– Еда хоч, – прерывая словоизлияния, в которых почему-то почудилась фальшь, как в материнских рыданиях, потребовал неожиданно для себя плаксиво. Сработали некие психологические механизмы без моего участия.

– Конечно, конечно! – вскричал отец, увлекая за собой и не обращая внимания на семенящую сзади Катю. – Уже пора. Как к тебе относятся здесь? Не обижают?

– Холош, – односложно отвечаю.

Я понятия не имел, как именно должны себя вести белохалатники по отношению к больному. Наверное, не хуже, чем к остальным. Поили, на койке держали. Даже простыня и подушка, а не циновка с чурбаном под голову для бесчувственного тела. Но, может, так со всеми обходятся.

– Если что не так, скажи мне! Я их накажу. – И продемонстрировал увесистый кулак.

«Ну да, – скептически подумалось, – а потом выкупать из тюрьмы буйного». Интересно, насколько часто это происходит.

Ужин уже принесли. Оказывается, здесь с больными как с солидными господами обходятся. Приличный кусок речной рыбы, картофель, морковка, практически неупотребляемый прежде напиток под названием чай, содержащий тонизирующие элементы, правда, в очень малой дозе. Еще выдали кусок необычайно вкусного хлеба. А все остальное сытно, не сбалансировано по калорийности и абсолютно неаппетитно. Без соли, специй, соуса и иных ухищрений, делающих пищу приемлемой.

– Больница, – сказал неопределенно отец на невнятную жалобу и, попросив слегка подождать, исчез. Минут через десять вернулся, неся завернутыми в бумажку щепотку соли и немного молотого перца. – Взял в сестринской, – сказал шепотом. – Для себя они держат что получше.

Кажется, он был из тех типов, что везде видят заговоры и попытку обжулить. Как минимум сам не промах. Мало шансов, что «взял» означает – попросил. Скорее, украл. В принципе, меня это не заставило широко раскрыть глаза. Приходилось делать вещи много хуже мелкой кражи. Хотя в детстве еще и не так изощрялся. Вечно ходил голодный и при удобном случае не стеснялся. Разносолами мать не баловала, и денег вечно не хватало.

В животе была приятная тяжесть, «отец» принялся проявлять нетерпение и отправил родственников домой. Не так уж и сложно. Кате надо отдохнуть и выспаться. Завтра в училище, пропускать не надо. Высказать нормально не мог, мучаясь от стыда и беспомощности, но в семье давно привыкли расшифровывать его послания.

Оставшись один, уселся в позу раздумья, скрестив ноги и проигнорировав удивленные взгляды соседей по комнате. Все равно он по определению со странностями, почему бы не иметь еще одну. Ноги плохо складывались, неудобно. Ничего, и не такое преодолевал. Упорства мне было не занимать. В свое время тренировался, пока не освоил самые сложные вещи и не начал создавать собственные, что является высшей категорией среди сенсов и встречается не часто. Хотя во время ученичества иногда хотелось все бросить или проломить голову учителю-солнцепоклоннику. Нет, тот не издевался, просто заставлял снова и снова повторять неудачные действия вплоть до победы. Кто не выйдет на соответствующий уровень, так и останется подмастерьем, гоняющим вместо лечения энергию или подрабатывающим заряжателем конденсаторов. И так можно жить недурно, однако людям без особых запросов и честолюбия. То есть можно было. Пока не возбудились хранители здоровья душевного и телесного. Любые из ряда вон выходящие способности стали опасны. Не любит власть нетипичное поведение, сколько б ни проповедовала терпимость. Смотря к кому.

Сейчас требовалось выяснить кое-что, и я снова вернулся к изучению памяти прежнего Николки. Просматривать все подряд неудобно и глупо, пришлось бы прожить годы снова. Ускорить, к сожалению, невозможно. Потому поиск по ключевым моментам, откидывая ненужное сразу. Отработанная прежде «библиотека» отсутствовала, ее еще предстояло собрать, и некоторые эпизоды откладывал на создаваемые полочки. Потом проще найти по ключевым обозначениям нужное. В этом удобство мыслеформ и четкой организации.

Меня интересовал в первую очередь «отец». По опыту, удобнее всего выяснить нечто, слушая не его слова, а вспоминая дела и отзывы. В первую очередь разговоры, точнее, ругань с матерью и реплики соседей. Итог вышел забавный. Во-первых, папаша очень неплохо относился к Кате с Николкой. В хорошем настроении рассказывал забавные байки и даже пытался чему-то учить. А умел он практически все. Не было ничего, удивившего бы меня. Плотник, столяр, кузнец, печник, токарь – это все о нем. Проблема одна: он не желал долго трудиться. Рано или поздно любая работа, сколько б за нее ни платили, надоедала, и он уходил. Ко всему еще, чем дальше, тем больше пил и нередко играл в карты. Тот еще подарок.

