– У тебя пять минут, – проронил герцог и отвернулся.

  Всхлипывая и заливаясь слезами, Кэти поднялась с колен, сняла с себя дорогую одежду и надела принесенное отцом платье.

– Переоделась? – не оборачиваясь, спросил он.

– Да… – Кэти стояла босиком в сером холщовом платье до пят, и плечи ее дрожали от сдерживаемых рыданий.

– Услышу хоть звук по дороге, пожалеешь, – грозно произнес отец, повернувшись к ней, потом взял ее за руку и повел какими-то длинными лабиринтами коридоров, переходами и крутыми лестницами.

  Шли они долго. Наконец, поднявшись по длинной винтовой лестнице, герцог постучал в большую, окованную железом, дубовую дверь, и та тут же распахнулась. За ней стояла дородного вида женщина с грубыми чертами лица.

  Герцог прищелкнул пальцами и поднял вверх один палец. Женщина согласно кивнула и, промычав что-то нечленораздельное. Затем взяла Кэти за плечо провела ее через свою небольшую каморку, отодвинула засов на двери в самой дальней ее части и достаточно грубым движением втолкнула Кэти внутрь.

  Кэти оказалась в достаточно просторной комнате с кроватью, накрытой шерстяным одеялом, и камином. Все стены комнаты были увешаны коврами, ковер лежал и на полу, а вот мебели никакой в комнате не было. Не было даже стола. Пять небольших окон высоко под потолком освещали комнату каким-то таинственным светом. Кэти опустилась на кровать, испуганно ожидая, что будет дальше. События не заставили себя долго ждать. Ее охранница, как сразу ее окрестила про себя Кэти, вперевалочку медленно вошла в комнату с охапкой дров, уложила их в камине и развела огонь. Потом подошла к сидящей на кровати Кэти, указала рукой ей на дверь, из которой вошла, погрозила пальцем и снова промычала что-то нечленораздельное.

– Я не буду убегать, мне некуда бежать… – всхлипнув, проговорила Кэти, но, вспомнив, что отец говорил, что служанка не только немая, но и глухая, отрицательно помотала головой, потом легла на кровать и, уткнувшись в подушку, заплакала.

   Охранница постояла над ней, потом, придержав ее одной рукой, немного неуклюжим движением вытянула из-под нее одеяло и осторожно укрыла ее, после чего, тяжело вздохнув, вышла из комнаты.

  Чуть повернув голову, Кэти сквозь слезы посмотрела ей вслед и подумала, что может она и не такая суровая, как кажется на первый взгляд.

  Однако следующее утро заставило Кэти усомниться в правильности такого вывода.

  Рано утром охранница жестко потрясла ее за плечо, а когда Кэти испуганно отстранилась, резким движением сбросила с нее одеяло и стащила перепуганную Кэти с кровати. Потом указала рукой на угол комнаты ближе к двери, ковер теперь там был завернут, а на полу стоял большой таз и два кувшина с водой. Затем она приподняла подол ее платья и, подергав за него, указала на кровать.

  Ничего не понимая, Кэти испуганно замотала головой. В то же мгновение охранница с такой силой ладонью шлепнула ее, что Кэти вскрикнула. Охранница вновь указала на ее платье, кровать и таз, а потом, подняв из таза мочалку и мыло, протянула ей. Сообразив, что ей грозит всего лишь процедура купания, Кэти решила выполнить все требования. Незаметно вместе с платьем она сняла ключ герцогини и, спрятав его внутри платья, облегченно вздохнула.

  Однако радоваться было рано, вода оказалась такой холодной, что Кэти, не раздумывая, выпрыгнула из таза, но тут же была поймана. Охранница снова с силой шлепнула ее, а затем, схватив за волосы, заставила залезть обратно в таз. Смирившись, Кэти покорно растирала мочалкой тело под потоками холодной воды, после чего охранница протянула ей полотенце и кивком указала на платье, лежавшее на кровати.

