– Вопросов больше нет? – громко спросил он, – так, маркетологи, расходимся. Всем успехов! – замахал руками, мягко вытуривая студентов. Около него осталось человек пять. Мира на негнущихся ногах спустилась к кафедре, она сама не понимала, почему так нервничает. Может, потому что видела Вадим Георгиевича в последний раз?

– Здрасти, – выдавила она сдавленно и протянула ему зачётку.

– Здравствуйте, Мира. Знаете ли, я спрашивал о вас у Таисьи, – признался Зорин. Растерянность Миры передалась и ему, – вас не было, – он сделал паузу, – а природа не терпит пустоты.

Мира подняла на него глаза и ещё больше смутилась. Вадим кашлянул, придвинул себе зачётку Миры, размашисто расписался. Мира взяла зачётку и пошла, потом обернулась.

– До свидания, – промямлила она, будто что-то вспомнив.

– До свидания, – ответил Зорин, внимательно смотрел ей вслед.

– Вадим Георгиевич, – она словно очнулась.

– Да, Мира, что-то случилось? – участливо спросил он. Она быстро вернулась к кафедре, краска бросилась в лицо.

– Я хочу сказать, что мне очень нравилось ходить на ваши лекции и семинары, – затараторила девушка, – я получала колоссальное удовольствие от учёбы, думаю, что впервые в жизни, – она перевела дыхание, – вы преподаватель от Бога.

– Спасибо, тронут до глубины души, – глаза его засветились, – мне бы больше таких студентов, как вы и ваша замечательная подруга. Так приятно, когда твой труд ценится, – Зорин поднялся со своего места, они с Мирой встали друг напротив друга.

«Какой же он высокий», – промелькнуло в голове у Миры, а вслух она сказала:

– И мне приятно. Так что, если захотите продолжить общение… – тут она осеклась, с ужасом поняв, что её занесло. Могла бы иначе произнести фразу, а получилось на редкость коряво, ещё нахально. Но вопреки её страхам Зорин понял всё правильно.

– Это должен быть шаг с вашей стороны, – хитро улыбаясь, сказал он.

– Как это? – Мира вытаращила глаза.

– Вы же знаете: я общаюсь со своими студентами и в неформальной обстановке. Так что если захотите меня найти, прошу на кафедру, там узнаете мое расписание. Вам скажут, когда я бываю в университете.

– Хорошо, – радостно кивнула Мира, – теперь точно – до свидания! – она раскраснелась как зрелый томат.

– До свидания, – засмеялся Зорин.

Лёгкой счастливой походкой Мира направилась к лестнице.

– Желаю удачи! – вдруг услышала вслед, обернулась.

– Спасибо, Вадим Георгиевич!

Встретились они в конце летней сессии. Мира и Таисья ждали Зорина возле аудитории, он принимал зачёт. День выдался замечательным, было особенно не жарко, солнце выглядывало из-за облаков. Университет постепенно пустел. Студенты бойкими стайками покидали аудитории, зачётная сессия подходила к концу, скоро экзамены.

Зорин с Мирой и Таисьей отправился в кафе – идти было минут двадцать. Сначала он хмурился, о чём-то думал, молчал. Но девушки принялись задавать ему вопросы, сами рассказывали, подшучивали. Постепенно он разговорился, расслабился. Когда удобно устроились в кафе, был уже в отличном настроении и шутил в ответ. Рассказал, что сам родом из Санкт-Петербурга, очень любит этот город и при малейшей возможности старается туда поехать. Мира и Тая восхищённо слушали его рассказы о северной столице. Что Вадим Георгиевич с родителями жил в центре, дружил с мальчиком из настоящей аристократической семьи. Изначально его матушка была против, но потом смирилась. Ребята ходили в школу с английским уклоном.

– О, тогда вы должны знать английский в совершенстве? – воскликнула Мира.

– А вот и нет. Говорить на этом жутком языке толком я так и не научился, зато легко перевожу с листа. Есть несколько моих переводов британских исследователей микроэкономических показателей ряда стран Европы, а также статьи на тему предмета, который я преподаю. Они выложены в сеть, если желаете, можете прочесть.

– Конечно, желаем, – с энтузиазмом отозвалась Мира. Зорин улыбнулся.

– Мне вспоминается случай, когда родители категорически не хотели отпускать меня на концерт любимой группы «Пинк Флойд» из-за того, что у меня назавтра сдача экзамена по русскому языку, – стал рассказывать он, когда официантка принесла заказ, – устный русский я сдал на «пять», а диктант на «тройку».

