Однако столичные подмостки продолжали манить, и в авантюру с конкурсом «Золотая маска» Юля пустилась отчасти из-за этого. Казалось, что там ее могут заметить и пригласить если не в театр, то хотя бы на роль в сериале, а то и в фильме. Увы, этого не произошло. Быть же подающей надежды в тридцать пять лет оказалось еще унизительнее, чем получить отказ. Поговорить об этом Юльке было абсолютно не с кем – ее родители много лет как жили в Индии, внезапно обретя Шиву, связь с ними она не поддерживала. Любимый муж, бывший смыслом ее жизни почти восемь лет, в прошлом году разбился на мотоцикле. Оставалась только верная Ленка Крошина, которая, к счастью, не умела говорить «нет».

Лена подъехала к дому в тот самый момент, когда во двор со стороны переулка вошла Юлька с букетом цветов и узким длинным пакетом, в которые упаковывали вино в ближайшем супермаркете.

– Смотрю, вечер перестает быть скучным, – улыбнулась Лена, выбираясь из припаркованной машины.

Юлька чмокнула ее в щеку и взяла с заднего сиденья коробку с пирогом.

– Тебя, похоже, подтолкнула под локоть пироговая фея. Я мечтала о таком примерно пару недель. С вишней?

– Да. Ужина, имей в виду, у меня нет.

– Ты издеваешься? Мы тащим домой пирог и бутылку вина – какой ужин?

– Фигуру боишься испортить? – поддела Лена, закрывая машину и направляясь к подъезду.

– Мы с тобой действительно давно не виделись. – Юлька рассмеялась. – Ты забыла, что я не сижу на диетах.

– И это прекрасно.

– Мне надо поехать на кладбище.

Чуть порозовевшая от вина Юлька сидела на кровати в фиолетовой пижаме, поджав под себя ноги. Лена устроилась в кресле-мешке напротив, потягивала напиток из бокала и всем сердцем сочувствовала подруге. Юлька была совершенно одна – ни родителей, ни мужчины рядом. Гибель Саши надолго выбила ее из колеи. Она с трудом заставляла себя выбираться из дома на репетиции и спектакли, и только Лена знала, каких нечеловеческих усилий это требовало. Именно Лена полгода назад настояла на том, чтобы Юлька поехала на конкурс в Москву. Ей казалось, что это немного встряхнет подругу, заставит отвлечься от горя. Но вышло еще хуже – к тоске по Саше добавилось разочарование от проигрыша и рухнувших надежд. Сейчас Лена чувствовала себя виноватой.

– Давай съездим в субботу, – предложила она.

– У меня утром репетиция, но после обеда я свободна. Спасибо тебе, – с благодарностью откликнулась Юлька.

– Пустяки, мы с тобой не чужие. Помогу тебе на могиле убраться, цветов купим, посидим, Сашку вспомним.

Юлька часто заморгала ресницами, и Лена поняла, что сейчас она заплачет. Быстро отставила бокал на пол, пересела на кровать, обняла подругу.

– Юль, не надо, сколько можно?.. Вряд ли Сашке бы понравилось, что ты уже год заживо себя хоронишь.

– Я знаю, Лена. – Юлька уткнулась ей в грудь. – Но я никак не могу смириться с тем, что его больше нет. Понимаешь, нет и уже никогда не будет.

– Я это понимаю. Но ведь ты-то жива, и жизнь твоя должна продолжаться. Еще столько всего впереди. Ты молода, знаменита – звезда, можно сказать.

– Местного разлива, – мрачно буркнула Юлька, отстраняясь от Лены и вытирая глаза. – Что толку? Наверное, пора умерить амбиции и смириться с тем, что до пенсии буду играть на местной сцене в не очень качественных постановках.

– Все может измениться в одну минуту.

– Ага. В один прекрасный день можно оказаться на полу в собственном доме с пулей в голове, и больше ничего действительно не будет нужно.

– Это ты к чему? – насторожилась Лена.

– Можно подумать, ты не слышала о смерти Жанны Стрелковой.

– Положим, я слышала. А ты как могла об этом узнать, тебя же в городе не было?

– Мне Макс Коротченко позвонил.

– А его ты откуда знаешь? – еще сильнее напряглась Лена. Нет, не любила она таких совпадений.

– Мы на одном мероприятии благотворительном познакомились. Фонд Жанны организовывал, мы участвовали с парой миниатюр, а Коротченко был кем-то вроде куратора. Приглашал потом пару раз на кофе, до сих пор иногда общаемся. А что?

– И какие у тебя впечатления от этого Коротченко?

Юлька на секунду задумалась.

– Не знаю, он какой-то странный. Вроде говорит комплименты, а ощущение такое, словно тебе гадость сказали. И знаешь что, память просто космическая. Любой текст повторяет без запинки, даже знаки препинания запоминает. Я так удивилась, когда он в кафе официантке состав блюда до граммов перечислил.