   Кэти вытерлась и оделась. Охранница забрала полотенце и скрылась за дверью, а через минуту вернулась с миской и ложкой. Взяв их, Кэти увидела, что это та же самая каша, которую заставляла их есть по утрам леди Гиз, и которую она терпеть не могла. Только теперь каша лежала не на красивой тарелке, а в миске, и от этого казалась еще более невкусной. Тяжело вздохнув, Кэти уселась на кровать и принялась за еду. Ее охранница тем временем вынесла таз и кувшины, вытерла пол и, расправив ковер, вышла. Вернулась она минут через десять, забрала миску с еще недоеденной кашей и ушла. Кэти думала, что она скоро возвратится, но охранница пришла лишь к обеду. Отдав Кэти миску с супом и кусок хлеба, она удалилась. Кэти ела не торопясь, поэтому, когда охранница вернулась, суп был съеден лишь наполовину. Не обращая никакого внимания на ее слабые протесты, охранница забрала у Кэти недоеденный суп и унесла. На ужин Кэти получила кусок хлеба и кружку молока. Пока она ела, охранница вынула угли из камина, принесла дрова и развела огонь, потом, забрав пустую кружку, вышла и в тот день больше не возвращалась.

  Через несколько дней Кэти поняла, что такой распорядок останется постоянным, при этом выяснилось, что ее охраннице невозможно ни что-то объяснить, ни о чем-то попросить. Если Кэти стучала ей в дверь, она не слышала, а если, когда та приходила, бросалась к ней и, теребя за руку, пыталась изобразить, что что-то хочет, та некоторое время смотрела на эти попытки, потом сильно шлепала ее и уходила. Кэти плакала, злилась, пыталась даже ругаться, но это никак не действовало на ее мрачную надсмотрщицу. Она лишь утром заставляла ее вымыться под холодной водой, а больше ее не заботило ничего. Если Кэти не ела, она уносила миску, словно не замечая, что еда нетронута.

  Однажды вечером Кэти попробовала воспользоваться тем, что охранница разжигает камин, и тихо выскользнула за дверь. Однако оказалось, что дверь, ведущая из коморки охранницы на лестницу, была заперта на большой навесной замок, с таким огромным отверстием для ключа, что даже думать не приходилось, что ключ герцогини мог бы его открыть. Вернуться незаметно Кэти не успела. Охранница заметила ее исчезновение, вошла в свою каморку, за волосы вытащила оттуда Кэти, сильно отшлепала, потом забрала у нее хлеб с молоком, погрозила ей пальцем и, пробурчав что-то непонятное, ушла. Кэти испугалась, что охранница теперь совсем не будет давать ей еду, но уже следующим утром все вернулось к прежнему распорядку, и дни для Кэти потекли унылой однообразной чредой.

  Как-то поздно вечером, сидя на кровати и от нечего делать, наблюдая, как в камине горят дрова, Кэти заметила, что в ее комнату залетел ночной мотылек. Он сел на край ковра на противоположной стенке, у камина, а потом заполз под него, и Кэти решила его поймать. Она встала, отогнула край тяжелого ковра и изумленно замерла. За ковром скрывалась небольшая дверь. Кэти отогнула ковер еще больше. Потом торопливо, словно боясь, что дверь исчезнет, нащупала ключ герцогини у себя на шее, сняла цепочку, вставила ключ в замочную скважину и повернула. Дверь тут же тихо отворилась, Кэти вынула ключ и, не раздумывая, шагнула за дверь.

  За дверью было темно, но на ощупь Кэти определила, что находится на очень маленькой лесенке, круто спускающейся вниз. Она очень осторожно, ощупывая ногой каждую ступеньку, стала спускаться. Лестница привела ее к еще одной двери, открыв которую, Кэти оказалась в маленьком коридоре. Пройдя по нему, Кэти нащупала еще одну запертую дверь. Ключ герцогини подошел и к ней. Открыв ее, Кэти поняла, что эту дверь, как и в ее комнате, скрывает тяжелый, плотный ковер, висящий перед ней. Она уже хотела отодвинуть край ковра, как услышала голоса и испуганно замерла, боясь даже дышать.

– Мой государь, Вы зря отпустили послов султана ни с чем. Дружба с султаном не обязывает Вас ни к чему, однако дает возможность улучшить торговые отношения между вашими государствами и обеспечивает безопасность Ваших купцов, – Кэти узнала голос герцогини и поняла, что она обращается к королю.

– Они просили Елену Морен в жены султану.

– Вас удручает, что она была бы его четвертой женой?

– Нет, это как раз никакой роли не играет… хоть двадцать восьмой.

– Тогда что?

– Она не девственна…

– Откуда Вы знаете?