– Не может быть, – не поверила Мира.

– Может-может, – усмехнулся Вадим, – у меня правила русского языка иногда идут вразрез с письменными текстами. Когда я пишу, то не всегда их применяю, хотя прекрасно знаю.

– У меня то же самое, – скромно заметила Таисья. Она больше помалкивала, внимательно слушала своих собеседников и от души смеялась, видя, как её подруга и преподаватель состязаются в остроумии. Мира была явно на подъеме. Щёки ее горели, тёмные волосы распушились. Она увлеченно рассказывала о своей работе. Вадим Георгиевич задавал вопросы, ему было интересно. Таисья вообще заметила, что ему интересны люди, истории, подробности. Интерес этот искренен и подкупает. К тому же Зорин ещё и интеллигентен. А ещё у него необычная манера смотреть прямо в глаза, серьёзно, пристально, а потом вдруг улыбнуться так, что лицо его вмиг преображается, и собеседнику становится легко, даже солнечно от его улыбки. А Мира вообще готова в нём раствориться.

Таисья ещё раз внимательно посмотрела на подругу. Надо бы потом поговорить с ней, предостеречь. Нельзя в него влюбляться, он женат, на руке поблескивает кольцо. Да и про свою жену упомянул, кажется, Викторией зовут. Сказал, что ему очень повезло в личной жизни.

Тая бросила взгляд на часы, Зорин это заметил.

– Ох, как быстро летит время, – тоже глянув на часы, сказал он, – нам пора. Так, – опередил попытки девушек достать кошельки, – раз и навсегда незыблемое правило: за женщин всегда плачу я.

Глава 7

Когда вышли из кафе, у Зорина зазвонил телефон. Он взял трубку и отошёл в сторону. Говорил долго.

– Женщины-женщины, – закончив говорить по телефону, улыбнулся, – потеряли меня – и жена, и мама. Успокоил, что всё в порядке – еду домой. Нам всем в метро? Кому куда?

– Мне в Кузьминки, – ответила Таисья.

– А мне на Таганку, там пересадка, – сообщила Мира.

– Так, с Мирой мне ехать, а Таисья нас быстро покинет, – резюмировал Зорин, Тая грустно кивнула, – зато вам до университета близко, очень удобно, – утешил её. Они все вошли в метро. – Как хорошо, девчонки, что вы меня вытащили в кафе, я расслабился, отдохнул, – Вадим попеременно подал обеим руку на эскалаторе, – я надеюсь, это у нас войдёт в традицию – так встречаться в кафе и общаться?

Обе радостно закивали.

– А если быть откровенным, то я вообще-то человек домашний, приедешь домой, книжечку почитаешь. И совсем не болтлив, это я сегодня что-то разговорился, а так я – мягкий и молчаливый.

Мира и Таисья переглянулись и рассмеялись. Вскоре Таисья попрощалась, вышла на своей станции. А Мира и Зорин сели, благо в вагоне было много свободных мест. Мира почувствовала тепло его сильного плеча – они сидели близко друг к другу. Почувствовала и затрепетала. Хорошо, что Вадим Георгиевич ни о чём не догадывался, он принялся рассказывать о своей поездке в Париж, где был несколько раз. Сказал, что поставил перед собой задачу посмотреть «Мону Лизу» в Лувре. Долго всматривался в портрет, пытаясь понять загадку этого образа, его магию, но ничего не увидел, кроме своей глуповатой физиономии, которая отражалась в стекле – картина-то застеклена. Рассказывал он ещё и ещё, не заметили, как подъехали в остановке Миры.

– Ваша Таганка, – сказал Зорин и, как истинный джентльмен, поднялся с места и проводил Миру до дверей.

– Спасибо вам за общение! – улыбнулась девушка. – Надеюсь, мы ещё увидимся.

– Безусловно! – подтвердил Зорин. – И вам спасибо, я тоже получил много радости от нашего общения.

– В таком случае до сентября?

– Да, до сентября.

Мира махнула рукой в знак прощания и выпорхнула из вагона. Зорин посмотрел ей вслед, осталось весьма приятное послевкусие.

Вспомнив всё это сейчас, он улыбнулся, наконец, завёл автомобиль и поехал домой. Виктория уже звонила.

