Глава 3. Грифон

На новом месте людям было тревожно. Доверия к новым «хозяевам» не было. Женщин и детей быстро пристроили к бытовой работе. Крепких мужиков сразу же после полнолуния отобрали в помощь в стройке, под присмотром Волков. Но при этом сами оборотни тоже ручной работы не гнушались. Один или двое за порядком следят – остальные вместе с мужиками лес валят, стволы обрабатывают. Кое-как жестами получается изъясняться. Некоторые слова начинали перенимать друг у друга: вода, еда, нельзя, можно… Потом вместе избы строили, немного вдали от пепелища. Хлеб преломили. Да и волчье обличие коренные жители не принимали часто. Люди – как люди, только шерстью иногда обрастают.

Шаг за шагом, как дети малые, селяне находили с оборотнями общий язык до прибытия толмача. Что это за место? Кто здесь обитает, что происходит? Можно ли Князя уговорить домой на родную землю их отпустить? Когда деревенские немного приспособились и осмелели – Волки стали им больше воли давать. Только сначала вооружили их железными ножичками. Селяне подивились такому доверию – оружие им в руки. Вожак стаи пояснял рисунками на земле, изображая разных чудищ, показывая, что железа они часто боятся. Приносил из леса грибы да ягоды, объяснял, какие есть можно.

Когда начинало темнеть, Волки настойчиво разгоняли всех по избам, в том числе разыскивали задержавшихся в лесу. По ночам иногда слышались с улицы хрипы, стоны, вой и странный смех. В окна люди старались не выглядывать – не хотелось с новыми монстрами глазами встретиться. В какой-то степени деревенские даже были рады тому, что оборотни по ночам ведут дежурства.

Примерно через месяц пропали к вечеру две девки. Люди распереживались – раньше из семей увели только тех, кто шерстью покрываться начал. Стали искать потерявшихся, но к замку их не пускали, объяснять тоже ничего не стали. Через пару дней девушек привел обратно Джастин. Немого испуганных, бледноватых, но целых и невредимых, если не считать уже затянувшихся аккуратных укусов на шеях. Девки, краснея, рассказывали родным, что князь и Джастин их кровь пили, но лишнего себе не позволили.

А подругам после проболтались, так чтобы родители и братья не слышали, что перед тем, как крови испить, дурман голову охватывал сладкий. Как трепетало все в животе и сердце, так что боли они не чувствовали – что укус на поцелуй им похожим казался. Что сердце, поначалу в пятки сбежавшее, билось чаще, разгоняя негу по всему телу, заставляя их забыть о том, что нелюди их в объятьях держат. После трапезы обеих охватил стыд за свои мысли в эти минуты. Князь тогда усмехнулся, видя их смущение и ушел, а Джастин как мог, успокоил – объяснил, что этот морок они с братом накладывают чтобы боли не чувствовалось, что в стыдных мыслях нет девичьей вины.

Еще рассказывали, как из окошка удалось подглядеть за Волками около озера. Как они, несмотря на легкие осенние заморозки в озеро окунаются, друг с другом на мечах и палках бои ведут. Как оборачиваться учатся раз за разом: то целиком в зверя, то наполовину. А те, что постарше могли и только руку одну когтистую лапу обратить, или хвост отрастить на потеху.

Потом те девки, что были посмелее, или вовсе сиротами в этот мир попали – стали к замку чаще ходить, молодцам из осенних цветов венки плели. Дело молодое – влюблялись, так и уходили.

В один из теплых осенних вечеров дети пасли овец на пригорке. Наблюдающие за ними Олаф и еще один молодой Волк расслабленно беседовали – из леса в их присутствии к детям никто навредить не рискнет. Джастин помогал установить кровлю на очередную новую избу в конце деревеньки. Мелькнули две большие тени и скрылись. Оборотни их не заметили: каждый раз, когда они глядели на погорелю деревню в памяти всплывало болезненное воспоминание, притупляющее бдительность.

