Не теряя времени зря, мне зачитали обвинения, к которым добавили сопротивление во время ареста. Разумеется, возражать, что спецназ начал задержание без всяческого предупреждения, не имело никакого смысла. И я предпочла хранить молчание, изредка радуя следователя то иронической улыбкой, то скептическим выражением лица.

После допроса меня отвезли в СИЗО и, проведя через все положенные процедуры, отправили в переполненную душную камеру. Первым делом в нос ударил запах помещения, в котором скопилось достаточно много народу и которое давно не проветривали. Я переступила через порог, поздоровалась, конкретно ни к кому не обращаясь. Уточнила, которая из коек свободна. Улеглась на нее прямо поверх колючего одеяла, повернулась на бок и предалась раздумьям, глядя на обшарпанную стену, когда-то выкрашенную в темно-синий цвет.

Никто из окружающих женщин не пытался приставать ко мне или заводить разговоры, что позволило новоявленной заключенной полностью сосредоточиться на своих мыслях. И совершенно погрузиться в невеселые воспоминания.

Некоторое время назад Генка Петров попросил о срочной встрече. Я как раз вернулась из командировки в Европу, делать было совершенно нечего, и поэтому с удовольствием согласилась. Приятель повел меня в один из лучших джазовых ресторанов города. Заказал шикарный ужин и весь вечер развлекал веселыми историями, расспрашивал о работе, планах на будущее и был само обаяние. А я все время гадала: что именно Петрову от меня срочно понадобилось? И даже пыталась этот вопрос прояснить. Но на мои осторожные расспросы Генка отвечал еще более уклончиво, шутил, загадочно улыбался. И старательно напускал весь вечер туману. Наконец я поняла, что затевать разговор в зале многолюдного ресторана приятель не собирается и просто выжидает. Отсюда можно было сделать сразу два вывода. Петров собирается поговорить в конце вечера, кода мы будем наедине. Возможно, он предложит прокатиться на машине или прогуляться по набережной, чтобы избежать посторонних ушей и полностью обезопасить информацию, что прозвучит. А это, в свою очередь, значит, что разговор Генка затевает очень серьезный.

Я перестала гадать и прекратила попытки заранее что-либо выведать, здраво рассудив, что рано или поздно Петров сам раскроет все карты. А мне остается лишь только немного подождать, наслаждаясь вкусной едой, хорошей музыкой и приятной компанией. Ибо когда Генка был в ударе, он мог легко тягаться с самыми интересными собеседниками.

И действительно, когда мы закончили ужин, Петров предложил прокатиться, а потом немного прогуляться по вечерней набережной.

– Давай, друг любезный, колись, по какому поводу столько внимания даме? – поинтересовалась я, кутаясь в короткую шубку. Здесь, у реки, всегда гораздо ветреней и немного прохладней, чем в центре города.

– Пытаюсь тебя задобрить, – не стал лукавить Генка.

– Серьезно? А я думала, ты скажешь: «Мы давно не виделись, я тебе знаков внимания несколько недель не оказывал, боюсь, тетя Мила заподозрит подвох да нервничать начнет. И накроется наша гениальная мистификация медным тазом».

– Я не умею тебе врать. Да и какие могут быть игры между давними друзьями?!

– Могу назвать с десяток вариантов, – хихикнула я. Но приятель лишь улыбнулся одними губами и вновь стал серьезен. – Генка, что происходит? У тебя неприятности? – Теперь уже насторожилась я.

Петров пожал плечами:

– Работа, будь она неладна.

– Знаю, знаю. Сводки, статистика, задержания, расследования, подчиненные, начальство и регулярные головомойки.

– Ты совершенно права. И сама знаешь, в этой работе всего хватает. И триумфальные победы у нас редки, а вот дерьма вечно вдоволь нахлебаешься.

«Так и знала, просто чувствовала, что сегодняшняя веселость приятеля была напускной», – подумала я, а вслух сказала:

– Что-то не нравится мне твое настроение! У тебя неприятности, Генка?

– Мы с тобой не юные идеалисты и знаем, что в жизни случается всякое. И я давно уже не склонен бить себя в грудь кулаками или посыпать голову пеплом, когда преступники уходят от возмездия.

– Вы провели расследование, вычислили злоумышленника, с блеском провели задержание. А потом армия ушлых адвокатов их отмазала, и злодеи ушли от ответственности? – предположила я.

– Не совсем так. Мы провели расследование, вычислили злодеев, только задержать смогли не всех. Парочка самых опасных парней умудрилась ускользнуть и уйти от преследования.

– Что ж, это бывает, – философски пожала я плечами, – объявили их в розыск? Значит, рано или поздно попадутся.

– Да нет, не скажи, – не согласился приятель, – они давно залегли на дно и не станут по глупости подставляться. Да и ушли от преследования грамотно. Так что упустили мы их почти с концами.