– Ты сегодня выглядишь очень довольным, – заметила она, когда Вадим сел ужинать, устроилась напротив и наблюдала, как муж ест с завидным аппетитом.

– Ну, меня в сентябре всегда вдохновляет учебный год, – отозвался Вадим, отламывая хлеб, он всегда так делал – не откусывал, а отламывал маленькие кусочки, – пока нервы не потрепаны, пока студенты не проявляют лень или нахальство.

– Зорин, я раньше и представить себе не могла, что ты станешь преподавать, – Вика поднялась, поставила чайник.

– Почему? – жуя, поинтересовался Вадим, – по-моему, я серьёзный и солидный дядька, – он смешно надул щёки.

– Чай наливать? – поправляя очки, усмехнулась Виктория.

– Наливать, – кивнул Вадим, откинулся на спинку стула, – спасибо, милая, всё очень вкусно.

– Я старалась, – отозвалась Вика, поставила на стол чашку с дымящимся чаем, муж любил, чтобы было очень горячо.

– А себе? Ну, уж дудки, – возмутился Вадим, – хочу пить чай с халвой и Викторией, – пошутил он. Вика возражать не стала, хватит ссор на эту тему. Живет с Вадимом семь лет, в браке научилась многому, начиная от кулинарного мастерства и заканчивая компромиссами, умением прощать и подстраиваться. Научилась ли? Вика задумалась. Страсть, которая её захватила в первое время их романа, с годами прошла, но на смену ей пришли привязанность, в хорошем смысле привычка, жизнь с понятием «мы». А всё-таки Виктории иногда казалось, что Зорин просто ей уступил, что он так и не проникся той силой любви, которую она хотела бы получить от него. Однажды Вика даже поделилась этой мыслью с Надей. Услышав такое, та очень удивилась. Они сидели на детской площадке, где Саша ловко лазила по лесенкам, а потом арендовала верёвочные качели и не слезала с них, время от времени призывая взрослых оценить масштаб ее раскачиваний.

– Почему ты решила, что Вадим тебя не любит? Что-то случилось? – тревожно спросила Надя. Сама она давно не видела Зорина, Вика в основном приезжала без него. Вадим частенько был занят, к бизнесу прибавилась сначала аспирантура, потом преподавательская деятельность. С Николя они периодически созванивались, Наде всегда передавались приветы.

– Да ничего не случилось, – поморщилась Виктория, – я не сказала, что он меня не любит. Скорее, не так, любить по-настоящему.

– А что в твоем понятии – любить по-настоящему? – задала вопрос Надя, наблюдая за дочерью. Та остановила качели и стала закручиваться в них вокруг оси.

– Хотела бы я тебе объяснить, да слов не подберу, – выдохнула Вика, сняла очки, стала крутить их в руках, – на самом деле, мы живём как многие супружеские пары – иногда ссоримся, устаём, не всегда понимаем друг друга, но пытаемся понять. Миримся, уступаем, причем не стану лукавить, Зорин идёт мне навстречу, он первым старается погасить конфликт или загладить вину. Он терпелив и более уравновешен, чем я. По крайней мере, чтобы его вывести из себя, надо постараться.

– Так что же ещё тебе надо, Вика? – поразилась Надя.

– Есть что-то такое, в глубине его души, о чём он думает, может, даже сожалеет. И это тщательно от меня скрывается.

– А ты хочешь всё знать о своём муже? До самого дна?

– А ты разве нет? – Вика прищурилась.

– Нет, – не задумываясь, ответила Надежда, – я не стремлюсь знать то, что Коля решил от меня скрыть, я не хочу проникать в его сокровенное. У него должно быть не только личное пространство, но и душевные тайны.

– Но ведь ты его жена! Ты должна держать руку на пульсе.

– На каком пульсе, Вика? – улыбнулась Надя.

– Чтобы всё контролировать. Ты никогда не задумывалась, что в то самое его личное и сокрытое от тебя пространство влезет другая женщина?

– Ну почему же, задумывалась, – кивнула Надежда, – точнее, я допускаю, что в этой жизни может произойти всё. Увы, и такое.

– И что же?

Надя вздохнула, поискала глазами дочь, та, обнявшись с какой-то девочкой, пыталась уместиться на качелях вдвоём.

