. – Смотрите, это рыбы. И произвел же Бог таких уродов.
Улыбнувшись неопытностей повара в видах рыб, которых Антипа много видел в Риме, он с довольным видом кивнул.
– Их можно есть, уверен, на вид они вполне кошерны.
– Да! – Обрадовался Исаак. – Раббе, проверив чешую и плавники, их разрешил на завтра подавать.
– Тогда пусть будут. Вот удивятся гости на пиру…
Послышался мерный топот ног и звон металла. Мимо открытого дверного проема по кухни промаршировали десять стражники, в иной, чем в войсках Антипы, одеже. На отдельных носилках, под прозрачной тканью, сверкал деревянный позолоченный трон.
Тетрарх выглянул из проёма кухни во внутренний двор. Исаак покатился за ним, преувеличенно внимательно слушая Антипу.
– Приехал брат. Конечно, свой трон он не забыл. Таскает за собой, боясь, что кто-то усомнится в его возможности судить свой собственный народ. Когда кидаются за помощью к нему, он может трон на улице поставить, призвать священника и суд судить.
Отвлёкшись от ритмических взмахов опахала, Раб выглянул на улицу. Там было интереснее и можно спокойно дышать. Заметив простаивание раба, Исаак прихватил со стола баранью ногу и с размаху треснул его по плечу. Раб отскочил в сторону, судорожно замахав опахалом.
В кухню неспешно вошел пожилой Менахейм. По нему можно было проверять правильность одеяний правоверного еврея. И верхняя одежда, и платок, и пояс, обувь и даже посох – всё по канонам.
– Тетрарх Антипа! К вам прибыл брат Филиппа. Отправил он в казармы свою охрану и сам спешит сюда.
Высказавшись, советник развернулся и ушел, не объясняя куда стуча посохом. Никто не удивился, все привыкли к поразительному доверию, который Антипа оказывал своему воспитателю, а теперь советнику.
Медленной походкой Антипа возвратился к горячей плите. Исаак опередил его, успев ткнуть кулаком в бок полуголого помощника, задумчиво разглядывающего варево в котле.
Вытянув руку с длинным древком опахала, раб старался и господина охладить, и остаться на улице.
Неожиданно, со стороны внутренних покоев в кухню стремительно вошел высокий Филиппа. Одет он в летние одежды иудеев, только меч и пояс из Рима. За ним сунулась свита: начальник стражи – короткий и широкоплечий Бэхор, солидный Первосвященник Савел и двое помощников, но, ощутив жар печей, остались в дверях.
Раб, увидев, Филиппа и его военачальника Бэхора, в два прыжка оказался рядом с Антипой и замахал опахалом с утроенной силой.
Лицо Филиппа при виде брата изменилось с серьёзного на «благостное». Раскинув руки, он пошел к Антипе.
– Не сомневался, что здесь, на кухне, найду тебя.
Антипа пошел навстречу, тоже готовый к объятьям.
– И как же ты проводишь время, брат? Считаешь прибыль, служишь Богу и покупаешь наложниц новых?
Братья осторожно обнялись, посмотрели в глаза друг другу, Антипа был на полголовы ниже брата. Филиппа отстранился первым.
– С полезным перерывом на войну. Кочевники откусывают урожаи. Ещё поездки по стране. Всё время я в заботах, суд сужу. Отбил уж руки, воспитывая в людях справедливость.
Чуть отступив назад, Филиппа оценил простоту одеяния брата, но сморщился из-за римского стиля одежды.
– Я помню, ты начал в год ходить. И так уверенно пошлепал по каменным полам дворца. А мачеха моя, твоя родная мама, шла за тобой. На попу шлепнулся ты только у печи. И каждый день затем на кухню шел, тебе там было интересно.
Не желая вспоминать не самое счастливое детство, Антипа оглянулся на свиту брата и тихо ответил:
– Нет, печку я не помню. Маму помню. Филиппа, ты пробовал паштет из печени из голубиной?
Услышав слова тетрарха, Исаак тут же зачерпнул паштета из глиняной посуды и протянул плоскую ложку Филиппе, но тот отвернулся.