– И ты расстроен и обеспокоен.

– Мне понятно твое удивление. Подобное случается не в первый раз, да и наверняка не в последний. И с чего тогда старый приятель ворчит и чудный вечер портит?

– Полагаю, есть причина, – кивнула я, – и думаю, что ты ее мне сейчас поведаешь.

– Это была очень опасная банда. Ты меня знаешь Женька, я не кисейная барышня и многое повидал. Но от того, что эти деятели творили, просто кровь стынет в жилах.

– Правда? А именно?

– Грабежи, разбой, можно сказать, не гнушались ничем. Присматривали небольшие банковские отделения, ювелирные магазины и даже ломбарды в центре города, где клиентов обычно больше бывает. Любили грабить бизнесменов среднего звена. Выбирали таких, которые не держали охрану или имели совсем небольшой ее штат, но это все мелочи.

– А что? Грабили с особой жестокостью? Не оставляли свидетелей и палили без разбору, направо и налево?

– Лица скрывали только от камер видеонаблюдения, свидетелей предпочитали не оставлять, – кивнул Петров, – но и это еще не все. Бандиты похищали молодых девушек и требовали выкуп с родственников. Почерк менялся, могли присмотреть жертву и тихо похитить, а могли и во время грабежа прихватить, вроде как спонтанно решили.

– Это же совсем разный почерк, – изумилась я.

– А они многогранные отморозки! – зло хмыкнул Генка и замолчал.

– Значит, и это еще не все? – спросила я после секундной паузы.

– Они требовали выкуп с родственников жертвы. Но независимо от того, получали деньги или нет, живыми девушек не возвращали. И все то время, пока несчастные находились в неволе, издевались и насиловали, жестоко и извращенно. Честно говоря, даже не думал, что у людей бывает подобная, – на секунду Генка замялся, подбирая слово, – подобная фантазия.

– Но если жертв не оставляли в живых, – пробормотала я, – то откуда вы знаете подробности? Неужели подследственные откровенничали? Просто в голове не укладывается.

– Некоторые весьма охотно отвечали на вопросы после ареста, – кивнул приятель, – но все подробности мы знаем вовсе не из допросов. Ужас в том, что все издевательства снимались на камеру, сопровождались едкими, мерзкими комментариями и все такое прочее.

– Они хранили записи? Да преступники настоящие маньяки! Или тот, кто всем заправлял, настоящий маньяк!

– Жень, не просто хранили! Они их распространяли в интернете! Вернее продавали на закрытых интернет-аукционах для различных извращенцев!

– А что, разве подобное пользуется большим спросом?

– И стоит немалых денег, можешь мне поверить. Так что на сей раз нам попались маньяки с коммерческой жилкой. Но ты верно заметила, получать удовольствие от страданий других для них было важнее всего. Представляешь, они присылали записи издевательств родителям своих жертв! Это просто неслыханно!

– Да ты что?! Кошмар какой!

– Именно! Бедные люди испытывали настоящий шок и страшное потрясение! Ведь одно дело – знать, что твоя дочь находится у преступников, а ее жизнь постоянно подвергается опасности, и совсем другое – воочию видеть, как издеваются над родной кровиночкой! Многие не выдерживали такого ужаса. Три инфаркта, два инсульта, три нервных срыва, отец одной девочки от отчаяния покончил с собой. Так что число жертв этих садистов больше, чем может показаться сначала, и, боюсь, продолжает расти. Кто-то станет завсегдатаем клиник и лечебниц для душевнобольных, а кто-то просто сопьется. Да и суицидов может стать больше со временем. Не все найдут в себе силы с этим жить.

– Да, от подобного сложно оправиться. За границей есть психологи, психоаналитики. Жертвы преступлений и их родные получают обязательную помощь от государства. У нас люди совершенно не приучены обращаться за помощью, если страдают душой.

– Или на частных специалистов средств не у всех хватает. Так что мучениям бедных родителей не скоро наступит конец. А знаешь, что в этом самое страшное?

– Что?

– Ушел от ареста главарь и его близкий друг, практически правая рука. То есть они побегают немного, потом где-нибудь осядут, осмелеют и снова организуют нечто подобное. И будут новые жертвы. Это почти неизбежно.

– Понимаю, такие преступники очень опасны, но что можно сделать в подобной ситуации?

– Есть у меня одна идейка, – медленно, словно нехотя протянул Генка. А я поняла, что мы плавно подошли к самой сути нашей беседы.

– С удовольствием послушаю.

– На сей день суд над бандитами полностью завершен, вина всех фигурантов доказана. Все без исключения участники банды, даже те, кто находится в бегах, получили солидные сроки.

– Правда?