– Что? Да ничего, пожалуй, – наконец, отозвалась Надежда, задумалась, – тут себя-то толком не знаешь, как поступишь, что в тот или иной момент выкинешь. А уж другой человек? Нет ни на что гарантий, Викуся. Я просто живу и благодарю Бога за такой подарок: муж, дочь. За то, что жива моя мама, хотя и часто болеет. Что у моего мужа мирные отношения с его отцом – это тоже для меня радость. Вот из таких радостей и состоит моя жизнь.

– А если Николя вдруг, – Виктория запнулась,– ну, обратит внимание на другую женщину?

– Мне будет очень больно, – тихо сказала Надя.

– Вот видишь! – воскликнула Виктория, – а это можно предотвратить.

– Нет, – покачала головой Надя, – этого не предотвратишь, даже если будет тотальный контроль. Доверять человеку всё равно надо, он не твоя собственность, он личность.

– Ещё скажи, что ты никогда не ревновала Николя, – засомневалась Вика, – при его-то внешности и профессии.

– Я и сейчас его ревную, – с улыбкой призналась Надя, – но люблю больше.

Глава 8

Николай посмотрел на часы, самолёт опаздывал всего на час, уже неплохо, если учесть, что в последнее время авиаперелеты часто сбиваются с назначенного времени. Опоздания стали нередкими, порой люди в аэропортах проводят полдня, а то и по целому. Фертовский понял, что волнуется, понял только сейчас, когда вот-вот увидит сына.

Они не встречались семь лет, он, как женился на Наде, больше в Америку не летал. Сын на известие отца о женитьбе отреагировал негативно, подросток едко высказался в адрес его жены, хотя, конечно, не видел её, и понятия не имел, кто она такая. Однако сразу не принял. В итоге с отцом произошла ссора, тот упорно защищал новую миссис Фертовская. Вилли обиделся, не звонил, на звонки не отвечал. А отец после нескольких неудачных попыток найти компромисс и понимание, просто замолчал.

Спустя год после ссоры Вилли позвонил дед и радостно-возбуждённо сообщил, что у Вилли родилась сводная сестра. Его поразили два обстоятельства: что у отца все так серьёзно – даже дочь родилась, и что дед так счастлив. Странно, что дед этому радовался. Невестка плебейка, да ещё хитрая – сумела взять в оборот отца. Ну ладно, это ещё можно как-то объяснить, а вот то, что дед её принял и полюбил? Его родной дед – сноб, каких еще сыскать, «голубая» кровь, вдруг так переменился. Он напрямую сказал об этом деду, тот не понял, даже обиделся. Вилли возмущённо рассказал обо всём матери, та пожала плечами и сказала, что её давно не интересует ни бывший муж, ни его отец. И если бы не сын, ей бы ничего о них не напоминало. Хотя зла она не держит, просто события той русской жизни теперь уже кажутся далёкими и чужими. Ну, а если отец Вилли счастлив, в конце концов, что тут плохого?

– И ты не ревнуешь? – удивился Вилли, – тебя не задевает это обстоятельство?

– Ничуть, – отозвалась она, – в другой ситуации мне было бы даже интересно посмотреть на женщину, которая сумела влюбить в себя твоего отца.

– Но ты когда-то влюбила его в себя – первой, – заметил Вилли.

– Не думаю, – покачала головой Маргарита, – скорее всего, это был протест. Вот поэтому у меня нет никакого желания снова появляться в поле зрения семейства Фертовских, да и в России тоже.

– А я бы посмотрел, – задумчиво произнёс Вилли.

– Не вижу проблем, поезжай в Россию, – предложила Маргарита, у неё зазвонил телефон, она отвлеклась и к этому разговору больше не возвращалась. А её сыну все больше хотелось отправиться в Россию. Тем более что он там давно не был, с самого детства, как увезли.

«Что ж, – подумал он, собираясь в дорогу, – есть повод помириться с отцом, посмотреть на новых родственников, да и вообще не помешает из страны исчезнуть на время».

С этими мыслями он сначала дозвонился до деда, поговорил с ним, заикнулся о своем желании приехать, на что дед отреагировал бурно и тут же согласился сообщить об этом сыну.

Николай воспринял новость сдержанно, но, видя, как отец ей рад, улыбнулся. Решили, что Володя остановится в доме у Николая, пусть познакомится с Надей, со своей сестрой, узнает их, полюбит. В конце разговора Фертовский-старший признался сыну, что время от времени созванивался с внуком, сообщал ему новости, кроме одной – что сам женился. Николай удивленно приподнял брови.