– Да уж знаю… и не понаслышке.

– Вы успели развлечься даже с собственной малолетней племянницей?

– Не преувеличивай. Во-первых, она не малолетняя, ей шестнадцать. А во-вторых, не надо обвинять меня в инцесте…она двоюродная моя племянница.

– Ваше Величество… ну как же так можно!? Когда?

– На балу у графини Морен, ее матери, недели три назад. Девочка сама мне вешалась на шею, а мать поощряла ее, в надежде, что я спишу им все долги их семьи. Я же не знал тогда, что послам султана она глянется, вот и решил, что раз все равно взять с них нечего, то пусть расплатятся хотя бы так…

– Как же это цинично, мой государь.

– То, что я циник ты должна была заметить уже давно. Но почему-то тебя до сих пор это не перестает удивлять. Так что, любезная кузина, я никак не мог заключить этот союз с султаном… Но если тебе в голову придет какая-нибудь мудрая мысль по поводу кого можно предложить султану в качестве его четвертой жены, я с удовольствием выслушаю тебя. Подумай об этом на досуге. Послов еще не поздно вернуть. Я очень аккуратно отказал им.

– А тут и думать нечего. Лучшей кандидатуры, чем Марианна Вам не найти.

– Да она же страшна, как даже не знаю что…

– Султану нужна не хорошенькая жена, а династически объединяющий ваши державы брак. Хорошеньких у него полный гарем наложниц. Он согласится на любую, поверьте мне, лишь бы она была Вам кровной родственницей и девственницей. Пошлите ему портрет Марианны и передайте послам, что лишь мысль о том, что ваши государства должны связывать более тесные узы, чем то родство, в котором Вы находитесь с той, кого они выбрали для их султана, вынудила Вас отказать им. И Вы надеетесь, что султан не откажется от Вашего предложения, если конечно, ничего не имеет против более близких уз, которые будут в этом случае связывать ваши державы.

– Алина… я поражен… ты прирожденный дипломат.

– Хотите отправить меня куда-нибудь в качестве посла? – рассмеялась герцогиня.

– Ты что, правда, считаешь, что я могу захотеть такое? – голос короля приобрел явно озабоченный оттенок. – Да я ни за что на свете не отпущу тебя… Ты мне нужна самому… Что я буду делать без твоих советов?

– Ой, милорд… у Вас и без меня полно советчиков.

– Лишь ты искренна со мной… и только ты смогла предупредить меня о Ларине… Думаешь, такое забывают?

– Про Ларину Вы и сами могли догадаться… уж слишком она была настойчива. Не Вы выбрали ее, а она Вас, и понять почему, поразмыслив на досуге, Вы могли бы и сами… Кстати, что с ней?

– Неделю назад ее казнили… Церковь обвинила ее, как ведьму, в пособничестве дьяволу. С ней долго не церемонились.

– Мой государь, – голос герцогини дрогнул, – зачем Вы так? Ведь это была не магия, это был банальный яд, причем не смертельный.

– Эта тварь хотела, чтобы я оказался полутрупом, неспособным даже встать с кровати, а ты жалеешь ее?

– Аутодафе я бы не пожелала даже врагам…

– Она не враг, она хуже… враги не боятся показать лицо и сражаются в открытую… А тем, кто действует исподтишка место лишь на костре. Ясно тебе? – с напором произнес король и вдруг после минутной паузы голос его совершенно изменился, – Алина, Алина… Ты что так побледнела? Черт, я совсем забыл, что ты беременна и сейчас на все так реагируешь. Садись сюда… Вот так… Не надо так переживать… успокойся.

– Милорд… Ведь получается, что именно я обрекла ее на такую смерть… Какой ужас…

– Да нет никакого ужаса… В ее доме действительно нашли предметы, свидетельствующие о колдовстве. Было проведено расследование…

– Какие предметы? Свечи, миски, ножи и какую-нибудь отрубленную голову курицы в мусорном ведре? Да такие вещи есть в любом доме.

– Алина… нет, конечно… Мне говорили, что нашли у нее, я только забыл… там очень специфичные названия. Если хочешь, я сейчас в шкафах с книгами найду фолиант про то, что и как используют ведьмы, я помню, был здесь такой, посмотрю, вспомню и покажу тебе.