– Оставь, не приставай. Антипа ведь я приехал на день раньше с тобой ругаться.
По привычке, выработанной с детства Антипа, опасаясь резких действий старшего брата, зашел за широкий разделочный стол.
– Я не хочу.
Филиппа нечаянно смахнул локтем корзину со спелыми фигами, и они сладкими горками расплющились на полу.
– Я тоже. Но как ты мог пойти на сделку с Римом и для себя лишь одного о привилегиях заговорить?
Взяв из небольшой копны зелени пучок укропа, Антипа повертел его в руках, положил обратно и понюхал пальцы.
– Филиппа, Итурея и область Трахонии, которые тебе отдали при разделе, богаты очень. Тебе ведь выплатить налог – всего лишь исполнить лёгкий долг перед великим Римом. Моим же областям хочу я послабленье.
Не вслушиваясь в разговор братьев, Исаак сделал округлое движение руками, пугающе вытаращил глаза и на разделочный стол моментально поставили высокое блюдо с фруктами и второе, широкое и искусно расписанное, с жареными цыплятами. Два виночерпия одновременно налили в два стеклянных бокала вино. Филиппе – густое красное, Антипе – прозрачно белое, с золотистой искрой.
Братья, не прекращая разговора, подняли бокалы. Антипа пил медленными глотками, смакуя. Филиппа сразу отпил половину.
– Антипа – удивил! Да неужели ты начал думать о несчастиях других? А! Значит, Иоанн, тот самый, что в Иордане перекупал две тыщи человек и всем внушает, что придет очередной Спаситель, тебе советом помогает быть гуманней.
У прожаренного цыплёнка Антипа отщипнул крылышко, Филиппа оторвал половину птицы. Стал виден необычный узор блюда – геометрический узор, переплетённый розами. Антипа провёл по нему пальцем.
– Мне интересно общаться с Иоанном. Я вечерами иду к нему в подвал, иль в залу приглашаю. Он многое о правде говорит. Мне кажется, что стал я рассудительней.
Держась ближе к стене, в кухню зашла Нубийка и поманила к себе Исаака. Повар, облизнув толстые сальные губы при виде ладной фигурки девушки, поспешил к ней, прихватив из груды винограда в корзине большую кисть.
Огромный Филиппа хлопнул худого Антипу по плечу.
– Не льсти себе. Ты стал тетрархом – пей и развлекайся. Политику, налоги, и торговлю оставь советникам своим.
Допив вино, Антипа постучал по кубку пальцем, и виночерпий заново его наполнил.
– А Иоанн считает, что самому мне стоит напрягаться и рассуждать, как будет лучше для страны. Вот, кстати, о воде. Пора водопровод и акведуки нам подновить и удлинить дороги.
Прихватив вторую половину цыплёнка, Филиппа размахивал ею, пока смеялся над братом.
– О, Бог мой, Ягве[8]! От брата слышу воды рассуждений. Решай, как хочешь с акведуком, и, если хочешь, устрой здесь хоть фонтаны во дворе… Но только подскажи, что сделать, чтобы налоги сократить? Твой друг Вителлий[9], несомненно, прибудет на День Рожденья.
Антипа, поставив бокал на стол.
– Не знаю. Формально приглашение ушло… Мне с Финикийцами важнее поговорить. Вдруг нас поддержит в противодействии римлянам?
Кинув на блюдо обглоданные куриные кости, Филиппа сверху посмотрел на младшего брата со спокойным сожалением и понизил голос.
– С ума сошел. Забудь о бунте. Римляне не считают нас за людей. Распять и подавить восстанье – им плюнуть раз. Да если б не налоги, которые мы платим, давно бы стёрли нас с земли.
Антипа дождался от виночерпия нового наполнения кубка, еле сдерживая гнев.
– Быть может… Но я хочу царём быть настоящим, а не тетрархом. Тиберий сегодня Римский Цезарь и мне благоволит, воспитывался я подростком рядом, в Риме. А Цезарь любой последующий, конечно, если не Вителлий им будет, – враг нам. И Иоанн Креститель со мной согласен.