– Ты скрыл факт своей женитьбы на Маше? – переспросил он. Владимир Григорьевич поднялся с кресла, подошёл к окну.

– Скрыл, – подтвердил он, не оборачиваясь, – я, пожалуй, сам толком не знаю – зачем. Нет, это не трусость, я не боюсь огласки, не боюсь осуждения, меня не беспокоит, что подумают другие, в том числе и мой родной внук.

– Тогда что? – Николай силился понять.

– Если бы я мог, я бы спрятал Машу от всего мира, чтобы защитить её, не дать обидеть никому, даже ненароком. Она бесконечно дорога мне.

– Думаю, что мой сын это поймёт, – Николай похлопал отца по плечу.

– Надеюсь, – кивнул тот в ответ.

Вилли в аэропорту увидел отца раньше, чем тот его. Немудрено, всё-таки он изменился куда заметнее – вырос из мальчика в мужчину, отец же просто постарел. Сколько ему? Сорок пять? Не старик, конечно, хотя виски чуть-чуть тронула седина. В остальном также подтянут, одет в легкую кожаную куртку, джинсы. Вилли оглянулся на толпу, всё чужое – люди, аэропорт, суета, вывески. Вот только язык – мама всегда заставляла его говорить на русском, учить и помнить. Дома они говорили исключительно на русском, хотя сначала это раздражало его отчима, потом тот привык. Всё остальное время своей жизни Володя был Вилли, говорил и думал на английском языке.

Николай, наконец, увидел сына и помахал ему рукой. Да уж, вымахал мальчик, ростом даже перегнал его.

– Здравствуй, папа, – чуть замедленно выговаривая фразу, сказал молодой человек.

– Здравствуй, сынок, – Николай тепло улыбнулся и обнял его. Несколько секунд держал в крепких мужских объятьях. – Как ты долетел? Рейс задержали, – сказал он, ослабил объятья и теперь внимательно вглядывался в лицо сына.

– Да, в связи с погодными условиями, – Вилли выловил свою сумку и, пресекая попытки отца взяться за его багаж, повесил на плечо. Они направились к автомобилю.

– Как ваши дела? Ваши с мамой дела? – уточнил Николай, садясь в машину.

– Всё нормально, они с отчимом отправились отдыхать на побережье, – Вилли с любопытством смотрел в окно. Всё-таки непривычно – Россия. Он почти забыл эту страну.

– Ты так и не называешь его отцом? – Николай вырулил на шоссе, встал в длинный ряд машин.

– Нет, всегда по имени, – ответил Вилли, – по-моему, как бы я его не называл, ему всё равно. Он живёт в своем мире и ему это нравится. А ещё ему нравятся мамины деньги, потому что Сэм не очень любит работать.

Николай никак не прокомментировал слова сына, внимательно смотрел на дорогу. Та жизнь тоже стала для него далёкой, многое забылось, ушло из памяти. Вот и от сына почти отвык. Тем более что Володя стал уже взрослым и чужим. Это проявилось особенно сейчас, по крайней мере, первое впечатление осталось именно таким. Его настороженный взгляд, акцент в речи, понятно, что он привык говорить на другом языке. Хорошо хоть, что Маргарита не дала ему забыть русский. Его улыбка – она тоже какая-то американская. Хотя… Николай внимательно посмотрел на сына – скорей всего, просто отвык и всё тут. Молодой человек перехватил его взгляд, ухмыльнулся.

– Недавно по телефону я спросил грандпа, известно ли ему что-либо о моей бабушке Софии, – сказал Вилли, – раньше он на эту тему вообще не желал говорить, в лучшем случае, сменил бы тему, а сейчас отозвался спокойно: очень давно не слышал о ней. Чтобы это значило? – он приподнял брови.

– Тебя удивляет, что дед так отреагировал? – уточнил Николай.

– Именно, – Вилли, намереваясь закурить, сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой, раз-два, никак не получилось её зажечь. Николай курить отказался, не хотелось. Подал сыну свою зажигалку.

– Интересная вещица, – Вилли стал внимательно рассматривать, – дорогая, я правильно думаю?

– Не очень, – ответил Николай.

– Так что же грандпа?

– Он изменился за эти годы, – сказал Николай и посигналил почти заснувшему впереди водителю на Тойте, – стал мягче, лояльнее.

– И чем вызваны эти перемены? – удивился молодой человек.

– Скорее, кем, – мягко улыбнулся Николай, – впрочем, ты всё скоро узнаешь.