Мерзкий запах гари и паленых человеческих тел разъедал чувствительные ноздри оборотней. Они возвращались домой из двухнедельной поездки в людской город по поручению старого князя. От острова исходил смрад, но они находились далековато, чтобы увидеть источник огня. Но не заметить, как над логовом проклятых расползалось уродливое чёрное облако, было невозможно.

– Чур, если пожар в замке, ты мне свой любимый нож подаришь, – Вилфред нервно хохотнул. Он явно стремился скрыть страх и недоброе предчувствие. Тогда он ещё был нескладным рыжим мальчишкой. Сидел рядом с отцом в повозке. Меньше всего ему хотелось снова оказаться в ловушке бездушных стен, вытягивающих силы и чувства. Но на острове оставались родные.

Его отец, Олаф, шумно втянул воздух и сплюнул, ощутив подкатывающую к горлу тошноту. Он сам рад бы дать на отсечение собственную ногу, лишь бы предположение сына оказалось верным. Но надежды на то, что горит именно эта угрюмая, требующая крови твердыня, было мало.

– С этим не шутят, – огрызнулся отец. – Да и сам, неужели не чуешь, что люди горели?

Вилфред осекся и покраснел до кончиков ушей, еле сдерживая подступившие слёзы. Князю-то и наследнику наверняка ничего не сделается, а вампиров и вовсе не жалко, за очень редким исключением. Сидящий рядом с ним Джастин заметил жгучий стыд мальчишки. Ласково растрепал ему волосы своей прохладной мертвой рукой, и обратился к Олафу:

– Брат точно в порядке. Я чую – он жив. На связь не идет, видимо, занят. Ваших он наверняка первыми в безопасное место отведет. А замок он бы быстро потушил. Делов то – воду из озера на очаг направить…

– Так в том-то и дело, что он своей магией враз бы потушил по приказу отца, ежели б Итернитас загорелся… – проворчал вожак, старающийся справиться с неясной паникой, накатываемой волнами. Но при сыне и друге старался держать себя в руках.

Развивать тему дальше не хотелось. Пламя не щадит никого, если дать ему разгуляться. Может, снова «светлые» праведники попытались совершить покушение, посчитав огонь подходящим оружием против мертвецов. А люди… Всегда были разменной монетой.

Чем ближе повозки приближались к острову, тем отчетливей становилось понимание, что пожар охватил заднюю часть острова. Если бы загорелся лес, опять же, наследник потушил бы очаг, поэтому вдвойне было странно, что огню вообще позволили так разойтись.

На другом конце жуткого моста, созданного жрецом-некромантом из мертвой плоти и костей существ двух миров, повозки встретил жалобно скулящий, поджавший хвост огромный пёс. Ни тётки с её мужем, ни своей матери, которая всегда их встречала на пороге этого зловещего места, мальчишка не увидел.

– Слушай, мне это всё ну очень не нравится… Где твой брат? – теряя остатки самообладания спросил Олаф у обезображенного шрамами друга, натягивая поводья. Пёс заскочил к нему и положил голову ему на колени, не переставая скулить.

Вампир поджал губы и прислушался к ощущениям, стараясь мысленно достучаться до младшего брата. Увы, все попытки поговорить наталкивались на глухую ледяную стену. Лишь на миг в его разуме возникло изображение комнаты, в которой прибиралась всхлипывающая кучерявая девчушка.

– Он в замке, и с ним твоя внучка… Плачет.

Оборотень до побеления костяшек стиснул поводья. По телу пробежала судорога – предвестница превращения в зверя, но он усилием воли подавил этот позыв. Во всяком случае, внучка точно в безопасности.

Дорога к замку пролегала мимо болотца. Местная мавка, едва завидев повозки, вопреки своему обыкновению завлечь в свой омут доверчивых юнцов, сразу нырнула с ветлы в воду, и скрылась в тине. Рядом с трясиной лениво развалился, заложив руки за голову, сатир, и задумчиво пожевывал веточку, глядя в стремительно темнеющее небо.

