– Завтра вызовем, сейчас мне не до нее. Давай-давай чай пить, – засюсюкала бабушка. Кажется, она боялась своей сестры. Наверное, потому, что она богатая.

– Клянусь Аллахом, ты сейчас врача позовешь или я это сделаю сама!

– Куда спешить? Сегодня свадьба. Зачем портить? До завтра она потерпит.

– Клянусь Аллахом, я отсюда шагом не ступлю, пока врач не придет!

– Зухра, оставайся! – засмеялась бабушка, но видно было, как она разозлилась. – Хоть всю жизнь здесь живи. Смотри, какой у нас тут воздух, не то что у вас в Махачкале.

– Шагом не ступлю! – повторила женщина.

Она вышла на крыльцо.

– Руслан! А Руслан! – позвала она. – Русик!

К ней подошел парень, который с ними приехал. Наверное, он ей бывает сын, подумала я.

– Езжайте, да, на машине в соседнее село!

– Зачем?

– Айша заболела. Врач срочно нужен. Езжай.

Она вернулась в дом и, не глядя на бабушку, снова поднялась наверх и не выходила оттуда, пока не приехал на машине врач. Бабушка сидела на подушках тихая и злая. Соседки и родственницы молчали. Только Салиха высказала недовольство:

– Ты смотри, приехала командовать. Не знает, что ли, что свадьба у людей? Такое одолжение она нам делает, что приехала. Бывает же! – сказала она, но бабушка сверкнула глазами, и Салиха перестала говорить.

Наверное, та женщина была богаче всех, не зря ей такое уважение.

– Идите, поднимайтесь сюда! – бабушкина сестра позвала сверху врача, услышав, как к дому подъехала машина.

Она стояла на верхней ступеньке лестницы, и снизу мне были видны только ее большие ступни.

Этот же врач приходил ко мне, когда я простыла на кладбище. Я обрадовалась, когда увидела его, – он дал мне лекарство, и я быстро поправилась. Теперь он даст лекарство маме, и она тоже поправиться.

Врач поднялся, и наверху долго было тихо. Бабушка сидела, выставив ухо из платка. Все слушали, что там происходит, но, кроме мужских голосов, из соседней комнаты не было ничего слышно. Бабушка не хотела показывать, что она слушается свою сестру, но она не выдержала, встала и пошла наверх. И вот с той минуты, как бабушка поднялась наверх, дядина свадьба закончилась.

Со второго этажа раздался вой, стало слышно, как что-то упало. Все побежали наверх – и женщины, и мужчины.

Бабушка сидела в коридоре на полу и била себя в грудь. Ее платок упал и вылезли седые волосы.

– Аллах! – кричала она. – Аллах!

– Что случилось?! Что случилось? – кричали женщины.

– Все! Тихо мне! – крикнула бабушкина сестра, и все замолчали.

Она вышла из комнаты с врачом.

– Не надо везти ее в город, – сказал он. – Уже не успеете.

– Что стало, да?! – крикнул дедушка.

– Айша умирает! – завыла бабушка.

– Как умирает?! Женщина, ты что мне говоришь?!

– Идите, да, отсюда все! – закричала бабушкина сестра. – Собрались тут! Как будто раньше глаз у вас не было!

– Да?! – обиделась бабушка.

– Зурна! – крикнула ей сестра.

* * *

Я плохо помню события того дня. Иногда я хочу их вспомнить, а иногда – забыть даже то, что помню. Тот день похож на кино – я вспоминаю его только отдельными картинками. Я помню, как бабушка сидела внизу на подушках, а женщины держали ее за руки. Помню, как прибежал дядя. Помню, как дедушка сидел у точильного камня, крутил его одной рукой, и его лицо вздрагивало. Я помню этот скрип. Я помню, как за водой спускалась бабушкина сестра – без платка с растрепанными волосами и красным лицом. Помню, как бабушка вскакивала с подушек и падала на них снова. Помню, как приходил мулла и пел. Помню, как дядя посадил меня на колени и гладил по голове. Но я не помню, что знала о том, что мама умирает. Кажется, в отличие от других я этого не понимала.

Бабушка встала и, шатаясь, пошла наверх. Она охала и держалась за перила. Салиха тяжело дышала. Соседки остались внизу и смотрели друг на друга так, как будто увидели шайтана.

– Бывает такое, чтобы свадьба похоронами закончилась? – сказала одна соседка.

Надира заплакала, но закрыла рот рукой. Вчера она плакала громко, а сегодня не хотела, чтобы ее слышали.

Бабушкина сестра снова спустилась вниз и посмотрела по сторонам. Мы встретились глазами, и сама не знаю почему, но я расплакалась. Наверное, я боялась ее.

– Это ты Хадижа? – спросила она.

– Она, она, – ответила Салиха, утирая глаза концами платка, и подвела меня к женщине.

Женщина села передо мной на корточки и зажала меня между колен. Обняла и погладила по голове.

– Какая девочка, – сказала она. – Какая Хадижа. Внучкой ты мне бываешь. Скоро Хадижа к нам в город приедет.

Я не знаю, что со мной случилось, когда она сказала эти слова. Я не собиралась плакать или кричать. Моя голова думала, что не надо плакать или кричать. Я же хотела поехать в город. Мне же никто ничего плохого не сделал. Но у меня из горла вылетел крик. Я знала, что не надо кричать, но я все равно кричала и била эту женщину по плечам. «Что ты делаешь? – говорила я себе спокойно. – Хадижа, остановись. Какой позор! Что люди скажут. Все же видят!» Внутри я была спокойной, а снаружи – нет. Я не могла остановиться – кричала и била эту женщину. Это шайтан, подумала я, он заставляет меня так делать. Я знаю.

Я думала, бабушкина сестра разозлится на меня и ударит по лицу. Но она, наоборот, прижала меня к себе и держала, пока я не успокоилась. Я перестала кричать и слушала с открытым ртом, как она дышит. Когда меня к груди прижимала мама, мне не было так горячо, я чувствовала все мамины кости. Сейчас мне было горячо. Можно было подумать, что я положила голову на большую подушку, в которой бьется сердце, похожее на то, которое несколько дней назад бабушка промывала в тазу.

– Мама тебя зовет, – она взяла меня за руки, и мы поднялись по лестнице.

Бабушка сидела на полу возле кровати. На ней не было платка. Ее седые волосы болтались по спине. Из окна доходил скрип точильного камня. Зачем дедушка его крутит?

Мама лежала на спине. Бабушка приподнялась с места и подоткнула под нее одеяло.

– Айша-а-а, – ныла она. – Что ты со мной наделала-а-а?

Мама смотрела прямо на меня.

– Хадижа… – сказала она.

– Мама, что стало?

Она хотела поднять руку, но не смогла. Бабушка встала, взяла меня за плечо, подвела к кровати, подняла с одеяла мамину руку и положила ее в мои руки. О Аллах, как тихо было бы в нашем доме, если бы дедушка не крутил камень!