Читать книгу «Варяг» онлайн полностью📖 — Марины Александровой — MyBook.
image

ГЛАВА 4

Эрик проснулся ни свет ни заря и сразу же отправился проведать Плишку. Как он и думал, все обитатели хижины уже отошли от сна к делам дневным.

Вчерашняя его собеседница возилась в огороде, мальчишка вертелся неподалеку, не проявляя, однако, особого желания помочь сестре. Старухи не было видно.

Увидев Эрика, девушка поднялась с грядки, отряхивая перепачканные землей руки, и улыбнулась.

– Доброго утра, – сказал Эрик, сочтя улыбку девушки за хороший знак – вряд ли она стала бы улыбаться, если Плишке было бы хуже.

– И тебе доброго, – ответила девушка.

– Мне бы узнать, как там мой слуга…

– Отчего же не узнать, проходи в дом, бабушка там.

Заметив, что Эрик в нерешительности топчется возле входа, она добавила:

– Да не бойся ты, бабушка не кусается.

Мальчишка, внимательно прислушивающийся к разговору, захихикал, но, памятуя о своих вчерашних приключениях, счел за лучшее отойти подальше.

Чтобы протиснуться в дверь скромного жилища, Эрику пришлось пригнуться. Он оказался в небольшой полутемной комнате с земляными полами и низким закопченным потолком. В нос ударил терпкий запах каких-то трав, пучки которых были развешаны по стенам. В прошлый раз Эрик был здесь затемно, теперь же, при свете, дня он с любопытством оглядывался по сторонам.

Плишка лежал на том самом месте, где Эрик оставил его накануне и, казалось, даже в той самой позе. Старуха суетилась возле очага, стряпала что-то. Увидев Эрика, она коротко ему кивнула и сделала знак, что тот может подойти к ложу.

Эрик не стал мешкать. Ему сразу же бросилось в глаза, что Плишка выглядит много лучше против вчерашнего. Глаза его были закрыты, но не в тяжком бредовом забытье, а здоровым, крепким, целительным сном.

Эрик полюбовался на спящего Плишку и обратился к старухе, которая давно искоса наблюдала за ним, помешивая какое-то булькающее на огне варево:

– Спасибо тебе за помощь, добрая женщина. Скажи, чем заплатить тебе за помощь, за лечение?

– А к чему торопиться? Он еще не поправился, – проворчала старуха.

– Так в путь нам скоро отправляться, – ответил Эрик и, покосившись на спящего Плишку, вновь подумал о том, как трудно придется ему в морском путешествии.

– Какой путь? – воскликнула бабка, но, вспомнив, что Плишка спит, стала говорить тише. – Какой путь, мил человек? Он чуть было дух не испустил, только-только начал приходить в себя, а ты его опять угробить пытаешься. Я старалась, лечила – все зря, значит?

– Что ж мне с ним делать? – удивился Эрик. – Не брошу же я его одного в чужом селенье.

Бабка хитро прищурила глаз.

– А ты оставь его у меня…

– Да что ты, бабушка! Как это оставить?

– Да так вот и оставь, – продолжила как ни в чем не бывало старуха. – Ты ведь все равно осенью этим путем возвращаться будешь, вот и заберешь своего молодца живым и здоровым. А до Константинова града он не доедет, в пути помрет.

– Что-то я не пойму, бабушка, тебе-то какой прок в том, чтобы Плишка тут оставался? – недоверчиво косясь на старуху, поинтересовался Эрик. – Или ты много выгоды от меня получить хочешь?

– Гривен не попрошу, не бойся, – обиделась старуха. – А выгоду свою действительно поимею. Слуга твой скоро поправится. Он мужик дюжий, а у меня вон хлев совсем покосился, да и домишко – дунь – развалится. К тому же мужик, он завсегда в доме пригодится. Вот только недавно, кажись, сыночка моего не стало, а гляди, в какую разруху впали…

Эрик слушал дальнейшую болтовню старухи уже в пол-уха. Не по душе ему было оставлять Плишку у чужих людей, на неведомом острове, но куда его тащить, полуживого? На верную гибель? Потому, укрепившись сердцем, Эрик согласился со старухой.