Резко развернувшись, Антипа вышел из кухни, на ходу допивая вино.
Повар Исаак переключил своё внимание на рабыню Нубийку и стал притираться к округлому гладкому бедру. Рабыня высилась над ним на целую голову. Она ела виноград и следила за действиями Филиппа. Плотоядный взгляд повара Нубийку не волновал.
После ухода брата, Филиппа повернулся к начальнику своей охраны.
– Бэхор, ты слышал? Подвального советника пора давить, он слишком умный. И где Иродиада?
Выслушав нашептывания одного из помощников, Бэхор командным голосом прокричал:
– Она в покоях светских, царь.
Филиппа чуть поморщился от громкого голоса помощника.
– Иду с ней говорить. И не забудь напомнить, чтобы завтра мой трон отправили в зал пиршества.
Услышав имя госпожи, Нубийка перестала откусывать ягоды от грозди, развернулась и, отмахнувшись от Исаака, первой выбежала из кухни, мелькая пятками и теряя виноградины.
Дворец. Светские покои Иродиады.
Длинные косы Иродиады теперь уложены в простую причёску. Рахиль, высунув кончик языка от старательности, скрепляла причёску двойными деревянными булавками.
Рука Аслима макнула тонкую кисть в крохотный серебряный кувшинчик с сурьмой. Кисть осторожно двинулась по нижнему веку Иродиады. Чуть не оборвав полог над дверью, в покои вбежала Нубийка. От её вопля рука Аслима, дрогнув, увела чёрную полосу краски от глаза в сторону.
– Там, там Филиппа, брат нашего царя! Он, он сердит, и он идёт сюда.
Иродиада с удивлением оглянулась на рабыню.
– О! Заголосила, впервые за неделю, дура. Хотя, конечно, Филиппа грозен и может испугать. Ты повара Исаака, конечно не позвала…
Едва пришедшая в себя Нубийка стала задыхаться от страха.
– Я, я, я…
Вглядевшись в своё отражение в высоком зеркале, Иродиада продолжила слова рабыни.
– …Растерялась. Оно и к лучшему, не надо Исаака.
Сдерживая дрожь в руке, Аслим продлил чёрную линию под левым глазом Иродиады и отложил кисть.
– Иродиада, отвлекись. Куда бы спрятаться? Боюсь с ним встретиться нос к носу.
От испуга Советник спрятал руки между колен, смяв ткань длинной рубахи.
Нубийка с ходу заползла под диван. Рахиль спряталась под стол, изнутри поправляя складки скатерти.
Иродиад осталась спокойной.
– Аслим, остынь. Сядь в угол, вон туда, на кресло, и сверху накинь портьеру. Когда войдет Филиппа, старайся не дышать. Все знают – он ненавидит грех Содома. Приверженца ведь может и прибить. Минут пятнадцать будет шумно. Все, что он здесь наговорит, ты забываешь. Ясно?
Вскочив со стула, Аслим забрался в кресло и накинул на себя портьеру.
– Предельно ясно.
Поправляя волосы, Иродиада чуть повысила голос.
– Всем ясно?
Из-под дивана, из-под столика, из-за портьеры донеслось дружное:
– Всем. Всем. Всем.
Из коридора послышался грохот шагов и лязг оружия. У входа в покои встал начальник стражи Бэхор.
Резко войдя в покои Иродиады, Филиппа оборвал край полога на входе и не заметил этого.
– Приветствую, Иродиада. Прекрасно выглядишь. Теперь спрошу о главном! Так почему Антипа всех слушать перестал?
Иродиада встала со скамьи. Она невысока и еле доставала Филиппе до плеча.
– Я думаю, царю все надоели. Он собеседника нашел поинтересней. В темницу ходит, к Иоанну. Я тоже иногда хожу с ним – поговорить, порассуждать, спросить совета… Одной к мужчине заходить нельзя, Закон не позволяет. Хотя… Закон не разрешает нам разводов, а я при муже, при живом, взяла и вышла замуж за другого… – Не меняя тона, Иродиада продолжила… – Наверное, для соблюдений правил, Филиппа старшего нам надо было умертвить.
Подойдя к столику, Филиппа с любопытством ребёнка рассматривал свитки книг, среди которых стояли десятки кувшинчиков, флаконов, разбросаны снизки бус и груды браслетов. Говоря, он перебирал сильными пальцами драгоценности.
– Филиппа старший отлично понял твой характер и вовремя сбежал на Север, в Испанию, смиренно отказавшись от части Иордании, Иудеи и тебя. – Уколовшись о булавку броши, он пососал каплю крови, выступившую на пальце. – Антипа не пойдет на то, чтобы освободить того, в подвале, и выгнать. А, может, ты поможешь? – Взяв золотое ожерелье, сплетённое в виде цветов персика, он качал его на пальце, любуясь. – Мы ведь всегда друг друга понимали…
Взяв из руки Филиппа ожерелье, Иродиада кинула его на столик.
– Нет, я не собираюсь брать на себя политиков работу. Своих грехов хватает свыше меры. Тебя же никто сюда не звал. – Иродиада показала мизинцем на военачальника Бэхора у входа, с интересом заглядывающего в щель оборванного полога. – Охране, разве можно смотреть на неодетую царицу?
Сделав шаг назад, Бэхор скрылся за тяжелой тканью.
Филиппа схватил Иродиаду за предплечья.
– Иродиада, не зли меня. Поможешь избавиться от сумасшедшего в темнице, я двух коней и лучшей масти, тебе в подарок дам. Поможешь? Иначе я расскажу Антипе такое из давней жизни нежной Иродиады, что он тебя…
Не вырываясь, а только пристально глядя Филиппе в глаза, Иродиада слегка улыбнулась.
– Антипа знает, что всё это поклёп. Филиппа, ты не будь наивен, упрямство государя вошло в пословицы и если он захочет что-либо сильно, то добивается. На мне греха прелюбодейства нет. Меня Антипа любит. Понадобиться выбрать, он выберет жену, не брата.
Вытянув руку, Иродиада отстранилась от Филиппа, старающегося её поцеловать.
– Ты ведьма, Ида.
– Ведьма, ну и что ж? А ты, наверное, используя рабынь или наложниц подвластных, мечтаешь обо мне… – Вскинув руки, Иродиада изогнулась, как при начале танца. – Кто требовал меня убить за невыполнение закона брака Иудеи?
Руки Филиппы, обжимая тело племянницы, плотно прошлись по телу, вниз. Тетрарх встал на колени и обнял ноги Иродиады.
– Я проклял день, когда из Рима вернули нам Антипу. Так было всё спокойно… И ты вдруг решаешься на брак второй. Ну почему не я?
В медленном танце, Иродиада преступила через руки Филиппы и встала в двух шагах от него.
– Но в арамейском языке такого слова как «развод» – не существует. Антипа вырос в Римском плене, почётном… но не этом суть. И после многих лет стал думать по-другому. Не узок ум его и правила придумывает сам. Он может воспринять не только религиозные запреты, но создавать другие мысли. О свободе, о равенстве и даже о любви. Да, кстати о любви… Меня ты можешь получить в гораздо лучшем варианте. Спокойнее, моложе и милее. Женись на дочери моей, на Саломее. Она воспитана по-царски, законы Иудеи соблюдает, короче идеальная жена… – Чуть замедлив танец, Иродиада скупо улыбнулась. – Нам очень нужен царский титул.
Медленно поднявшись с колен, Ирод Филиппа тяжело посмотрел на Иродиаду.
– Жена-ребёнок мне не нужна, наложниц-девочек в дому хватает. Поговорим о более серьёзном.
Сделав шаг назад, Иродиада повернулась к зеркалу и стёрла слишком длинные полосы сурьмы под глазами.