  Послышались шаги. Потом через какое-то время вновь зазвучал голос короля:

– Вот, нашел, смотри… Вот это, это и это нашли в ее доме.

– Действительно нашли все это?

– Я клянусь тебе. Ты же знаешь, я никогда тебе не лгал…

– Странно… я не чувствовала направленной на Вас черной магии… хотя… ну конечно, судя по тому, что Вы мне показали… магия любви и приворота… Интересно, она на Вас не подействовала и после этого в ход пошел яд или сначала в любом случае должен был быть яд, а к привороту лишь шли приготовления?

– Что тут интересного, Алина? Мне вот абсолютно без разницы, что сначала, что в конце… Я просто рад, что с твоей помощью удалось эту тварь обнаружить и воздать ей по заслугам. А остальное меня мало трогает.

– Ну что ж, это утешает, что были явные основания для такого приговора… Хотя мысль о такой кончине кого бы то ни было меня ужасает.

– Как истинная христианка, ты должна знать, что это удел всех, кого уличили в колдовстве.

– Не надо, мой государь… давайте оставим эту тему… мне очень тяжело об этом думать.

– И не надо. Вот яблочко возьми, скушай, тебе полезно.

– Не хочу ничего… сейчас мне плохо даже от мыслей о еде.

– Яблоко, это не еда… Не упрямься, хоть укуси разочек… Ты стала такая капризная… ужасно.

– Я вообще стала ужасная… Еле хожу, отвратительно выгляжу… кошмар.

– Выглядишь ты великолепно, не придумывай. Беременность тебе необычайно к лицу. Мне так даже очень нравится. Хотя ты мне нравишься и небеременная… Ты мне в любом состоянии нравишься. Герцог не понимает, какое рядом с ним сокровище. На его месте я бы не отпускал тебя от себя ни на шаг.

– Считаете, он недостаточно ценит то, что я рядом с ним?

– Абсолютно не ценит… Я сожалею, что заставил тебя вступить с ним в брак. Не могу его видеть рядом с тобой… он недостоин тебя… Если бы не твоя беременность, я бы настоял на вашем разводе и сумел бы добиться одобрения церкви… Все портит твой будущий ребенок, если он родится, ваш брак будет считаться нерушимым… Кстати, когда герцог мне сказал о твоей беременности, я чуть не убил его… но вовремя сообразил, что к чему… и что смерть уже второго твоего супруга, причем мной же выбранного и вновь от моей руки, ты мне точно не простишь…

– Ребенок не может ничего портить. Это дар Господа. Как он может что-то портить? К тому же в любом случае Вы не добились бы развода, Вам было бы необходимо и согласие герцога тоже.

– Алина, не смеши меня… никуда бы он не делся, и согласился бы на развод… Ты же знаешь, я умею очень хорошо уговаривать…

– Милорд… я умоляю, давайте оставим эту тему. Я жду ребенка и здесь ничего не изменить. Или Вы хотите, чтобы я потеряла его?

– Алина, Господь с тобой… Как ты могла подумать такое? Я догадываюсь, что будет если ты потеряешь ребенка… К тому же если вдруг это будет мальчик, я заставлю Тревора передать титул ему, тебя сделаю опекуншей, а его ушлю послом куда-нибудь далеко и надолго… Это будет великолепно. Или ты уже простила его за "вашу первую брачную ночь", а?

– Я умоляю: хватит! Я не могу больше слушать подобные речи. Вы бы лучше свою новую фаворитку очаровывали, а меня оставили в покое! Меня и так постоянно мучают тяжелые предчувствия, а тут еще Вы такое говорите…

– Алина, выбрось все из головы… Тяжелые предчувствия мучают всех беременных женщин. Королева вон перед каждым нашим ребенком рыдала, что не вынесет родов и точно умрет… и ничего жива до сих пор. Я пришлю тебе лучшего доктора, все будет хорошо… Хочешь, уже завтра пришлю? Он не отойдет от тебя ни на минуту… Или ты что-то видела и что-то знаешь, но скрываешь от меня?

– Ничего я не видела… можете не волноваться… Вам ничто не угрожает.

– А тебе?

– Не знаю… Мне просто как-то не по себе и что-то тревожит.

– Тогда все это ерунда… Обычное состояние беременной женщины. Подожди еще пару месяцев, и ты будешь сама смеяться над всеми своими страхами и предчувствиями.