– Мои дорогие праздные друзья, несомненно выполняющие очень важное поручение… Интересная штука, судьба, правда? Особенно когда свободой воли наделено каждое живое существо… Но это лишь иллюзия, как считаете?

– Что ты там бормочешь, чёрт? Что произошло? – рявкнул взвинченный вожак.

Сатир отложил веточку, повернулся к ним и приподнялся на локте, переводя взгляд с оборотня на вампира.

– Что случилось? Всего лишь, пока вы изволили шастать по кабакам, да водить мальца по ярмаркам, наш старший клыкастый друг не позволил здесь разгуляться чёрной болезни. Всех, кто заразился, повелел сжечь в их же избах, чтобы ни одна блоха наружу не проскочила. Огонь всё очистит. Наследник лично исполнил приказ Князя.

Олаф не выдержал. Прям на возу перекинулся в звериную форму и помчался в сторону родной избы молясь, чтобы кроме внучки уцелели и остальные. Джастин, с ужасом осознавая, что сатир ни словом не наврал, вытащил крылья и взмыл ввысь над лесом, не обращая внимание на пронзительную боль и царапающие его ветки.

Деревню пожирало яростное пламя. Стихия огня бушевала во всю мощь, уже расправившись с первыми избами. Тлели, испуская едкий смрад, останки некогда добротных домов, ставшие погребальными надгробиями для своих хозяев. Сквозь дым проглядывал шпиль нетронутого алым заревом костёла, чудом оставленный жрецом смерти для пленных, словно в насмешку их участи.

Дрожа от жалости и внутренней боли, вампир спустился вниз и прижал к себе рыжего всхлипывающего мальчишку, осознавшего, что в самом деле случилась беда. Бережно, но крепко зажал его уши, понимая, что это мало поможет. Сейчас Джастину было совершенно наплевать, что кто-то заметит, как он снял маску вынужденного безразличия. А его брат по-прежнему не реагировал на отчаянный зов.

Со стороны деревни над лесом пронесся протяжный, душераздирающий скорбный волчий вой.

От скорбных мыслей отвлек звук рассекаемого на большой скорости воздуха. На пастушков спикировали два огромных зверя. Дети кинулись врассыпную. Олаф и второй Волк мигом обернулись и кинулись к ним. Существа схватили лапами каждый по мальчонке и взмыли ввысь. Вожак в невероятном прыжке успел сбить одно из чудищ на землю, вместе с добычей. Они покатились вниз по склону, борясь за пастушка. Другой зверь стремительно набирал высоту. Молодой Волк видя, что шансов на спасение второго ребенка у него нет, обернулся обратно человеком и закричал: – Джастин! Грифон! – и кинулся на помощь Олафу.

Джастин, в тот момент находясь спиной к происшествию, услышав крик, обернулся. Заметил быстро удаляющегося от деревни грифона. Ругнулся, резко стянул с себя рубаху через голову. Согнулся пополам, обнажая спину, из которой, уже выпирали кости под неестественными углами, натягивая кожу и грозя ее прорвать. Через несколько мгновений за спиной Джастина раскрылись кожаные крылья. С прыжка, делая мощные взмахи, Джастин поднялся в воздух, следуя за грифоном и зовущим на помощь ребенком. Он двигался не очень умело, проваливаясь в воздушные ямы, то и дело теряя скорость. Догнать гигантскую чудо-птицу с таким отрывом было сложно. Ему удалось настигнуть ее на расстоянии длины кнута. Щелчок – и конец обмотался за одно из крыльев чудища.

Грифон, потерявший возможность лететь, стал падать, увлекая за собой Джастина. Рывком, еще во время падения, ему удалось добраться до чудища и освободить мальчишку из лап твари, но Джастин сам уже потерял поток воздуха. В последний миг он успел притянуть ребенка к себе, спрятать в кокон из крыльев и повернуться спиной к земле.