«То же самое сказала сотрудница галереи, – вспомнила Лена. – Значит, надо его вызывать в прокуратуру и допрашивать. Он не может не знать названия банка, в котором у Стрелковой была ячейка. Ведь сказал же, что прочел документ перед тем, как сжечь».

– А ты почему о нем спрашиваешь? Он что-то натворил? – немного обеспокоенно спросила Юлька.

– Нет. Встречались как раз по делу о смерти Стрелковых, фамилия знакомая, вот и спросила. А ты саму Жанну знала?

– Да. Она помогала нам с последней постановкой – оплатила декорации и костюмы, сама часто приходила на репетиции, интересовалась, не надо ли еще чем-то помочь. У меня сложилось впечатление, что она старается как можно больше отдать. Это так странно в наше-то время.

– В каком смысле отдать? Денег?

– И это тоже, – кивнула Юлька, дотягиваясь до почти опустевшей бутылки и разливая остатки по бокалам. – Но не только. Она очень участливая была, замечала всякие мелочи: у кого настроение плохое, кто не в духе, понимаешь? Интересовалась людьми не из праздного любопытства, чтобы поболтать о чем-то, а искренне. Вот ты, к примеру, знаешь, как зовут гардеробщицу в вашей конторе?

– Знаю. Светлана Дмитриевна.

– А какая у нее семья, где она живет, с кем?

– Как-то не интересовалась, да и странно это, – пожала плечами Лена.

– А Жанна знала все о тех, с кем сталкивалась, представляешь? У нашей костюмерши Надюши сын болен ДЦП, так мы об этом узнали только от Жанны, когда она мальчику какой-то сложный тренажер купила, и Надюша взахлеб об этом рассказывала. Я в этом театре восемь лет и не знала, а она провела несколько месяцев – и вот…

«Какая-то она блаженная, эта Жанна, – подумала Лена. – В который раз слышу о ее святости, даже неприятно почему-то. Как будто она специально выискивала тех, кому помощь нужна. Хотя что в этом плохого, если подумать?»

– Слушай, Юль, как ты считаешь, мог кто-то желать смерти Жанне? Просто так, теоретически – были люди, которые ее за что-то ненавидели, к примеру?

Юлька пожала плечами:

– Я не так хорошо ее знала, конечно. Но по ощущениям – нет, не могло такого быть. Просто не могло, и не спрашивай, почему я так думаю. Жанна была из тех людей, которые не вызывают отрицательных эмоций. Это случается довольно редко, особенно если у человека деньги есть. Но ты понимаешь, Ленка, ей даже завидовать как-то неудобно было. – Юлька пригладила растрепавшуюся челку, обхватила руками плечи, ненадолго задумалась. – Может, все потому, что она к деньгам относилась не как к чему-то святому, а просто как к возможности доброе дело сделать с их помощью. Вроде как чем больше денег, тем больше этих добрых дел, и только. Не шмотки, машины и бриллианты, а помощь тем, кому она по-настоящему нужна. Жанна ведь и выглядела довольно скромно, разве что украшения у нее были очень дорогие. Но при этом ничего вычурного – небольшие сережки, колечки какие-то почти незаметные. Хотя если присмотреться: камни очень высокой чистоты, и работа нетривиальная.

Насчет чистоты камней Юльке можно было доверять. В свое время ее мать была обладательницей хорошей коллекции бриллиантов и сумела привить дочери любовь к ним. Правда, от всего великолепия Юльке досталась всего одна пара сережек, остальное мать продала перед тем, как уехать в Индию. Дочери же на прощание она выделила небольшую сумму, старую квартиру и эту самую пару сережек с прозрачными бриллиантами, оправленными в белое золото.

– Значит, украшения редкие? То есть если бы что-то пропало, продать в городе это было бы сложно?

– Что ты! Там, кажется, все в единственном экземпляре было, даже то, что из магазина. А уж то, что на заказ делалось, вообще уникальное – никто бы не рискнул купить, мне кажется.

«Надо все-таки еще раз сверить опись», – подумала Лена.

– Не складывается у меня, – пожаловалась она, натягивая на ноги край пледа. – По всему выходит, что Жанна выстрелила в себя сама. Но в голове ее отца – пуля, выпущенная из того же пистолета. Получается, что она его убила, а потом сама застрелилась? Вроде бы логично, если исходить из результатов экспертизы. Но если судить по тому, что рассказывают об этой семье все, кто с ними сталкивался, выходит бред какой-то. Отец Жанну любил, она его тоже, жили душа в душу, ни в чем не нуждались. С чего бы ей отправлять его на тот свет и самой следом отправляться? Если только, конечно, это не инсценировка…

– Думаешь, кто-то их застрелил, а потом обставил все так, словно это Жанна?