– Да, ввиду особой опасности отсутствующих осудили заочно. Был очень громкий судебный процесс, который широко освещался в прессе. Но ты же в последнее время все больше по заграницам работаешь, не все наши новости слышала.

– Это точно! Новостями интересоваться мне особо некогда было, знаешь ли. Так что именно ты придумал?

– Понимаешь, бандиты гастролировали по всей стране. Но некоторые из них – местные уроженцы, то есть из нашего города или области. Поэтому у меня есть теория, что и скрываются беглецы где-то поблизости. Или скрывались в самом начале, может быть, получили помощь у местного криминала. Значит, если знать, за какие ниточки тянуть, можно и затерявшийся след преступников отыскать.

– Пожалуй, есть в твоей теории рациональное зерно. Но на стопроцентный успех я бы не рассчитывала. Наоборот, слишком много в ней разных слабых мест и темных пятен. И сорваться все может в любой момент. И потом, как узнать, за какие ниточки тянуть? У тебя есть чьи-то показания на эту тему?

– Нет! Беглецов никто сдавать не стал и, думаю, ни за что не станет. Полагаю, и это не только мой вывод, члены банды сами как огня боятся своих вожаков. Так что будут молчать, чтобы лично не нарваться на месть психопатов.

– Тогда что? Можно, конечно, устроить рейды по притонам или пустить агентуру по следу беглецов. Забросить, так сказать, сеть пошире. Но делать это надо было по горячим следам. Да и гарантии на успех никогда нет. Теперь же, наоборот, если они где-то поблизости, могут насторожиться да уйти поспешно и залечь еще глубже.

– Правильно мыслишь, подруга! Но моя идея основана вовсе не на этом!

– Тогда что именно ты придумал?

– На всех записях, что мы нашли, за кадром звучит голос одной и той же девушки. Это Алина Полякова, она снимала видео и была любовницей главаря банды. Вадим Сидоров его фамилия, кстати, а дружка Каменев зовут, Александр.

– Петров, да возможно ли это? Среди бандитов, что похищали и насиловали, была девушка?! – несказанно удивилась я. – И ее там не удерживали? Она оставалась с маньяком добровольно? Имела с ним близость? И лично участвовала во всех издевательствах? Это просто невероятно!

– Да, я уж не могу сказать какого рода были те отношения, что связывали Вадима и Алину, на этот счет нет подробностей в деле. А девушка была очень немногословна. Но она оставалась в банде добровольно, это установленный факт. Более того, тот факт, что только она снимала изнасилования на пленку, можно считать тоже установленным. Специалисты доказали: на записи за кадром все время только ее голос. И на обнаруженном оборудовании ее отпечатки имеются.

– Это поразительно! Подобное очень редко встречается!

– Тогда я тебя еще больше удивлю. Это Алина подбивала парней на более изощренные издевательства, а вот приходили в голову они им самим.

– Невероятно. Женщины очень редко бывают лишены сочувствия и сострадания. А для подобных действий нужно быть законченным социопатом.

– Психиатрическую экспертизу мы тоже проводили, кстати. Медики сделали вывод, что Алина Полякова полностью вменяема и отдавала отчет своим действиям.

– Социопатия – это не расстройство психики как таковое. Эти люди и мыслят вполне адекватно, и могут производить впечатление нормальных, если пожелают. Это скорее расстройство поведения. Многие психологи считают, что социопаты генетически лишены совести.

– То есть это проблема наследственная?

– Это всего лишь одна из теорий. Так мы продолжим. Значит, Алина Полякова была осуждена вместе с остальными членами банды?

– Да, и получила весьма внушительный срок, с пребыванием в колонии строгого режима. Правда, потом ее адвокат добился пересмотра дела и некоторого смягчения приговора. В частности, изменения места отбывания наказания. И так как Алина молодая девушка, ей нет и двадцати, суд пошел навстречу.

– И где она теперь?

– Уже чуть больше года в женской колонии под Тарасовом.

– Правда? Обычно, если статья серьезная, преступника отправляют гораздо северней и не посмотрят, что это молодая женщина.

– Ты совершенно права, – кивнул Генка, – это я поспособствовал, чтобы Полякову здесь оставили.

– И зачем, любопытно?

– Есть некоторые соображения.

– А, – мелькнула у меня догадка, – ты хочешь с помощью Алины выманить Вадима, а может быть, даже и Александра?!

– Ты не совсем права, но мыслишь в верном направлении. Как я уже говорил, и Вадим, и Алина оба родом из этих мест. Алину воспитывала родная бабушка, которая все еще проживает в Тарасове.

– Так, и что?