Падали они на сосны. Сучья, ломаясь под весом грифона и вампира обдирали незащищенную кожу и грозились переломать Джастину кости. Все время до приземления на груду камней у земли он крепко придерживал мальчонку за шею и поясницу, молясь чтобы их не развернуло, и ребенку не переломало бы позвоночник.

Удар о булыжники пришелся на спину и голову. В ушах звенело, зрение на несколько мгновений расплылось. Когда Джастин немного пришел в себя, но все еще плохо воспринимал действительность, стал аккуратно разводить крылья, ослабляя хватку рук. Мальчика не было слышно, и он не шевелился. «А что если я его задушил? Или все-таки убило?», – пронеслась ужасная мысль, от которой все похолодело внутри. Джастин сделал глубокий вдох, силой заставляя себя включиться в окружающую реальность. В ноздри сразу ударил запах свежей крови, перемешанный с хвоей и ароматом перепревшей осенней листвы. Жажда моментально сковала горло, клыки начали нещадно ныть, а разум стал улетучиваться, уступая место животным инстинктам.

Для ускорения регенерации нужна кровь – как бы Джастин ни пытался это отрицать, организм требовал подпитки. Недалеко бился в агонии умирающий от ран Грифон. На вампире лежал исцарапанный когтями ребенок. Его сердечко испуганно колотилось, и пульсирующий по артериям алый сок начинал сводить Джастина с ума.

– Уже все? Вы живой? Уже можно смотреть? – тоненький голосок мальчонки вывел Джастина из голодного дурмана. Вампир с облегчением рассмеялся, старательно отгоняя мысли о том, чтобы вцепиться ближайшему живому существу в шею, приобнял мальчишку и потрепал его по волосам.

– Ты цел, малец? Резко не вставай! – Джастин аккуратно разомкнул объятья, задерживая дыхание в надежде погасить инстинкты, позволяя мальчишке соскользнуть вниз по насыпи на землю.

– Вот они!

Со стоном приподнявшись на локте, Джастин попытался разглядеть прибывших. С облегчением увидел Олафа, опирающегося на своего сына, тоже немного помятого в схватке, с уже затягивающимися ранами от когтей другого грифона. Немного поцарапанного, зареванного, но все-таки живого первого мальца. Также с ними шел, опираясь на невысокий посох Всемир и, судя по всему, родители мальчишек.

– Олежка! Живой, засранец! – селяне с вновь заревевшим мальцом кинулись обнимать спасенного Джастином ребенка.

Кивнув Олафу в сторону умирающего Грифона, Джастин прошептал остатками воздуха в легких: «Добей, чтоб не мучился». И откинулся обратно на камни, прикрыв веки. Тело ломило от ушибов, содранную кожу нещадно саднило. Заживать раны никак не хотели – слишком много сил ушло на вытаскивание крыльев и полет, будь они не ладны…

Джастин уже в который раз зарекся связываться с этим мягко говоря малоприятным процессом, малодушно подумывая о том, чтобы так и оставить крылья у всех на обозрении. Попытки пошевелиться отзывались резкой болью. До кучи младший брат дотянулся до него мысленно: «Atangolmo na laiwave [Ума нет – считай, калека], просил же тебя не рисковать…» – раздавался укоризненный шепот Сета где-то в затылке, отзываясь мягким эхом в глубине сознания. «Cuil ouya mire [Жизнь бесконечно драгоценна] – жаль, что ты об этом забыл» – мысленно огрызнулся Джастин. «Что ж ты тогда того мужика зарезал, когда из портала за тварью выскочил?» – раздался насмешливый вопрос младшего брата. Джастину почудилось, что Сет был уязвлен, но он мог спутать это и со своими ощущениями. К великому облегчению, ментальная связь резко оборвалась, оставив вопрос без ответа. «Ослепило солнце – не успел сориентироваться» – было бы крайне слабым оправданием.