– Права ты, старая, – сказал он наконец, и бабка вдруг улыбнулась, отчего ее морщинистое лицо помолодело лет на двадцать. Эрик подумал, что в молодости старуха была, должно быть, очень красива. Тогда становилось понятно, в кого уродилась такой красавицей внучка.

– Ну вот и ладно, – затараторила бабка. – Ты, милок, не беспокойся, поправится твой слуга, крепче прежнего будет. А ты отправляйся свои дела делать, и тебе пусть счастья прибудет…

– Рано ты меня провожаешь. Перед отъездом я еще загляну, – буркнул Эрик, вновь засомневавшись в своем решении.

– Приходи, приходи, конечно, проститься-то обязательно нужно, – поддакнула бабка. По всему видно было, что она уже представляет себе, как будет выглядеть ее, обновленное руками Плишки, хозяйство.

Эрик кивнул головой и, бросив взгляд на мирно посапывающего Плишку, вышел из дома.

ГЛАВА 5

Бодро шагал Эрик по узенькой тропке, сердце полнилось радостью. Выживет Плишка, хоть и не повидает Константинополя. А как мечтал! Ну да ничего, Нюта его живо утешит. Справная девка, что и говорить!

Прошло еще два дня, и наконец караван собрался продолжать свой путь. За это время Эрик не раз и не два посетил хитрую бабку-лекарку. Плишка пребывал в твердом уме и хоть не окреп еще, но бояться за жизнь его уж не приходилось – крепко взялась за него лекарка.

Поначалу он удивился, когда узнал, что ему придется остаться на острове и отрабатывать свое спасение.

– А хозяин как же? – вопрошал он. – Нет, не удержите меня. Хоть загнусь, да рядом с господином.

Но его уговорили, и жарче всех молила его остаться милая Нюта, хозяйкина внучка. Свел их, видно, добрый бог Ладо – глаз не спускал Плишка с девичьего лица, да и Нюта смотрела на него ласково.

Эрик только ухмылялся в усы – не хочет сейчас Плишка хозяина покидать, а потом, может статься, с острова уезжать не захочет. Всяко в мире бывает!

На прощание княжеский посол поманил бабку за собой и, когда вышли из дома, сунул ей кошель со звонкими монетами.

– Зачем нам, милый! – замахала на него бабка. – Туточки, на острове, бляшки эти без надобности.

– Ну ладно, старая, – поразмыслив, согласился Эрик. – Тогда ответь мне на один вопрос.

– Чего это? – насупилась бабка.

– Ты – ведьма?

Бабка засмеялась, как молоденькая.

– Что ты, боярин, какая ж я ведьма! Просто знаю кой-какие травки тайные. Ну ступай, ступай. Ишь, придумал… Ведьма…

Эрик уже углубился в рощу, а все слышал за своей спиной бабкин смех.

На рассвете, чуть затеплилась денница, подняли якоря на лодиях и поставили ветрила. Задул свежий ветер, и лодии, как белые чайки, на упругих парусных крылах, вылетели навстречу Русскому морю.

Опасен был путь по морю, опасней, чем все днепровские пороги. В любой момент могла налететь лютая буря, разбросать лодии, разбить их и выкинуть на берега лишь осколки да бездыханные тела.

Даже если лодия переживала бурю, оставалась стоять на воде – все равно урон ей наносился немалый. А причалишь для починки к берегу – те же печенеги подстерегут, нападут, аки тати, на усталых путешественников. И опомниться не успеешь, а уж неминуема жестокая гибель!

Но были в море свои законы взаимной выручки. Держались все вместе, ссор и распрей не допускали. Если одна лодия к берегу идет, остальные за ней. Не нападали тогда печенеги, или, если вступали в бой, все равно отбиться было легче.