В последнее время его в городе уже никуда не брали, и он перебивался случайными заработками. Починить чего соседям, наплевав на просьбу жены, не желающей унижаться, и получить мелочь. Зато уважат и нальют. Как умный человек с золотыми руками мог до этого докатиться, понять сложно. Лично он на попреки супруги утверждал, что виновата война. После нее не способен жить по расписанию и приказам. Но здесь был реальный провал. В отличие от вечного хвастовства по любому поводу на данную тему не распространялся. Впрочем, я догадывался, что может случиться с приличным юношей, поучаствовавшим во взятии города и насмотревшимся на резню. Сам когда-то видел. Не всех с неба можно прищучить. Бывало, и ножками ходить приходилось по джунглям и горам. Самые опасные звери вовсе не львы с медведями. Они нападают с голодухи или бьются за самку. Ужасней человека ничего нет. Он без всякой причины способен совершать дикие преступления, особенно в ощущении безнаказанности или с разрешения начальства.

Когда закончил, за окном уже опустилась темнота, а соседи по койкам мирно дрыхли. С трудом распрямился, все ж просидел несколько часов, а тело не приучено, и сделал несколько разминающих движений. После солнечных ванн и хорошей еды уже не ощущал кидающей в пот слабости, а вот в уборную снова требовалось. Стараясь не шуметь, выскользнул в коридор. Странный светильник, присутствующий в туалете, имелся и в остальных помещениях. Не энергосберегающий, и форма незнакомая, но, должно быть, электричество. Как и что работает, Николка все равно не понимал, значит, и мне не передалось, но это и не важно. Достаточно щелкнуть специальным выключателем вместо привычного хлопка ладонями или голосовой команды. Можно подумать, прежде разбирался в работе термояда. Или как создается воздушная подушка на транспорте. Летал и не морочился.

Справив свои дела, отправился в сторону второго, парадного, входа. Где-то там находился пост медсестры, кабинет дохтура Евгения Карловича и перевязочная. Может, удастся раздобыть нечто полезное. Конкретно и сам бы не объяснил, однако возбуждение от величайшего события толкало на действия. Хотелось как можно быстрее разобраться, в какое время попал. Спросить про год не выходило, даже Катя не сообразила, чего добивается. А ничего печатного у соседей не имелось. То ли неграмотные, то ли им не до чтения. В палате все с травмами и уже в возрасте. С одной стороны, лучше, не цепляются, с другой – обратиться не к кому.

Женщина в белом халате за столиком спала. Выдергивать из-под головы журнал с лечебными записями несколько неуместно. Тихонько проследовал мимо в перевязочную. Трогать включатель не стал, из коридора падало достаточно света. Да, шкафы, опять же застекленные, с инструментами. Замок плевый. Не зря у отца выпросил жесткую проволочку. Тот спокойно отдал убогому – пусть играется. Теперь согнуть правильно и можно вскрыть. Выдавливать стекло хуже. И звук потревожить может медсестру, и сразу обнаружат. А так неизвестно, когда увидят и что подумают. Кстати, прозрачность замечательная, вор бы нашел, чего прихватить, не роясь везде. Однако меня интересовало нечто иное. С чувством глубокого удовлетворения обнаружил на перевязочном пакете дату: 10 ноября 1926 г. Чуть раньше запланированного, но год туда-сюда роли не играет. Времени достаточно для задуманного. Может, и к лучшему, Сталин пока один из руководителей, и совсем не главный. Проще открутить голову. Подольск? Да плевать. Поезда с аэропланами уже на ходу, добраться не проблема.

Повернулся, собираясь тихо отбыть, и застыл, открыв рот. На внутренней стороне створки кто-то прилепил в давние времена, уж очень выцвела, карту мира. Ничего общего с заученной она не имела. Прибалтика и Финляндия закрашены одним цветом с прочим. Еще и надпись через всю страну: Российская демократическая республика. А где СССР? На худой конец, Российская империя? Куда я угодил, черт возьми!

Внезапно зажегшийся свет заставил машинально зажмуриться. Потом обнаружил того самого дохтура с козлиной бородкой в дверях. За спиной у него торчала с выпученными глазами проспавшая приход чужого дежурная. Уж точно по голове не погладят, и за отсутствие бдительности втык поимеет. Но на это начхать, а я-то сам до какой степени одурел, раз пропустил появление. Наверняка ведь не крался Евгений Карлович на манер шпиона. Он у себя на работе.

– И что ж вы здесь делаете, молодой человек, позвольте спросить?

– Чай хотеть, – сообщаю, возвращаясь в нормальное состояние недоумка.

В положении дурачка есть определенные плюсы. Слишком долго я играл в опасные игры, и не всегда удавалось обезопасить себя. Иногда и ноги уносил в последний момент. Невольно научился держать удар. Но сейчас был в полной растерянности и отвечал почти машинально. И то многолетняя подготовка псу под хвост. Историки дружно врали? Переделали прошлое в угоду современным представлениям, и не было никакого Сталина?!