Лена вцепилась в волосы и замотала головой:

– Если не принимать во внимание версию о самоубийстве, то да. Но кто? Зачем? За что? Должен же быть мотив, и мотив серьезный. Убийца, если он был, проник в закрытый поселок, куда без пропуска и документов даже работники прокуратуры попасть не могут. И выбраться он тоже должен был как-то незаметно. Не по воздуху же, в самом деле!

– Хочешь, я поинтересуюсь, не мог ли отец Жанны насолить кому-то крупно? – предложила вдруг Юлька, и Лена от неожиданности открыла рот:

– У кого?

– Наш главный режиссер, между прочим, его одноклассник. Собственно, Жанна потому нам помощь и предложила, что знала об этом. И общаться они не переставали, насколько я знаю. Могу спросить.

– Юлька! И ты так буднично об этом говоришь? – возмутилась Лена. – Видишь же, что я места себе не нахожу!

Юля пожала плечами:

– Ты бы сразу спросила, я б не отказалась. Но ты ведь любишь сперва трагедию из всего устроить, нагнать эмоций. Я тебе не мешаю, не первый день знакомы.

Лена бросила в подругу небольшую подушку, Юлька ловко наклонилась, пропуская снаряд над головой.

– Ты как маленькая, честное слово. Давай еще драку тут устроим – раз уж родителей дома нет!

Лена немного угомонилась, обхватила себя руками и вдруг спросила:

– Юль, а ты тоже считаешь, что мне пора от родителей съезжать?

Удивленно взлетели идеальные брови.

– Если это не мешает тебе, при чем здесь мое мнение? Я люблю ваш дом, люблю сюда приходить. Твои родители мне как родные стали за эти годы. И если ты не хочешь с ними разъезжаться, мое мнение мало что изменит, правда? Или?.. – осторожно спросила она.

– Нет, что ты, – обреченно махнула Лена, прекрасно понимая, к чему этот взгляд. – Я уже давно оставила эту надежду. Он никогда на мне не женится. И даже просто жить вместе не предложит.

– И зачем тебе тогда все это надо? Человек ясно дает понять, что ты ему совершенно не нужна, не дорога, даже не необходима. И ты продолжаешь встречаться с ним? К чему такое унижение, Лена? Ты его любишь?

– Не знаю. Но мне без него хуже, чем с ним.

– Веский довод. Мужик тебя ни во что не ставит, а тебе без него хуже?

– Не все такие святые, как твой Саша.

– А вот Сашу не трогай! Был бы Саша жив – и ноги твоего Кольцова рядом с тобой бы не было! – вспылила Юлька.

Лена прикусила нижнюю губу, стараясь справиться с внезапно подкатившим к горлу истерическим спазмом. В последнее время любые разговоры о Никите с кем-то заканчивались именно этим – желанием разрыдаться и колотить руками подушку. Юля, заметив, как изменилось лицо подруги, пересела к ней и обняла.

– Леночка, не надо. Давай просто оставим эту тему, я вижу, что тебе больно. Но ты ведь сама всякий раз начинаешь о нем говорить.

– Как я могу не говорить? У меня ничего другого нет, – хрипло выдавила из себя Лена, утыкаясь лицом в плечо Юльки. – Но от всех этих разговоров только хуже. Я с каждым словом понимаю, что все, нет никакого будущего с ним. Он меня бросит рано или поздно, я это знаю…

Юлька обняла ее еще крепче.

– Ох, Ленка, кто бы сейчас видел, как старший следователь Крошина рыдает из-за какого-то мужичонки…

– А что, старший следователь Крошина не человек, не женщина? – Теперь Лена на самом деле зарыдала. – Я что, не имею право на личную жизнь? У меня не может быть чувств? Я не могу ошибиться?

– Ш-ш-ш, – поглаживая ее по спине, уговаривала Юлька. – Конечно, ты имеешь право на что угодно, в том числе выбрать не того мужчину. Но мне как-то странно, что это происходит именно с тобой. Ты такая сильная, а не можешь разобраться в себе.

– Разобраться – это уйти от него?

– Пока он первый не ушел, – кивнула Юлька. – Так хоть уважать себя не перестанешь. Нет ничего хуже, чем ощущать себя брошенкой.

– А если мне это не важно – уважать себя? – Она подняла на подругу заплаканные глаза. – Если мне важно только то, что он со мной? Пусть на час, на два, на вечер?

Юля молчала. Она видела, что Ленка страдает по-настоящему, но не могла понять этого страдания. То, что Кольцов ей не пара, она почувствовала сразу, как только Лена их познакомила. Погруженный в себя, занятый исключительно собой Никита произвел на Юльку отталкивающее впечатление.