На этот раз Русское море миновали счастливо. Погоды стояли ясные, попутный ветер наполнял паруса. Но не обошлось и без приключений.

Эрик переносил плавание хорошо, видимо, сказывалась кровь извечных мореплавателей-викингов. Некоторые же из путешественников страдали морской болезнью. Хуже всех приходилось несчастному лекарю, который когда-то так бездарно пытался лечить Плишку. Почти весь путь он провел, свесившись за борт лодии, и, должно быть, распугал всю рыбу в Русском море. Выглядел лекарь плохо – он позеленел, глаза запали. Как только налетал легчайший ветерок, валился с ног и призывал на помощь всех богов. Он ни на минуту не находил покоя.

Эрик, сидя на корме, наблюдал его страдания, сжимал пересохшие от морского ветра губы и задавался вопросом: зачем было тащить за собой такого негодного лекаря, которого самого надо лечить всю дорогу?

Всего три раза приставали к берегу за время морского путешествия. Нужно было починить лодьи, добрать пресной водицы, да и люди нуждались в отдыхе после непрерывной качки. В эти короткие часы отдыха Эрик обращался мыслями к Плишке, оставшемуся на берегу. Он был теперь уверен, что поступил правильно – не перенес бы Плишка плавания. Но беспокойство не унималось: как там поправляется верный слуга? Не утруждает ли его бабка непосильным трудом? Но, поразмыслив, Эрик решил, что Плишка сам из кожи вон полезет, лишь бы угодить красавице Нюте.

Временами, когда даже ему, сильному и выносливому, становилось тошно от бесконечного водного пространства, простирающегося вокруг, Эрик начинал испытывать нечто вроде зависти к Плишке. Он-то на берегу, на твердой земле, рядом милая девушка, и единственная опасность, которая ему грозит, так это перетрудиться, поправляя хозяйкин хлев.

Эрик вздыхал и пытался отвести глаза от нестерпимо сияющей на солнце морской глади, но некуда было отвернутся: даже сквозь закрытые веки слепила ядовито-зеленая вода и не было ей ни конца ни краю. К тому ж истощались уже запасы пресной воды.

С каждым днем угрюмее становились лица мореплавателей, но всему на свете приходит конец. Подошло к завершению и многотрудное путешествие – караван подплывал к Константинополю. Было это ранним утром в начале лета…

ГЛАВА 6

Эрику не приходилось ранее уезжать столь далеко от родины. Приходилось, конечно, покидать пределы княжества по поручениям Владимира, но еще никогда его путь не лежал так далеко.

Константинополь, или, как его называли на Руси, Царьград, поразил Эрика. Большой город Киев, много в нем людей живет, но с Константинополем его и сравнить нельзя. Жизнь била в этом городе ключом. Да и как могло быть иначе? Люди-то здесь самые разные, и пришлых много. Не сидят на старине глубокой, не блюдут свято прежних обычаев – на каждом шагу у них что-то новое или совсем чужое, с другого края мира завезенное.

Даже люди здесь были другие. Когда Эрик впервые увидел агарянина – черного, как уголь, в слепящих белых одеждах и высоком тюрбане, то себя не вспомнил и света белого не взвидел. Только степенно вышагивающий рядом Скородум, всласть насмеявшись, растолковал ему, что это тоже человек, только масти другой. Эрик устыдился своего страха и твердо обещал себе ничему больше не дивиться и ничего не пугаться.

Случилось это по пути на постоялый двор, где издавна останавливались приехавшие с Руси торговцы. Постоялый двор был построен достаточно давно и наверняка помнил еще княгиню Ольгу, с того времени, когда она посещала Константинополь.

Хозяин постоялого двора – краснощекий грек с хитрыми глазами – обрадовался постояльцам, как родным. Многих из ныне прибывших хозяин уже не раз принимал у себя прежде и знал, что постояльцы они выгодные и в убытке он не останется. Оттого и расплылось широкое лицо грека в масляной радушной улыбке.

