то и тоже ничего не знал, и не умел».

Он вспомнил то время, когда ушёл от материнской опеки, и как бытовые проблемы обрушились на него. Он хорошо понимал Мирославу и стал спешить, боясь надолго оставлять её. Он собирался купить ей подарок, хотел, чтобы ее родниковые глаза засияли радостью.

– Украшение, конечно же, – решил Даниель.

Он заметил, что у Мирославы не было никаких украшений: ни колечка, ни серёжек. А дырочки в маленьких, чуть острых ушках были. Даниель торопливо спустился вниз к ювелирному отделу, выбрал красивые серьги с изумрудами на ажурных плетёных висюльках. Забрав коробочку, он поспешил назад. Мало ли что может случиться с девушкой, потеряется ещё. Пронзительно запищал турникет, и Даниель побежал по эскалатору, спотыкаясь и налетая на людей.

Мирослава ждала его у входа в бутик, и растерянно смотрела на охранника, проверяющего чеки и пакеты в её руках.

Всё в порядке, облегчённо выдохнул он. Просто Мири боится реагирующих на неё турникетов.

Даниель с огорчением заметил, что она так и не поменяла своё летнее платье на новую одежду.

«Не буду больше оставлять её одну, я бы заставил её переодеться», – подумал он.

– Даниель, я всё сделала, – и она показала на несколько пакетов, – я не знаю, дорого это или нет, я не знаю с чем сравнивать.

– Пошли, Мири, нам надо ещё обувь купить и бельё, – поторопил он девушку.

Продавщицы обиженно захныкали, и он привычно попозировал с ними под щёлканье телефонной камеры, потом на чём-то расписался и потащил Мирославу к выходу.

– Даниель, а зачем ты подписывал эти открытки? Эти девушки, что они с ними будут делать?

– Это автограф, не знаю, что они будут делать, – пожал плечами Даниель. – В коробку положат, будут потом детям показывать.

– Бумажку? Я не хотела бы бумажку, я и так всегда буду помнить тебя. Вот здесь, – и она показала на сердце. – Вот здесь будет надпись: «Elenandar». Мой Звёздный арфист.

Он был рад, он смотрел на девушку, тонул в её глазах и, совсем забыв про дела, вытащил пакеты из её рук и гладил её тонкие пальцы. Щелчок телефонной камеры выдернул его в реальность, и он повёл девушку в обувной отдел, решительно игнорируя очередной вопящий турникет. Он настоял на туфлях на каблуках, а высокие ботинки для улицы Мирослава выбрала сама.

Бельё она отказывалась покупать, ни за что не хотела даже заходить в бельевой отдел.

– Это кружево будет везде тереть, я не могу такое носить.

Ему пришлось прибегнуть к шантажу.

– Я хочу видеть это на тебе. Будешь надевать для меня, а я буду снимать.

Только тогда она согласилась зайти, отскочила от турникета, но примерять всё равно отказалась, и, положившись на опыт продавщицы, они взяли несколько комплектов красивого кружевного белья, с бантиками на самых неожиданных местах.

Обвешавшись пакетами, они пошли к выходу. На первом этаже на них налетела группа молодых девиц и, окружив его, оттеснила Мирославу. Девчонки визжали, Даниель привычно улыбался, фотографировался, не забывая поглядывать на Мирославу, отошедшую к фонтану. Лицо её светилось в брызгах воды, она сияла своей чудесной улыбкой, ни грамма ревности не было у неё, а только чистая радость. Ей нравились эти девушки, которым нравился он. Даниель на минуту отвлёкся, подписывая автографы, а когда он опять посмотрел на Мирославу, всё стало плохо. Одна из девиц, крупная фигуристая ярко-красивая блондинка, наклонившись к Мирославе, что-то шипела ей и дёргала за платье. Мирослава смотрела на неё огромными, недоумевающими глазами. Девица сильно потянула за платье, раздался треск, и платье порвалось по шву.

Мирослава молниеносно схватила девицу за руку.

– Зачем ты порвала платье, – зазвенел голос, – за что? Я ведь ничего тебе не сделала.

Он бросился к ней, но не успел. Мирослава кинула пакеты на пол, и, зажав рукой порванное платье, умчалась прочь. Наткнулась на крутящуюся дверь, запуталась, но увидев рядом обычную дверь, вылетела из торгового центра.

