Движение, движение… То вперед, то вниз, то в одну сторону, то в другую. Зачем? Не знаю. Наверное, так надо. Кому? Не знаю. Думать некогда. Нужно все время двигаться. Вместе со всеми, вместе со всеми. Нас много. Кто мы? Где мы? Опять назад, в сторону, вниз, вверх, вперед… Хочу остановиться и не могу. Нет земли! Тверди нет! Встать, опереться, остановиться негде, не на что, не на чем, поэтому если останавливаешься, то все равно приходится двигаться.
Вырываюсь из толпы, чтобы осмотреться. Толпы?! Но это не люди. Это…души! Такие же, как те, что летели к земле в прозрачных капсулах. И я летела в своей капсуле вместе со всеми. Но теперь эти души не в капсулах, а внутри отливающих серебристым светом прозрачных оболочек. Вожу глазами туда – сюда, пытаюсь увидеть себя. Не получается. Неужели и я в такой же блестящей оболочке?
Мои ноги как бы вдеты в одну штанину. Они словно склеены, и шевелить можно только ступнями. Руки крепко сцеплены с туловищем. Свободны лишь кисти рук, прижатые к груди, да локти. Ими и шевелю.
Есть верх. Там светлее и теплее. Есть низ. Там мрак и холод. А мы болтаемся где-то посередине. Не ходим, не летаем, а болтаемся…в воде. Всем своим существом ощущаю малейшие ее колебания. Открываю рот, но вместо звуков – одни пузыри.
Стараюсь двигаться рядом с другими, хотя это ужасно раздражает. Отдаляться нельзя: рядом движется нечто большое и темное. Чувствую опасность. Нахожусь в состоянии напряжения, движения, страха и днем, и ночью. И так день за днем.
Всюду души. Их тьма. Вода прекрасно передает малейшие всплески, шумы, звуки, запахи. Я слышу их, ощущаю каждым своим нервом. И отовсюду, со всех сторон звуки, похожие на стоны, испуг, призыв о помощи.
В спальне муж и жена.
– Что с тобой? Ты вся в слезах. Что случилось? Тебе привиделся кошмар? Успокойся, это всего лишь пустой сон.
– Это не пустой сон. И вообще, сны не бывают пустыми. Они полны значения. Пустыми сны называют те, кому не дано их видеть, или те, кто несерьезно к ним относится.
– Что ты видела?
– Дядю, который давно умер. Девочкой еще была, когда похоронили.
– И что?
– Будто он весь мокрый от пота бегает и бегает в холоде и в темноте вокруг какого-то ограждения, а внутрь, за ограждение, где светло, весело и играет музыка, попасть не может. Туда его не пускают.
«Эх! – говорит он мне. – С документами у меня плохо на жилье!». А за его спиной – вдалеке – храм стоит. Дверь этого храма вся заржавела и завешена тенетами. И вокруг храма колючие кусты да деревья засохшие, так что к храму дороги нет.
– И чего ты плакала?
– Так ведь жалко дядю-то. Он мне не чужой, родной. Человек он был неплохой, только ругался нехорошо, в бога не верил и никогда в храм божий не ходил. Вот за то и мучается уже много лет где-то во мраке весь в холодном поту.
– Я, признаться, подумал, что тебе во сне мать привиделась. Девять дней прошло, как ее похоронили.
– Нет, маму не видела. Интересно, где она сейчас?
.
Светло, безопасно, еды вдоволь. Красота! Не скучно, потому как я здесь не одна и не в тесноте: места всем хватает. Вроде бы неплохо устроилась…
Наш плавучий прозрачный «дом», когда не светится, в воде мало заметен. Но стоит только кому-либо слишком близко к нам приблизиться (мы, к сожалению, не прозрачные), как наше убежище приводит в действие свои длинные пальцы-щупальца, содержащие смертельный яд, так что охотник сам становится жертвой.
Понятно, что существо, давшее нам приют и защищающее нас, действует из корыстных побуждений, используя нас – мелкоту – в качестве приманки для более крупной добычи. Зато в темноте, когда наш «дом» начинает светиться, на этот свет бросается и мелочь вроде той, что служит пищей нам. Рачки, которых мы вытаскиваем из прозрачной студенистой плоти нашего покровителя, и остатки пищи, застрявшие между его щупальцами, добавляют наш рацион.
Облик нашего опекуна довольно странный: огромная прозрачно-студенистая масса, сквозь которую я вижу призрачные очертания человека с большой головой, плавающего лысой макушкой вперед. Волосы же его, растущие вокруг лысины, а также пальцы рук и ног свисают вниз в виде длинных щупальцев. У него не видно глаз, рта и носа, а место, куда он засовывает пищу, напоминает прямую кишку. Подобные формы, но гораздо меньших размеров и иных конфигураций встречаются здесь довольно часто.