Эрику хозяин не понравился с самого начала. Людей с двойной личиной он чувствовал сразу. А грек, хоть и сладко улыбался, но за все драл втридорога, да еще и подбирал, что плохо лежит.

Однако пока Эрика хозяин мало волновал, поскольку никаких общих дел он с ним не имел и иметь в будущем не собирался. А значит, и забивать себе голову этим не имело никакого смысла.

Прежде всего Эрику теперь нужно было добиться аудиенции с одним из императоров и изложить цель своего визита. Этим он и решил заняться сразу, не откладывая столь важное дело даже до следующего дня.

Конечно, хорошо бы явиться к императору при почете! Владимир и хотел спервоначалу отослать с Эриком полсотни людей, но, поразмыслив, решение свое отменил. Ведь не испрашивать веру прислан Эрик, а узнавать о ней все, досконально. Уж потом, когда решит князь, что Руси больше подходит, отправит посланца с пышным почетом, с богатыми подарками. Эрик тоже вез дары, но потом они будут несравненно богаче и щедрей!

И в первый же день, немного передохнув, направил посланец стопы свои ко двору. Однако и подворье покинуть не успел, как понаехали люди императора и пояснили: есть в Царьграде свои законы на случай наезда иноземных гостей. Приятно удивились императорские люди, что посланнику не требуется толмач, он свободно говорит на греческом.

Сначала пришедшие переписали всех новоприбывших, причем, как узнал Эрик позднее, переписи подлежали лишь мужчины, женщин за людей в Константинополе не считали. После того как все купцы были переписаны, каждому из них определили месячное содержание, в которое входили вино, хлеб, мясо, рыба и овощи. Также прибывшие могли пользоваться местной баней, сколь душа пожелает.

Эрик же был занесен в отдельный список, где значились имена послов. Он отдавался потом во дворец, и там уже решалась очередность посещения ими императоров.

Наконец, пообещав вскоре прийти снова и сообщить Эрику о дне визита, люди императора ушли. Купцы тут же организовали буйное застолье, которое, совершенно очевидно, состояло не из продуктов, входящих в их ежедневное содержание. Глядя на ломящийся от разнообразной снеди стол, Эрик думал, что хитрец грек не зря так радовался приезду росичей. Если они хоть единожды за время своего пребывания в Константинополе заказывали такой стол, то в убытке хозяин постоялого двора не оставался.

Купцы звали Эрика присоединиться к их пирушке, но тот отказался, сославшись на то, что после морского пути еще не пришел в себя. На самом же деле Эрик был весьма равнодушен ко всем видам хмельных напитков без исключения, пил изредка и очень мало, а смотреть ему, трезвому, на раскрасневшиеся пьяные купеческие лица и вовсе не хотелось.

Отказавшись от угощения, Эрик понял, что делать ему нечего, и решил хотя бы осмотреть город. Благо, что день еще только начинался.

Выйдя из дверей постоялого двора, Эрик долго шел наугад, петляя по извилистым улочкам чужого города, пристально приглядываясь к нему, стараясь понять законы, по которым живут здешние обитатели, продумывая заодно те слова, которые он скажет при встрече императору, когда совершенно внезапно тихая улица вывела его к шумному, галдящему базару.

Чего только не было на этом базаре! Дивные вещи, и вещи, о которых Эрик и не слышал никогда, даже названия им не знал. Обрывки незнакомой речи – то протяжной и плавной, то быстрой и гортанной, похожей на вскрики какой-то необыкновенной птицы, – доносились до него со всех сторон.

Но Эрика мало интересовали товары. Гостинцев для матери и сестры можно будет накупить позже. Теперь же он просто гулял. Бурлил базар, а он шествовал среди пестрой толпы – чужеземец среди чужеземцев, никому не знакомый. И по нраву ему было его одиночество и неузнанность и шумное кипение незнаемой пока жизни вокруг.