– Откуда здесь кипяток? – громогласно возмутилась медсестра. – К титану иди.

«Знать бы еще, что это такое», – подумал, строя виноватую морду.

– Вот такие и слямзили. – Это она уже к доктору.

– Ну, наш-то пациент точно не мог. Или вы регулярно спите?

– Господь с вами, – со слезой вскричала медсестра, – вы ж меня знаете! В первый раз. Сморило от усталости. Сами ж знаете, две операции, куча больных и еще эти. – Тут она с неприязнью покосилась на меня. – Что папаша евойный, что мамаша – ни ума, ни совести.

– Поперли чё? – спрашиваю, игнорируя недовольство. До убогого Николки вряд ли бы дошло.

– Часы золотые, голубчик, – ответил доктор, осматриваясь. – Снял, да куда дел…

– Найтить?

– А сможешь? – заинтересовался козлобородый.

Я молча пожал плечами. Неизвестно откуда пришло знание – смогу. То есть не я, а мой организм. И очень просто. Вещи Николка неплохо обнаруживал еще в детстве. Тут важно, чтоб не только что приобретенная, а пользовались. При постоянном контакте с хозяином невольно образуется связь. Чем ценнее для владельца (не обязательно дорогая), тем крепче сродство. Положишь в сторонку, а от нее будто линия тянется. Понятно, для нахождения пропажи нужна определенная формула с использованием энергии Ци, но по малолетству об этом не подозревал и обходился командой «найти».

– Стой, – сказал требовательно. – Смотрю.

Это было действительно так, только не по поводу часов. Обнаружить не проблема, нить прямо в воздухе висит, жирная. Сразу видно, где-то рядом. Правда, не здесь.

Я старательно «просвечивал» доктора во всех доступных диапазонах. Это не так легко, как кажется, и забирает приличное количество Ци, но оно того стоило. Во время разговора вдруг осенила не очень приятная идея: а вдруг все вокруг только с виду люди. А внутри нечто другое или вообще упыри какие. То есть и сам такой с сегодняшнего дня, но раз мир иной, почему нет? Вот и старался по полной программе, начиная с кожи и погружаясь все глубже. Не только внутренние органы и их расположение, но и кровеносная система, кости, общее состояние анатомии.

– Кхе, – кашлянул намекающе доктор.

Я вздрогнул, выходя из транса. Кажется, подзадержался, и тому надоело. Зато убедился в правильности ощущения, хотя мог бы и на ком ином эксперименты ставить. Ничего, главное в любом труде – заставить клиента убедиться, что все не происходит легко и просто на раз-два, а требует усилий. Тогда и ценится выше твоя работа. Теперь с гарантией убедился, если и есть какие отличия от привычного человека, то настолько мелкие, что не имеют значения. У любого представителя рода людского всегда есть разница даже с близкими. Тем более размер иных органов способен варьироваться в серьезном масштабе. Особенно при болезнях. Важно наличие полного набора знакомых внутренних органов и отсутствие лишних причиндалов или неизвестных схем. А четыре группы крови или восемь – мелочи жизни. Все равно о разнице никто не догадывается, и для моих методов не имеет значения.

– Идем, – сказал, направившись вслед за нитью.

– На «вы» к старшим и уважаемым людям надо обращаться, – в очередной раз заблажила медсестра.

– Не мешайте, Полина Викторовна. – В тоне явно присутствовало любопытство.

Ходить особо далеко не пришлось. В десяти шагах от столика дежурной возле двери стоял железный бак с грязными вещами. Скорее всего, с утра собирались вынести и отдать в стирку. Лезть внутрь не хотелось, но для наглядности можно и запачкаться. Ковырнул сверху и, обнаружив перепачканное дурно пахнущим полотенце, потянул на себя. Оно развернулось, и блеснуло золото.

«Это и есть часы?» – подумал с тупым удивлением.

Нечто подобное у парочки человек сегодня видел, но принял за обычные амулеты без малейших признаков магической энергии. Шарлатанов на свете полно, ничего удивительного. А суеверные носят вообще чуть не камни с дороги в качестве оберегов. Вся-то разница, неплохо выполнены по тамошним меркам.

– Ух ты ж! – сказала медсестра с изумлением. – Нашел все ж. То Наташка, не иначе, спихнула в корзину, не глядя, вместе с лежащим под ним. Давно говорю – безалаберная и неаккуратная! Гнать надо!

– Спасибо, голубчик, – искренне сказал доктор, извлекая свою собственность наружу и изучая. Слегка обтер первой попавшейся тряпкой и решительно застегнул на запястье. – Не забуду услугу. А сейчас ночь, нечего бродить. Дайте ему чаю, и пусть спать идет в палату. Утром на выписку, уже здоров, раз шляется по коридорам. Еще не хватало, чтоб ушел совсем без спроса. Объясняйся потом с родителями.