В этом бесконечном водном пространстве каких только не увидишь форм, куда бы не заключена была человеческая душа! Уродцы, красавцы, мелкота, чудовища… Порой даже сомнение берет: живой ли это организм или нечто неодушевленное? За свое любопытство очень многие расплачиваются жизнью.
Смерть отовсюду. Каждое мгновение кто-то погибает, и если бы души имели возможность кричать человеческим голосом, здесь был бы невообразимый шум. В этом мире души подают особые сигналы, улавливаемые любым его обитателем. Всплески воды, колебания раненого или агонизирующего тела, хруст костей, лязг челюстей, запах крови и другие запахи и звуки разносятся с удивительной скоростью на большие расстояния, предупреждая об опасности и напоминая о смерти всего сущего.
Жуткий мир. Здесь никому и ни до кого нет дела. За какие грехи я попала сюда?
– Ты попала сюда за то, что, зная о существовании добра и зла, следовала добру с великими усилиями и колебаниями, – услышала я ответ на мысленно заданный самой себе вопрос.
От неожиданности я открыла рот и пустила пузыри.
Внутри сияющего ореола передо мной был ангел, закованный в блестящие доспехи.
– Многие проходящие очищение от грехов своих попадают сюда. Здесь соприкасаются нижний круг чистилища с верхним кругом ада. Познав испытание сие, душа твоя поймет, чего избежала она, выбрав путь добродетельный. Твоя душа находится здесь временно, до своего часа, так же, как и все те души, что проходят очищение водой. Большинству же душ, обитающих здесь, отсюда уж никогда не выбраться. Одних после долгих мучений съедают. Другие же, пожирая друг друга, обитают здесь вечно, кочуя из одного тела в другое, из одной формы – в другую, – вещал мне ангел, причем я слышала голос, а губы его при этом не шевелились.
«Неужели я питаюсь душами, глотая мелкую живность, обитающую здесь?» – подумала я.
– Нет, – услышала я опять голос ангела. – Тело рождает лишь тело, плоть порождает плоть, но не всякое тело, не всякая плоть наделена душой. Только создатель решает, в какую форму и на какой срок поместить ту или иную душу. Рыба мечет икру, состоящую из тысяч икринок, но лишь из немногих появляются рыбы, наделенные душами. Все остальное – корм.
«Вот бы спросить, где теперь души отца моего, мужа и брата родного, умерших прежде меня?» – мелькнуло в моем сознании.
– И с матерью, и с мужем повидаешься. А отец твой тебя встретит.
– Мама? – удивилась я. – Но ведь она еще…когда я… Неужели она умерла вскоре после меня?
– Еще не умерла.
– А с братом я не увижусь?
– С братом своим ты не сможешь увидеться, ибо грешник он и душа его теперь на восьмом круге ада пребывает в страданиях, – указал ангел пальцем в черноту бездны, зияющую под нами. – Дочь твоя молилась о душе его, прося господа простить ему грехи, потому вышло ему некоторое послабление мукам. Однако оттуда его душа уже никогда не выйдет. Хорошо, если у души есть такой достойный заступник. Гораздо хуже, если и помолиться о душе грешной некому.
Сияющее видение ангела исчезло также внезапно, как и появилось. Вокруг меня по-прежнему вода, а от меня почему-то удаляется огромная кожистая черепаха, опускаясь почти вертикально все ниже и ниже в глубину.
Прошло полгода. Я подросла. Выросли и мои братья и сестры – собратья по греху.
Мы как прежде держимся все вместе. Так легче заметить опасность, спастись, выжить. Люди называют нашу семью косяком, а нас – рыбами. Прозрачного опекуна пришлось оставить, так как он перестал защищать нас. Теперь я знаю, как люди называют подобных ему – медуза.
Люди дают живым организмам названия, не зная или не думая, что сами когда-нибудь тоже будут их носить. Не раз я видела, как люди тонут, как они кричат, пытаясь спастись. Видела человеческие останки, поедаемые рыбами. Одни грешные души поедают останки других грешных душ. Печально.
Почему, интересно знать, моя душа не утратила способность понимать человеческую речь? Может, для души нет никаких языковых барьеров? Жаль, что я редко вижу людей и слышу их голоса. А может быть, это к лучшему?
Двигаться, все время двигаться… Неоднократно наш косяк встречался с черепахами разных форм, но такая большая не встретилась ни разу.