Течение толпы вывело его к небольшой площади, где шла бойкая торговля рабами. Эрик нахмурился. Рабов брали в бою, или они передавались со своими детьми и внуками от сына к отцу, по ряду… Но никто не продавал их, как скот – во всяком случае, Эрик никогда этого не делал. И надеялся, что не придется этого делать впредь.

Он уже повернулся, чтобы уходить, но тут внимание привлекло действо, происходящее в стороне от площадки, на которой выставлялись рабы. Здоровенный мужик избивал худенькую маленькую девушку. Одного взгляда Эрику было достаточно для того, чтобы понять, что девушка, скорее всего, рабыня, а здоровый, исходящий звериной злобой мужик – ее хозяин.

Девушка не сопротивлялась, она только старалась прикрыться руками, но удары все равно достигали своей цели, что вызывало у бедняжки душераздирающие рыдания.

Эрик от души посочувствовал девушке. Но что он мог поделать? Чужая страна, чужой город, чужие нравы… Но ноги сами понесли его к мужику и девушке. Врезавшись в толпу как камень, выпущенный из пращи, он схватил торговца за ворот, во мгновение ока оторвал его от жертвы и ударил кулаком по лицу, что было сил.

И продолжал бить – жестоко, зверски, что хватало мощи, только и видя, как при каждом ударе вспыхивает на занесенной руке алая звездочка перстня-оберега…

Внезапно пришло отрезвление, руки разжались, и тело торговца, как кусок перекисшего теста, сползло на землю и распласталось возле его ног.

Что делать дальше, Эрик не знал. Судя по всему, лучшее, что он мог сделать, это быстро исчезнуть с этого места. Тогда, быть может, его не найдут и все утихнет само собой. Торговец поправится, снова начнет заниматься своим неблагодарным ремеслом, продаст, в конце концов, и эту неказистую костлявую невольницу…

Вот это-то Эрика и не устраивало больше всего. Он сам не знал, когда, собственно, пришел к выводу, что ему совсем не хочется оставлять девушку на поругание ее полуживому хозяину, поскольку времени на обдумывание этого вопроса у него, но так или иначе убегать он не стал. Так и остался стоять над поверженным врагом, скрестив руки на груди. Девушка-рабыня тем временем отползла в сторону. Плакать она перестала, и теперь на ее лице застыло выражение животного ужаса.

Да и как ей было не бояться? Поправится хозяин, и тогда ей уж точно несдобровать, хорошо, если не забьет до смерти. Если же не поправится, то судьба становится вообще неясной, но ожидать от нее можно только самого худшего. Скорее всего, девушка проклинала про себя незадачливого заступника. Не вмешайся он, ей бы досталось, конечно, потом хозяин продал бы ее, и, кто знает, быть может, новый хозяин был бы не так уж и плох.

Наконец на площади показались стражи, которые должны были следить за порядком на базаре, – дюжие ребята, вооруженные мечами и короткими кинжалами, более всего пригодными для метания. Они мгновенно окружили Эрика, готовые отразить любой его выпад. Но, видя, что он по-прежнему стоит не двигаясь, убрали мечи в ножны.

Нашлись добрые люди, растолковали стражам, что молодой посол от славян чуть не до смерти убил купца фряжского только за то, что тот учил уму-разуму свою рабыню, т. е. распоряжался своим же имуществом. Кончилось все тем, что Эрика отвели в суд. Усмехаясь и загадочно качая головой, шествовал Эрик по константинопольским улочкам в сопровождении двух стражников. Нечего сказать, отличился русский посол – первый день в Византии, а уж затеял драку!

Маленький, сухонький судья со скучающим видом выслушал дело молодого посла, почесал темя и задумался. С одной стороны, славянин, конечно, был виновен и должен был понести наказание, но с другой стороны – хлопотно и небезопасно связываться с послами. Лучше решить все миром.