– Может быть… хорошо бы, если так… – пробормотала герцогиня, и Катарина услышала звук отодвигаемого то ли стула, то ли стола, после чего герцогиня продолжила: – Если позволите, мой государь, я бы оставила Вас. Я очень устала, и хотела бы пойти лечь…

– Конечно, иди. Завтра я пришлю тебе доктора.

– Вы несказанно заботливы, особенно учитывая, как Вы относитесь к моему будущему ребенку…

– Алина, я буду заботиться о твоем ребенке так же, как и о тебе. Обещаю. Хотя, что скрывать, конечно, мне очень тяжело, что этот ребенок не мой… как и то, что кто-то другой имел то, чего я не смог добиться … я бросил бы к твоим ногам все, если б ты только согласилась… стоит тебе даже сейчас сказать лишь слово…

– Мой государь!

– Все, Алина, все… я молчу… не нервничай… тебе это сейчас вредно… Пойдем, я сам провожу тебя… Ну что ты так разнервничалась? Даже руки дрожат, и побледнела опять вся… ну нельзя же так… Я прямо сейчас пошлю за врачом, пусть все время будет при тебе.

  Послышался звук удаляющихся шагов, и все стихло. Катарина осторожно выглянула из-за ковра.

  Пред ней была большая комната в виде кабинета с книжными шкафами вдоль стен, небольшим очень изящным письменным столом и двумя креслами посередине. На столе лежало красивое румяное яблоко и раскрытая книга, с пожелтевшими от времени страницами.

  Катарина подошла к столу, схватила яблоко и с удовольствием впилась зубами в сочную мякоть. Она так давно не ела никаких фруктов, что сейчас это яблоко ей показалось самым вкусным, из всего того, что она хоть когда-нибудь ела. Доев его почти без остатка, Катарина заинтересованно взяла в руки старинную книгу с гравюрами и начала листать. Потом, чтоб было лучше видно, подошла к светильнику у стены, и в это время раздались шаги. Понимая, что если будет класть книгу обратно на стол, ее могут поймать, она вместе с книгой ринулась в открытую дверь за ковром и испуганно замерла, отскочив в сторону и прижавшись к стене.

  Она слышала, как кто-то вошел в комнату, затем послышалось легкое потрескивание, и за ковер проник характерный запах загашенных свечей. А потом шаги удалились. Катарина догадалась, что кто-то из слуг, загасив свечи, ушел, и облегченно вздохнула. Она хотела осторожно вернуться и положить на место книгу, но в темноте зацепилась за дверь, и та с легким щелчком закрылась.

– Тьфу ты… – пробормотала Кэти, дернула дверь и поняла, что та заперта. Тогда, перехватив поудобнее книгу, она потянулась за ключом. Однако цепочки с ключом на привычном месте не оказалось. Кэти вспомнила, что положила ключ на стол, когда брала яблоко и поняла, что потеряла возможность вновь открыть захлопнувшуюся дверь.

  Кэти стала испуганно пробираться обратно, боясь, что остальные двери тоже захлопнутся, и она окажется запертой в этом темном узком коридоре навсегда. Однако все двери, ведущие в ее комнату, оказались открытыми.

  Добравшись до своей комнаты, она облегченно вздохнула и села на кровать. В камине догорали дрова, освещая все вокруг мерцающим, неверным светом. Кэти спрятала книгу себе под подушку и, укрывшись одеялом, принялась осмысливать все произошедшее и незаметно для себя провалилась в сон.

  Сны ей снились мрачные и пугающие… Кто-то склонялся и злым шепотом произносил слова короля: "Все портит будущий ребенок, если он родится, брак будет считаться нерушимым… нерушимым", "Если бы не беременность, я бы настоял на разводе и сумел бы добиться одобрения церкви…", а потом: "если будет мальчик, я заставлю Тревора передать титул ему, и ушлю его послом куда-нибудь далеко и надолго… далеко и надолго" Кэти пыталась бежать куда-то, но в серой липкой мгле отовсюду высовывались злые черные тени, которые смеялись над ней и кричали: "Ты пропадешь здесь… никто не вспомнит о тебе… отец уедет далеко и надолго, а ты умрешь здесь… Останется лишь она и ребенок… она и ребенок". Они хватали и тянули ее куда-то вниз, в темноту, и она никак не могла вырваться от них.