Что такое? Косяк волнуется, все сбились в тесном ограниченном пространстве. Огромные гибкие преграды в мелкую клетку со всех сторон. Ближе, ближе… Люди! Нас вытаскивают из воды люди! На меня навалилась куча моих собратьев. Я задыхаюсь от сдавившей мое тело тяжести, от отсутствия…воды. Моя плоть родилась в воде, жила и дышала в воде, поэтому она не может жить без воды. Отсутствие водной стихии для этого тела означает для него смерть.
Опять я в капсуле лечу куда-то вверх, к свету. Свет такой яркий! Невозможно смотреть! Открыв глаза, замечаю, что лечу в противоположном направлении. Космические часы перевернули, и песчинка – душа возвращается на землю.
– Что за шум? Кто это так истошно…даже не кричит, – орет?
– Не пугайся, – успокаивает меня чей-то голос. Они не тронут тебя.
– А кто кричит? – допытываюсь я.
Вокруг меня куда ни глянь – бесконечная темная колеблющаяся масса, так что я даже не пойму, с кем общаюсь.
– Это заблудшие души добычу делят.
Голос исходит откуда-то совсем близко, слева от меня. Я же лежу на земле, распластавшись на пузе, уткнувшись носом в небольшой камень. Да… Встать на ноги у меня, судя по всему, не получится. Меня словно очень туго спеленали, оставив свободными верхние – по локоть и нижние – по щиколотки – конечности. Со сросшимися в единое целое ногами в воде удобнее, а здесь приходится передвигаться на брюхе, отталкиваясь от земли кистями рук.
– Им не хватает пищи, чтобы наесться? – спрашиваю я, остановившись, чтобы немного передохнуть. – И мне сейчас неплохо бы подкрепиться.
Темная глыба, вдоль которой, как вдоль стены, я так усердно ползла, вздохнула и нехотя повернулась на бок. Запахло молоком.
– И я хочу! – пропищал кто-то у меня за ухом.
Не отрываясь от живительного соска, кошу правым глазом. Славная усатая мордашка, блестя влажными глазками, тянется, нюхая воздух, к моему носу, норовя присоединиться.
– А где твоя кормилица? – спросил уже знакомый мне голос.
На секунду я прерываю свое занятие, но, поняв, что вопрос не ко мне, вновь принимаюсь за еду. Пустой желудок требует наполнения.
– Я, наверное, потерялся, а как ее найти – не знаю.
«Ого, да это парень!» – почему-то мелькает у меня в голове.
– По запаху, – ответил голос. – Ты сейчас пахнешь как она. Вот и ищи скорей, пока запах не выветрился.
«И ползает он пошустрее меня», – вновь отметила про себя я.
Очень ловко и довольно быстро малыш направился вперед и тут же пропал из виду, затерявшись в огромном скоплении странных неповоротливых и жирных туш, лежащих, полулежащих и копошащихся повсюду.
Муж спрашивает жену:
– Тебе опять что-то приснилось?
– Да. Странный такой сон…
Ангел, взяв меня за руки со словами: «Будешь свидетелем!», – привел меня на большую светлую веранду. В темном углу коридора стояли моя крестная и ее мать. «Что они здесь делают? – вслух рассуждаю я, завидев их. – Они ведь умерли. И что здесь вообще происходит?».
Оказывается, это «обыск». Что-то ищут среди вещей, принадлежащих крестной. «Как же так, мама, как же мы теперь будем?» – удивленно произносит она. Та, опустив голову, молчит, чувствуя ответственность за содеянное дочерью.
«Куда же мне теперь идти?» – виновато спросила крестная, когда выяснилось, что не нашли у нее того, что искали. И дали ей черную меховую душегрейку с коротким густым мехом. Одела она ее и притянула туго кожаным поясом. Тут я и проснулась».
– Подожди, в дверь звонят! Я схожу, посмотрю, кто там.
– Кто это был?
– Ты только не волнуйся. Лучше присядь. Вчера вечером умерла твоя крестная. Завтра похороны. Ты меня слышишь? У тебя такой задумчивый вид. Что с тобой?
– Как только я услышала про телеграмму, то все поняла. Как думаешь, почему ангелы не нашли у тети добра? Ты ведь был с ней знаком.
– Да, я помню ее. Такая…небольшого роста, симпатичная…
– Она была верующей, крещеной, ходила исповедываться. Мне крестик золотой подарила. Правда, она племяннице своей помогла жениха приворожить. И мне еще хотела… Но это, наверное, из добрых побуждений. Почему именно меня в свидетели? И что за душегрейку на нее одели?
Мои глаза ну просто слипаются, так спать хочется. Тем более после сытного обеда. Вздремну, пожалуй.
– Сестра?!
О проекте
О подписке