– Вот я и подумал: что, если организовать девушке побег? Куда она направится, как полагаешь? К бабушке опасно, это и дураку понятно, там искать в первую очередь станут. Пускаться в бега совсем без ресурсов проблематично. Так что почти со стопроцентной вероятностью можно утверждать, что она решит любовника разыскать, Вадима Сидорова то есть! Или он, прознав, что Алина находится на воле, разыщет ее, это как вариант!

– Допустим, ты прав. Алине, окажись она на воле, будет некуда податься, и девушка решит, что разыскать любовника – неплохая идея. Допустим даже, что это у нее получится. Ведь Алина должна знать, как мыслит приятель или к кому он может обратиться здесь, в городе, за помощью. Но как она тюрьму-то покинет, если срок большой? Ей бабушка, что ли, побег организует?!

– Вот, подруга, ты зришь в самый корень! Я все продумал и разработал операцию по поимке опасных преступников! И ты сейчас возразишь, что задумка полна зыбких мест и темных пятен. И будешь права, по сути. Ведь все может пойти наперекосяк практически на любом этапе операции. И тогда всему конец. И самой разработке, и агенту, что станет воплощать в жизнь мою задумку.

– Поэтому ты не можешь приказывать никому из своих подчиненных сыграть ведущую роль в операции? И просишь это сделать меня? – снова озвучила я догадку.

– Понимаю, ты мне ничем не обязана, не любишь работать с полицией и много лет уж как сама по себе. Заплатить твой обычный гонорар государство не в силах, такие расходы никто не одобрит. А сама операция может занять некоторое время.

– Это ты меня так странно уговариваешь? – хмыкнула я. – В психологии есть такой прием. И я, между прочим, о нем прекрасно знаю! Так что давай без этих игр, друг любезный!

– Не собирался я ни играть с тобой, ни лукавить, честное слово. Просто сразу озвучил все твои возможные возражения. Чтобы ты понимала – я их полностью разделяю. А также осознаю все возможные риски. Но ты должна понять еще кое-что – с этим заданием никто, кроме тебя, не сможет справиться!

– Так уж и никто!

– Точно говорю, верь слову давнего друга! А лучше послушай мой план, тогда сама все поймешь.

– Предварительный план, ведь ты сам сказал – что-то может пойти не так практически на любом этапе операции.

– Разумеется, об этом я и говорю! Только ты способна сделать это! Воплотить в жизнь мою идею. Понимаешь?

– Пока нет, но ты излагай, не стесняйся.

– Для начала тебя арестуют.

– Спасибо вам с кисточкой за такое начало, – ехидно протянула я.

– Не боись, подруга! Дело будет сфабриковано исключительно в рамках операции. Но для полной достоверности его придется провести по всем этапам, от следователя и до судебного решения.

– Вот тебе и первый прокол в плане, Гена! Это долго! Дела длятся месяцами, если не годами! Что же ты мне прикажешь, все это время в СИЗО париться?

– Обижаешь, дорогая, дело на тебя уже сфабриковано. Да так, что не подкопаешься. Ты бывший военный спец, из элиты. Где и когда училась, засекречено, какие задания выполняла, разумеется, тоже.

– И за что же ты меня решил упечь?!

– Ты применила свои навыки для мести врагу и по случайности или специально убила его.

– Конгениально! А почему мною не военная прокуратура занимается?

– Так ты ж в отставке, да и убила, к примеру, гражданское лицо. Нет, это полностью в ведении полиции! А для абсолютной достоверности можем разыграть целое представление с задержанием. Выберем место не то чтобы людное, но где скапливается народ. Начнешь сопротивляться, «убьешь» парочку человек из спецназовцев. И эта история обязательно наберет нужные обороты, уйдет в народ и обрастет подробностями.

– То есть поскольку большая часть информации обо мне засекречена, то и проверить толком ничего нельзя. А тут скандал, слухи, толки и публикации в прессе? И если резвые ребятки заинтересуются, вся улица видела, как я несколько человек из толпы спецназовцев «на тот свет отправила»? Гениально!

– Правда? – обрадовался Генка.

– Нет! – тут же припечатала я. – А ты о тете Миле подумал? Ее ведь тоже могут захотеть проверить! И ты со своими ребятами прикрыть ее никак не сможешь, ибо полицейским нечего делать в квартире осужденного бывшего военного. А сколько ей всего придется наслушаться?! Сам знаешь, как это бывает, среди знакомых и не слишком всегда найдутся желающие уколоть побольнее.

– Жень, мы же потом все расскажем! Обвинения снимут, к тебе не будет никаких претензий. Хочешь, даже целую компанию в прессе организуем?

– Обойдусь, пожалуй, – буркнула я. – Кстати, о претензиях! А что, если ненароком я все же слишком помну спецназовцев? Проблем потом не оберешься.

– Все продумано. На самом деле никаких спецназовцев не будет! Возьмем их форму, достанем оружие и спецсредства и моих ребят переоденем.

– Они не согласятся.