Дело было не в его внешности, не в манере вести себя – Кольцов был интеллигентным, спокойным, выдержанным. Но все это теряло смысл, едва только он открывал рот. Для Никиты Кольцова на всем свете существовал один человек – Никита Кольцов, а все остальные были фоном, призванным оттенять его величие. Даже Лену он рассматривал всего лишь как дополнение к своей жизни, причем дополнение не всегда приятное. А после небрежно брошенного «отношения должны приносить легкость и удовольствие, и если они перестали это дарить, такие отношения надо немедленно прекращать» Юлька почувствовала острое желание выплеснуть бокал минералки прямо в его самодовольное бородатое лицо. Сдержалась она тогда только ради Лены, увидев, с каким обожанием та смотрит на своего кавалера. Но от дальнейших встреч всячески уклонялась, боялась рано или поздно не сдержаться.

– Лена, все, хватит. Давай, как я и предлагала, закончим все разговоры на эту тему. Но я позволю себе в последний раз высказаться, можно? Если мужчина не чувствует твою боль, не понимает причину твоих слез и предпочитает вообще их не замечать, задумайся: может, это не твой мужчина?

Она по-прежнему прижимала всхлипывающую подругу к себе и гладила ее по волосам.

– Пусть так! Пусть не мой! Но он ведь пока еще со мной…

Все, пора действительно заканчивать эту волынку. Ленка в таком состоянии, что все равно не поймет ни слова. Самое печальное, что конец этой истории будет трагическим: Кольцов от нее уйдет и даже не догадается, что его уход может Ленку убить. И черт бы с ним, но подруга у Юльки только одна, и жалость к ней переполняет, хотя она и понимает, что сделать ничего не в силах. Только подставить плечо потом, чтобы помочь Ленке пережить неизбежный разрыв.

Наталья Ивановна вернулась домой как раз в тот момент, когда Юлька энергично макала по-прежнему рыдающую Лену под кран с прохладной водой.

– А у вас, смотрю, весело, девчонки.

– Здравствуйте, Наталья Ивановна, – крикнула Юлька из ванной. – Веселее не бывает – перешли к водным процедурам.

– Что-то ты рано, – пробурчала Лена, вытирая лицо и мокрую челку.

– Не можем же мы вечно обсуждать детей и внуков! – Мать нашарила под вешалкой домашние тапочки, и Лена снова взорвалась:

– Разумеется! Тебе-то по большей части молчать пришлось, у тебя же дочь неудачница!

– Ленка, хватит! – Юлька отобрала у нее полотенце, в которое та попыталась уткнуться. – Хватит, я сказала! Совсем с ума сошла – так распускаться! Ну-ка, идем чайник ставить, Наталья Ивановна промокла вся.

– Да, чайку не помешает. – Наталья Ивановна никак не отреагировала на слова дочери. – Какая-то весна в этом году странная – дожди, дожди…

Когда чайник засвистел на плите, а на столе появились уютные чашки в красный горох и пара вазочек с вареньем и печеньем, Лена все-таки сумела взять себя в руки и даже устыдиться собственной истерики. Такие спектакли она позволяла себе крайне редко, но сегодня как-то слишком многое навалилось. И вдобавок ко всему Никита не позвонил, хотя близились выходные, которые можно было провести вместе. Лена гнала мысль, что ему, должно быть, действительно и без нее хорошо. Не хотелось так думать, было слишком обидно за себя.

– Так мне звонить Городову? – Юлька за чаем заметно повеселела.

– Кому? – не поняла Лена.

– Режиссеру нашему. Позвонить, спрашиваю, насчет встречи?

– Ты собралась встречаться с режиссером? – вклинилась Наталья Ивановна. – Что это тебя снова к богеме потянуло?

– Мама, может, на сегодня хватит? Он мне нужен по делу об убийстве Стрелковых, – устало объяснила Лена. – Конечно, позвони, вдруг он меня завтра сможет принять?

– Завтра суббота, – напомнила мать, изящно разламывая тонкими пальцами печенье и откладывая половинку на блюдце. – Нормальные люди в выходной деловые встречи не назначают.

– Городов у нас не совсем нормальный, – усмехнулась Юлька, – так что все в порядке. С утра и позвоню. Если не запил – найдет время.

– А он пьет? – удивленно спросила Наталья Ивановна. – Мне казалось…

– Вот именно: вам казалось. Алексей Алексеевич умеет казаться трезвым, когда это необходимо. А так тот еще выпивоха. Творческие же люди, что с нас взять! – рассмеялась Юля.

Утром Лена схватила телефон раньше, чем открыла глаза. Ни сообщений, ни пропущенных звонков. Собственно, она была уверена в этом, но всякий раз, конечно, надеялась и проверяла почту с замирающим сердцем. Кольцов не позвонил, не написал – как обычно.

На раскладушке заворочалась Юлька. Вскинула из-под одеяла руки, пробормотала: