Сказано-сделано: с великой выгодой продал Эрик несколько соболиных сороков – подарок князя, и отправился с мошной к давешнему торговцу, прикидывая в уме, что хватит барышей не только заплатить в суде оговоренные деньги, не только выкупить маленькую рабыню, но и самого хозяина купить со всеми потрохами, что Эрик из него еще не повытряс!
В таких раздумьях Эрик не заметил, как вышел к дому работорговца. Хмыкнул, окинув взглядом высокую ограду. Возле ворот стояла вооруженная стража. «Крепко живет!» – решил Эрик и остановился. А когда попросил стражу передать хозяину о его приходе, ухмыльнулся в усы, представив, как обомлел бы вчерашний старикашка-судья, кабы узнал, что варвар, таращившийся на него придурковато, не хуже него понимает греческий.
Один из стражников, немолодой уже человек с посеребренными сединой волосами, ответил, что хозяин болен и никого не принимает. Эрик, однако, не для того проделал свой путь, чтобы уйти ни с чем.
– Доложите своему хозяину, что человек, виновный в его нынешнем состоянии, хочет видеть его и говорить с ним, – заявил он без тени сомнения в голосе.
Стражники переглянулись. По всей видимости, они знали, какие страшные изменения произошли с внешностью их и без того не слишком симпатичного хозяина.
– Я доложу, – наконец буркнул старший из охранников и исчез в глубине двора. Второй сразу же занял его место, воинственно поглядывая на Эрика.
Эрик смерил взглядом его фигуру и не без удовольствия понял, что, приведись, завалил бы юнца голыми руками, и не помогли бы ему ни меч, ни кинжал. На медведя ходил, а тут ишь ты! А почему такое в голову пришло, сам понять не мог. Велико, видать, было его желание выкупить маленькую рабу, если готов был безоружным идти на воинов ее хозяина!
И понимал ведь Эрик, что не для того посылал его князь в Константинополь! Не дело, конечно, в чужой стране такое творить, а что ж теперь поделаешь? Недаром, видать, еще будучи простым гриднем, прослыл он человеком своеобычным, даже княжью волю выполняющим по своему разумению. Быть может, за это и ценил его князь, за это к себе и приблизил.
Тем временем в дверях показался стражник. Он кинул на Эрика мрачный взгляд, и тот уж было решил, что торговец велит гнать с глаз долой своего вчерашнего обидчика. Но стражник коротко кивнул Эрику и сказал:
– Хозяин велел впустить тебя, только оружие отдай.
– Нет у меня оружия, – ответил Эрик, усмехнувшись. Сильно же напугался толстый торговец, коль даже в своем доме дрожит!
– А я проверю, – буркнул охранник и придвинулся к Эрику.
– Проверяй, – ухмыльнулся тот. – Хотя мне люди обычно на слово верят.
– Такому поверишь… – охранник быстро пробежал руками по телу Эрика в тщетной попытке найти припрятанное оружие.
– Сапоги сними, – сказал он, не обнаружив ничего подозрительного под одеждой.
Эрик одарил стража презрительным взглядом, но спорить не стал и, стянув сапоги, продемонстрировал их охраннику. Тот удовлетворенно кивнул.
Калитка, возле которой стояла охрана, вела в маленький внутренний дворик, сплошь заросший какими-то невиданными растениями. Во двор выходили двери двух построек. Одна из них, как решил Эрик, была хозяйским домом, а во второй, скорее всего, содержались рабы, предназначенные для продажи.
Стражник подвел Эрика к двери, возле которой сидел на корточках еще один охранник. Увидев чужака, он тотчас поднялся и повел Эрика дальше, а давешний вернулся на свой пост.
Пройдя по полутемным коридорам старого дома, Эрик оказался перед входом в большую комнату. Охранник велел Эрику подождать, а сам скрылся за занавесью, заменявшей дверь.
Через мгновение он появился вновь и, подав Эрику знак, что тот может войти, сам встал перед входом.
Эрик вошел и чуть не задохнулся. Внутри царила духота и мрак. Вся комната была устлана толстыми коврами и шкурами. Отчетливо пахло какими-то благовониями и клопами. На широченной кровати под балдахином лежал работорговец. Даже в полумраке виднелись багрово-синие отметины, которыми Эрик щедро разукрасил его лицо.
Торговец немигающим взглядом смотрел на Эрика и молчал, ожидая, когда тот начнет разговор. Не хотелось начинать, а пришлось – не молчать сюда пришел и не своей работой любоваться.
– Судья постановил выплатить тебе деньги по стоимости рабыни, которую ты вчера избивал, – без всякого вступления сказал Эрик и замолчал.
– Я знаю, – откликнулся гнусавым голосом торговец.
«Я ему и нос свернул! – ужаснулся в душе Эрик – Ну, теперь начнет лютовать!»
– Я принес тебе деньги.
Один глаз торговца сверкнул алчно. Второй бы тоже сверкнул, да заплыл под багровым кровоподтеком.
– Во сколько ты оценишь свою рабыню? – спросил Эрик.
Торговец молчал некоторое время, а затем тем же гнусавым голосом назвал сумму, на которую легко можно было купить не одну рабыню, а, по крайней мере пол-гарема. Эрик даже бровью не шевельнул – знал ведь, что захочет толстомясый торговец побольше денег содрать с пришлого человека, который на него руку поднял, да вместо каторги только штраф получил! Думает, видно, что подкупил судью и денег у него видимо-невидимо!
Торговаться Эрик не стал, отсчитал милиарисии с изображением толстоусого императора Константина, набрал сумму вдвое больше названной и протянул торговцу. Тот начал пересчитывать их и когда он понял, что денег больше, чем ожидалось, перевел на Эрика удивленный взгляд.
– Это за рабыню, – пояснил Эрик. – Я покупаю ее.
– Нет, – ответил торговец и протянул Эрику лишние деньги.
– Почему? – сквозь зубы процедил Эрик.
– Она уже продана, – равнодушно ответил торговец своим гнусавым голосом – и какая радость плеснулась в его взгляде. Хоть чем-то досадил проклятому варвару!
– Когда ты успел? – спросил Эрик, и в голосе его торговцу послышалась явная угроза. Он съежился под одеялом, но затем вспомнил, что у дверей стоит охранник, и немного успокоился.
– Она была продана еще вчера, – объяснил он. Но теперь придется подождать, пока с нее сойдут синяки – не могу же я продавать ее в таком виде.
– Откажи покупателю. Я покупаю ее!
– Не могу, – ответил торговец. – Ее хочет купить очень богатый и уважаемый человек. Но ты не волнуйся, у меня много красивых девушек, ты можешь купить любую из них.
Эрик понял, что торговаться бесполезно и, не произнеся больше ни слова, повернулся и вышел из комнаты. За его спиной скалился в гнусной улыбке торговец. Правда, из-за нанесенных накануне побоев улыбка получилась кривой, и торговец, застонав от боли, затих на атласных подушках, проклиная про себя славянских выродков.
Выходя из дверей дома, Эрик услышал, как стражники перемолвились о чем-то и загоготали. Эрик хотел было вернуться и узнать, что так рассмешило этих молодцов, но уловил в их речах кое-что и, хохотнув, удалился. Крепко не любили слуги своего хозяина, и не над чужеземцем смеялись сейчас, а над господской бедой.
На постоялом дворе еще никого не было: только два человека, приставленные к товару сторожами, резались в кости. Эрику они сообщили, что приходил императорский посланник и сообщил: завтра Эрика примет император Константин.
Эрик вздохнул и решил привести в порядок вещи, присланные князем Владимиром в дар императорам – в пути их хоть и хранили как зеницу ока, но мало ли что могло произойти в дальней дороге.
Когда на следующий день люди императора явились на постоялый двор, Эрик уже извелся в ожидании. Ради торжественного случая надел он припасенное новое платье и корзно – богатый плащ, подарок князя Владимира со своего княжеского плеча. И почет ему дал купец Скородум: четверо дюжих дружинников собрались вместе с Эриком ко двору. Он придирчиво оглядел сопровождающих: все было ладно, не стыдно перед византийским императором.
До Большого дворца Эрик со свитой ехал верхом, на конях, взятых ради такого случая на прокат все у того же владельца постоялого двора. Люди императора трусили вслед за ними.
Эрик видел, как пересмеивались его дружинники, да и сам не мог удержаться от улыбки – больно уж жалко выглядели императорские люди рядом с русскими воями.
Большой дворец был главной резиденцией императоров Византии. Великолепное здание насчитывало множество покоев, убранство которых не раз поражало послов и царствующих особ, побывавших во дворце. Но на самом деле роскошь Большого дворца была в большей степени показная. Среди императоров Византии были разные люди, попадались среди них талантливые и великодушные, мелочные и злые, жестокие и своенравные. Среди них были полководцы и ученые, пьяницы и развратники. Но одно роднило их – все они преуменьшали богатства Византии, раздавали и раскрадывали ее сокровища. Теперь уже для любого мало-мальски важного приема приходилось собирать по всему дворцу ценные вещи: ковры, посуду, украшения, чтобы выставить их на видном месте и тем самым пустить пыль в глаза несведущим в этом деле гостям.
Эрик, конечно, понятия не имел о нищей роскоши дворца, а потому был поражен, оказавшись в ломившихся от сокровищ, покоях. Прием был назначен в Золотой палате, в которой обычно императоры встречали иноземных послов и прочих важных персон.
Ждать перед входом в Золотую палату Эрику пришлось довольно долго. С той стороны двери раздавались какие-то неясные звуки и приглушенный гул голосов, из чего Эрик сделал вывод, что императорский почет несказанно велик.
Наконец двери открылись, и Эрик, а за ним и дружинники вошли внутрь. Любого, кто впервые попадал в Золотую палату, тотчас охватывало благоговение при виде огромного пространства, где слепящий свет нескольких сот светильников отражался в начищенных до зеркального блеска мраморных полах и играл бликами на позолоте, хрустале, украшавших зал. В углу его, на высочайшем помосте, помещался отлитый из чистого серебра, украшенный позолотой и эмалью Соломонов трон для императора Византии Константина, рядом с ним на троне чуть меньшем сидел соцарствующий император Роман. По обе стороны от императоров вдоль стен стояли многочисленные придворные. Выстроились они заранее по раз и навсегда заведенному порядку, учитывающему положение, занимаемое при дворе, и звание. Час приема приближался…
Когда Эрик переступил порог Золотой палаты, внутри царила полная тишина. Эрик пошел вперед, за ним следом двинулась свита дружинников. У многих из них в руках были дары, присланные императорам князем Владимиром.
Как только Эрик двинулся вперед, произошло чудо, которым императоры Византии любили поражать своих гостей. В тишине послышались мелодичные звуки и тихий звон – это на золотых деревьях, стоявших по бокам у входа, пришли в движение листья, а на их ветвях запели золоченые же птицы. Вслед за этим позолоченные львы, сидящие подле деревьев, начали бить хвостами и рычать, ничем не уступая свои живым собратьям.
Ничего подобного Эрику видеть не приходилось, и он, забыв на малое время свой обет ничему не дивиться, пошатнулся. Не устоять бы ему на ногах, кабы не евнухи, поддержавшие его под локти. Но лицо Эрика осталось бесстрастным, словно и не в диковинку ему были ожившие золотые птицы и львы.
Подойдя к трону императора, Эрик преклонил колени. Ведомо было ему, что этим он нарушает вековую традицию – падать перед императором ниц, но и то было ведомо, что он посланник князя, чья власть немногим меньше императорской.
Вряд ли императору пришлось по душе заносчивое поведение гордого русича, но виду он не показал – ни жилочки не дрогнуло на его лице, и внезапно он, восседающий в роскошном кресле, облаченный в пурпурный, золотом разузоренный дивитиссий, показался Эрику такой же золотой куклой с хитрым механизмом внутри, как птицы и львы. Сходство усугубил очередной трюк, имеющий целью впечатлить послов и потешить императорское самолюбие: с помощью какого-то скрытого механизма трон императора стал медленно подниматься над собравшимися.
В конце концов Константин поднялся на внушительную высоту, с которой и продолжал обозревать происходящее. Эрику этот трюк показался настолько смешным, что он не выдержал и усмехнулся. К счастью, такого рода неуважительное отношение к царствующей персоне осталось незамеченным.
Тут к Эрику подошел один из придворных и прошептал:
– Император ждет твоего слова!
Эрик отмахнулся от непрошеного советчика, как от докучливой мухи, чем вызвал приглушенные смешки в тесных рядах придворных. Склонившись перед императором, Эрик повел речь:
– Прибыл я по воле великого князя Владимира, правителя Руси. Проделав столь долгий путь, приехал я не с пустыми руками. Великий князь Владимир в знак совершенной любви, мира и согласия между народами русским и греческим шлет императору дары, просит их принять на многие лета.
Тут же из-за спины Эрика выступил первый из дружинников и положил перед троном великолепно сделанное оружие, затем вышел второй, третий, четвертый… Знали уже в Византии щедрость русских князей, и многим памятны были дары, данные княгиней Ольгой.
Не посрамил князь Владимир своей бабки: прислал императору белоснежные меха горностая и угольно-черные лисьи, дорогие самоцветы и редкостный горюч-камень, и вещицы из изукрашенного мастерами-умельцами морского зуба, и прочие ценности, при виде которых у многих царедворцев начинали алчно блестеть глаза.
Императору дары пришлись по вкусу, но он ничем не выдал своих чувств – не хотел позволить непочтительному русу загордиться. Но видел Эрик жадный блеск глаз придворных, и видел, как заерзал на Соломоновом троне охочий до даров император. Так что все усилия Константина прошли всуе – Эрик понял, что дары оценены по достоинству, и, когда император холодным, как осенний дождь, тоном поблагодарил посла за дары, Эрик только усмехнулся про себя.
Когда все дары были преподнесены, император величественно склонил голову и произнес:
– Мы принимаем дары как знак любви и дружбы нерушимой и благодарим за них князя русов Владимира.
А потом свет в палате погас, и император исчез, словно его и вовсе тут не было. Но и это не поразило и не напугало хладнокровного воина. «Как дите малое забавляется!» – хмыкнул он про себя, направляя стопы к выходу из Золотой палаты.
Прием был окончен. Но Эрику предстоял еще разговор с императором Константином, в котором в общем-то и состояла цель визита. Его окружила толпа придворных, которые должны были галереями и переходами провести его в палату, где император пожелал принять посла для совместного обеда и беседы.
Любили византийские императоры пустить пыль в глаза! Палаты, через которые проводили Эрика, были задрапированы драгоценными тканями, уставлены дивными сосудами из серебра и золота, увешаны оружием самой мастерской работы – но кабы Эрик заглянул в одну из палат, для постороннего взора не предназначенных, что он узрел бы в них? Пыль, тлен, голые стены – все добро ободрали и снесли в посещаемые им галереи. К тому ж дурно пахло в этих палатах. Эрик улавливал неподобный запах и крутил головой: «Отхожих мест не чистят, что ли?»
Но богатства, сосредоточенные в этих палатах, поразили бы кого угодно. Не раз Эрик замедлял шаг, любуясь то кольчугой невиданно тонкой работы – каждое колечко украшал какой-нибудь самоцвет, то на диво выкованным мечом, крыж которого украшал также крупный драгоценный камень. Царские одежды и украшения, выставленные в поставцах, не привлекали его внимания – к чему они воину?
Но на лике Эрик сохранял выражение полнейшего равнодушия, так что сопровождавшие его придворные начали даже переглядываться и шептаться – дескать, чего такого навидался посланец у себя на Руси, что ничем его прельстить нельзя?
В общем, если император Константин рассчитывал на то, что Эрик будет бурно проявлять свое восхищение и изумление, то он ошибся. Эрик молча проделал весь сложный путь по лабиринту дворца, глядя на выставленные здесь сокровища с интересом, но без благоговения. Только думалось ему, к чему так долго водят его эти люди по богатым палатам? Хотят ли, чтобы по приезде на родину рассказал он своему князю, сколь велика власть и неисчислимо богатство византийского императора? Так про то всем ведомо. Или просто приручить его хочет император, наполнить его душу покорностью и смирением? А может, искусить возмечтал?
И тут словно горячее чье-то дыхание обожгло лицо княжеского посла, а правую руку будто иголочкой кольнуло. Вздрогнув, поднес Эрик ладонь к лицу – ничего. Только в заветном перстне плеснул кровавый огонек.
И тут же взору его открылась небольшая палата, обитая бархатом багряного цвета – того же цвета, как отблеск в перстне. У небольшого раззолоченного стола сидел сам император Константин в высоком резном кресле. Собирался, видимо, император пригласить княжеского посла к трапезе – стол ломился от яств. В вазах горами лежали виноград, финики, иные сладостные фрукты, на плоских блюдах разложены были лакомства, многим из которых Эрик и названья не знал, а кувшины наполнены были вином, источавшим небывалый аромат.
Император коротко кивнул Эрику в ответ на его поклон и указал унизанной перстнями рукой на кресло, приглашая садиться.
– Так с чем же приехал к нам посол от князя русов? – спросил Константин после того, как Эрик расположился в кресле.
– Великий князь Владимир прислал меня в Византию с важной миссией. От того, какой ответ привезу я князю, будет зависеть судьба всего народа русского.
Император был, видимо, заинтересован такого рода вступлением. Он промолчал после первой фразы Эрика, ожидая продолжения.
– Должно быть, император знает, что русы верят во множество богов, – пустился в объяснения Эрик. – Каждое племя, каждый род имеет своего бога-охранителя. Великий князь Владимир посчитал, что русам давно пора принять религию, которая была бы общей для всех людей. Великий князь склоняется к тому, чтобы окрестить Русь. Но прежде он хотел бы больше знать о христианстве, чтобы быть твердо уверенным в том, что сделает благо для народа и для государства.
Император, несмотря на свои актерские способности, чуть было не подпрыгнул на высоком резном кресле. Обращение в христианство целого государства сулило Византии, а значит, императору лично, немыслимые выгоды. Император об этом знал.
– Что ж, благое дело ввести истинную веру в варварской стране, – выдавил император, немного придя в себя. – Богоугодное дело задумал князь Владимир, а что до блага для страны, так оно очевидно…
– Князь хотел бы знать как можно больше подробностей, – перебил самого василевса Эрик. – Вполне возможно, что что-то придется не по вкусу князю…
– То есть, ты, посол, хочешь сказать, что тебе нужны убедительные доводы, которые могли бы помочь склонить князя Владимира к тому, чтобы окрестить Русь?
– Ум василевса достоин восхищения, – ответил Эрик.
О проекте
О подписке