– Ну, а насчет Крестителя – запомни! Никто из вас его не тронет. Он из колена Израилева – священников. Его нельзя «за просто так» убить иль выгнать. И хватит перед праздником об этом. Тебе пора, Филиппа. Уходи.
Смахнув пот со лба, Филиппа глубоко вздохнул. Взгляд его, затуманенный желанием, прояснился. Распрямив плечи, он вышел в коридор, не оглядываясь. Коренастый Бэхор поспешил за ним, гремя оружием.
Челядь выползла из укрытий.
Хлопнув в ладоши, Иродиада показала на темные одежды, лежащие на подушках дивана, и Рахиль подхватила платье, помогая царице одеться.
Взяв кисточку, Аслим собрался заново накрасить Иродиаду, но та отвела его руку.
– Теперь быстрее уходите.
Рахиль и Нубийка, не дожидаясь повторения приказа, быстро скрылись, перешептываясь.
Аслим встал перед царицей.
– Я обсудить хотел посуду на столах.
– Иди, иди, ты сам всё знаешь. Забыл, что в это время ко мне приходит тайный «друг»?
Женским жестом Аслим бросил кисточку на столик.
– Да знаю я. Зануда из зануд. О Боге рассуждает поминутно, а сам боится каплю власти потерять. И слишком часто он тайно зовет к себе рабынь на вечер, а иногда и по две штуки разом. Кровь играет.
– Всем Анна говорит, что для его женитьбы его супруга ещё должна расти лет пять[10].
Рассмеявшись, Иродиада легко коснулась пальцами щеки Аслима.
– Ты надоел мне. Иди, займись убранством зала для торжеств.
С расшитого пояса, звенящего амулетами, советник снял тонкий хлыст и взмахнул им, слушая звук.
– Иду.
Аслим вышел в одну сторону, поигрывая резным посохом, а из противоположной портьеры появился Первосвященник Анна, молодой надменный человек, с аккуратной длинной бородой, одетый в серые льняные одежды, но со множеством украшений. Его посох так же украшал сложный узор, а изгиб ручки венчало серебряное яйцо.
Золотой обруч на лбу, придерживающий длинные волосы под полосатым покрывалом, был не меньше двух пальцев толщиной.
Зная любовь Анна к внешним соблюдениям приличий, Иродиада низко склонила голову.
– Приветствую Вас, Первосвященник Анна.
Анна потрогал рубин охранительного амулета на груди, заранее замаливая грех общения с неправедной женщиной.
– К нам прибыли семь караванов. Верблюдов, лошадей, овец пригнали сотни две голов. Но вот светильников для службы в синагоге не хватает. Пройдём, осмотрим новые подарки.
– Вам здесь не хочется поговорить?
Во взгляде и голосе Иродиады сквозила холодная неприязнь.
Показав на свои уши и на стены, Анна отрицательно повертел головой.
– Мне занавес не нравится. По цвету.
– Я поняла, пойдемте.
Прихватив тёмный платок и закалов его серебряными фибулами по краям, Иродиада поспешила за Первосвященником.
Они молча шли по тёмному коридору, почти бесшумно, но у священника звенели драгоценности и негромко постукивал посох. Иродиада на его фоне смотрелась праведной скромницей.
Внутренние помещения дворца Махерона.
Из торжественного зала слышны звуки передвигаемой мебели, переговоры рабов, покрикивания Аслима.
В зале стояли четыре простые колонны с обкусанными сквозняками краями. На лавках навалены ткани, рабы заносили изысканные римские клинии и десятки стульев. Сбоку одного из двух длинных столов, не обращая ни на кого внимания, сидел советник тетрарха Антипы, Менахейм, крутил в руках папирус. Рядом в почтении стоял купец Мойша. Одет гость был, что называется «на выход», то есть почти во всё лучшее, тяжелое. Поэтому потел и нервничал, объясняя советнику суть вопроса.
– Прошенье написал на разрешенье землю прикупить. Мне пастбищ не хватает, а расширяться нужно.
– Я посмотрю… – Советник повертел в руках папирусы. – Позже…
– У ваших, у покоев, у охраны…
О проекте
О подписке