Зашуршал гравий, осыпаясь из-под тяжелых сапог, и на лицо Джастина упала тень.

– Эй, приятель, ты там не окончательно помер, надеюсь? Ты почему до сих пор не восстановился? – Джастин приоткрыл один глаз и встретился взглядом с не на шутку обеспокоенным Олафом.

– Не дождешься… – Джастин снова попытался встать, но захрипел и вернулся в лежачее положение. – Мне и тут неплохо, только подушку бы, а то скальные породы немного жестковаты, – вампир изобразил какое-то подобие улыбки.

– Ты это… Мне тут сказки-то не рассказывай. На вот, жри, давай, – Олаф протянул к губам приятеля запястье.

Джастин отмахнулся. Застонал и сморщился от резкого движения.

– Хорош, привереда! Ну-ка не кочевряжься мне тут. Хочешь, потом за девкой пошлем, а сейчас жри что дают, – Олаф черканул кинжалом по запястью, протянув руку над головой Джастина. При попадании капель крови на губы вампир уже не смог сдерживаться и, резко приподнявшись на локте, вцепился клыками в руку вожака, ухватившись свободной рукой за одежду друга, как клещами.

Олаф зашипел от боли, но руку не выдернул. После пары глотков Джастин сообразил навести морок – небольшую компенсацию для жертвы при акте вампиризма. Волк перестал шипеть, глаза его остекленели, мышцы расслабились.

Всемир, оставшийся со спасителями, с интересом наблюдал за этим действием, не решаясь подать голос. Джастин, насытившись, почувствовав, что раны стали затягиваться, отпустил руку Олафа.

– Хватит с тебя, а то еще подсядешь, сам проситься стать обедом начнешь, – вампир, чувствуя неловкость, пытался пошутить. Также начал разворачиваться, чтобы встать на коленки.

– Размечтался! Я бы и без твоих фокусов дотерпел. Чай не сахарный, – недовольно проворчал смущенный от пережитого ощущения Олаф. – Это ты девкам мозги лучше туманом срамным заволакивай. Тебе точно хватило? Или кликнуть?

– Погоди, мне еще эти паруса сложить надо, – Джастин стоял на четвереньках, часто дыша, пытаясь морально подготовиться к действию. – У тебя случайно ничего покрепче не найдется? Рома, например? Мне сейчас и спирт, и любой самогон сойдет…

– Чего нет – того нет, – Олаф развел руками. – Если все так плохо, может пока так походишь?

– Ну уж нет… Не хватало мне цепляться ими за все. Дай мне минуту, не отвлекай. – Джастин снова сосредоточился на ощущениях. «Просто перетерпеть. Чем быстрее уберу – тем быстрее все это закончится», – он начал дышать, будто собираясь прыгнуть в прорубь. Наконец, решился.

Кости, расщепленные, вывернутые и растянутые неестественным для человеческого существа образом, стали с хрустом втягиваться, попутно прокладывая себе путь через мышечную ткань от лопатки обратно к кончикам пальцев на руках. Когда они вернулись на свое законное место, оставшаяся без поддержки кожа и мышцы повисли безвольной тряпицей со спины. В местах откуда росли крылья, образовался рубец, мгновенно расширяющийся и отделяющий рудимент от спины.

Как только последний сантиметр кожи отделился, отпавшая часть вампира в несколько мгновений ссохлась, истончилась и быстро истлела, как лист бумаги, охваченный пламенем. Джастина все еще трясло, но раны на спине быстро затягивались, превращаясь сначала в шрамы, а затем и они разгладились, будто и не было ничего. Тогда Джастин в изнеможении сел обратно на камни, и обратил внимание на изучающего его деревенского старосту.

Всемир, уловив уставший взгляд Джастина отвесил земной поклон:

– Благодарствуем, господа, за спасение душ невинных.