– Мири, подожди, – он тоже бросил пакеты, побежал за ней, ругая себя последними словами, – убью каждого, кто обидит Мирославу.

Совсем не агрессивный обычно, он был в ярости. Какая-то дрянь довела до слёз его Мири, его ласковую девочку. Он догнал её уже на улице, она, не глядя по сторонам, перебегала дорогу, машины резко останавливались, тормоза визжали, водители темпераментно ругались.

Он сделал то же самое и, не реагируя на визг тормозов и ругань водителей, догнал споткнувшуюся девушку и схватил её за руку:

– Мири, Мири, что случилось?

Она смотрела на него полными ужаса глазами.

– Я чуть-чуть не ударила человека.

Она тряслась и рыдала, он вытирал ей слёзы, ничего не понимая.

– Посиди тут, – он увидел открытое кафе-мороженое, отвёл её туда и посадил за столик.

– Сейчас я принесу твои покупки, мы вернёмся в машину, и ты мне всё расскажешь.

Даниель вернулся в «Меркурий» и, игнорируя стайку тех же девиц, вертевшихся вокруг фигуристой блондинки, хныкающей и потиравшей запястье, быстро прошел к фонтану. Их покупки лежали там, где они их побросали. Охранник, помогая ему собирать пакеты, сочувственно трещал: «Синьор, такая досада, эта женщина обидела вашу милую синьорину. Ах, эти женщины, беда с ними». Даниель отогнал назойливого охранника и поспешил назад.

А Мирослава сидела в кафе, ела мороженое, вокруг неё вился толстый усатый хозяин, они весело болтали по-итальянски. Хозяин вытирал ей салфеткой уже почти высохшие глаза, гладил её по щеке. Проигрыватель гремел старым хитом Pupo в тему: «Gelato ai Cioccolato^[6]». Мирослава смеялась, слизывая яркое лакомство из рожка.

«Что за девчонка, то слёзы, то смех!» – думал Даниель.

– Мири, сходи, переоденься, а я пока расплачусь за мороженое, – он подал ей пакеты с одеждой.

– Синьор, синьор, что вы, – замахал руками хозяин, – это подарок синьорине, она так плакала. Такие молодые хорошенькие синьорины не должны плакать, они должны смеяться нам на радость, не так ли, синьор?

Сладкий голос Pupo сменил Луи Прима с джазовой композицией «Банановое мороженное для моей детки».

Пока хрипловатый голос американского певца перечислял все ингредиенты популярного десерта, Даниель ждал за столиком и думал о том, что эту девушку многие не прочь приголубить, и она не пропала бы, даже если бы он не подобрал её на пляже. Эта мысль не понравилась ему, он хотел считать себя единственным спасителем. Послышались лёгкие шаги, и Мирослава вышла к ним – в джинсах, в светло-бежевом свитере тонкой вязки, в высоких ботинках. Новая одежда отлично сидела на ней, джинсы обтягивали длинные ноги, свитер подчёркивал тонкую талию. Она постукивала каблуками ботинок – ей явно нравились они. Энергичный, веселый регтайм Градески «Мороженое» отлично озвучил ее выход.

– Ma quanto sei bella, proprio bellissima^[7]! – сладко запел хозяин кафе.

А Мирослава подошла к Даниелю и вплыла в его объятия.

– Спасибо, Даниель, мне нравится новая одежда.

Он держал её крепко, согретый её улыбкой, чувствовал под пальцами тонкие рёбра и хотел прямо сейчас утащить девушку куда-нибудь, сорвать с неё все эти новые шмотки, и исцеловать её с головы до ног.

«Она постоянно возбуждает меня, это и хорошо, и странно».

– Пошли, Мири, нам ещё надо в супермаркет.

– Даниель, а пальто, я забыла про него.

Она вытащила из пакета синее с чёрными пуговицами пальто, оторвала ценник, надела, покрутилась на каблуках, и из девчонки с пляжа превратилась в модную молодую красавицу.

Даниель и мороженщик уставились на нее с восхищением.

– Grazie mille, signore^[8] – улыбаясь, она ласково пожимала руки итальянцу.

Мороженщик сбегал за прилавок, принёс ей ещё рожок мороженого, большую салфетку и сказал: «Синьорина, осторожно, не испачкайте свое новое пальто».