8. Удар ниже пояса

Окрутила, опутала, заморочила голову и словно покорного пленника привезла на яхту. То есть, он ее привез, но разве это важно? Все равно сегодня он – ее добыча. Попался этот соболь в ловушку. Сразу потянула в постель, но он твердо заявил, что сначала душ, а потом все, что ее душеньке угодно. Все же Арат был весь день на ногах. Так и быть – взмахнула царственно рукой, дозволяя пленнику смыть с себя “пот и кровь убиенных врагов”. Арат вернулся быстро – снова в ее халате. Ее коварным планам это странное одеяние, ставшее уже привычным, вполне соответствовало.

Толкнула его в стену и опустилась на колени, развязывая ставший совершенно бесполезным пояс. Она мечтала об этом целых два дня – до его звонка. Представляла. Впервые в жизни позволяла себе самые развратные фантазии: все то, что она бы с ним сделала, если бы он вернулся. Что ж, она свое получит.

– Что. Ты. Делаешь? – рывками выдохнул из себя монгол.

Марина на коленях перед ним. Сердце у Арата заколотилось где-то в горле. Тонкие, длинные – невыносимо аристократичные – пальцы тянутся к молниеносно восставшему члену.

– Марин…

– Молчи, – шепчет она. – Просто молчи.

Он и молчит, только сглатывает и осторожно запускает пальцы ей в волосы. Опирается спиной на стену, боясь, что спугнет, что все испортит. Ощущают ли женщины удовольствие от таких ласк? Это вряд ли. Тогда почему же сейчас она смотрит снизу вверх так… откровенно возбужденно? У его ног, порывисто дыша, с широко распахнутыми глазами, губами, припухшими от желания. Невероятная.

С Мариной все не так, все с ног на голову. Поза покорности. Абсолютной беззащитности. Безусловного доверия. Удовольствие для него одного? Он всегда думал, что только так. Женщинам это не нужно. Но теперь вдруг усомнился в правдивости этой истины. С каким наслаждением во взгляде, в движениях девушка это все делала! Он позволит. Пусть все эти сомнения будут его маленькой тайной.

У Марины тоже была своя тайна. Она ласкала мужчину вот так в первый раз. Это… смело. Отчаянно даже для нее. Она не умеет.

Нет, теорию она знала. Сложно жить в век интернета и не видеть подобного действа ни разу. Но ей самой никогда не хотелось. С Георгом подобное было немыслимо и пошло. Даже придумав себе эту влюбленность, Марина не смогла переступить через высокий порог их отличий. Разный мир, очень разные люди. А Арата ей хотелось целиком. Развернуть, как фольгу на мороженном. Съесть всего без остатка. Ей нравилось в нем все: запах, вкус, прикосновения. Все возбуждало.

Она любовалась. Его возбуждением, даже его недоверчивым взглядом. Он словно смотрел и не верил. Да, она ничего не умела. Но разве все эти три дня, что они провели вместе, вплетаясь друг в друга, вжимаясь, втекая, становясь единым, не сказали ей красноречиво – куда важнее просто понимать друг друга? И она понимала, ощущала каждую клетку его вожделения. Он был весь в ее руках, Марина была сейчас главной. Она приказывала ему не двигаться, не мешать, и он послушно замирал. Кажется, даже не дышал. Вот и хорошо, вот и стой так, мой хороший. Оба… стойте.

А пальцы у нее дрожат от волнения, и внутри все дрожит. По животу бегут мурашки, колени сами собой сжимаются. Все равно страшно. Хотя… горячая плоть, пульсирующая в ее ладони всей бархатной кожей, с тугими налитыми венами, потемневшая от прилива крови – разве может солгать?

И Марина, закрывая от страха глаза, тянется к его достоинству. Сначала пальцами пробегая по стволу, будто по флейте, осторожно, медленно и, как всегда – с восхищением. Потом – невесомо касается губами. Для нее – невесомо. Для него – будто оставляя огненное клеймо. Арат сжимает кулаки и зубы, чтобы не издать извечный победный клич мужчины. Вот сейчас – она его женщина. Абсолютно, во всем, и душою, и телом.

А после он теряет себя, накрываемый горячей глубиной ее рта до самого основания. О, Создатель! Немыслимо, невыразимо! Когда женщина, красивая и бесконечно желанная, делает это с мужчиной, все наслаждения мира не смогут сравниться с этим – никак. Горячий язык скользит так сладко, так пронзительно и беспощадно, выворачивая из Арата всю душу, что из самых недр его легких вырывается низкий полустон-полурык.

Марина смотрит на него снизу вверх, зачем-то быстро отпуская, вызвав у бывшего пленника стон разочарования.

– Я все делаю правильно? – робко спрашивает она. Не выдержала. Слишком волновалась.

– Что? – хрипит Арат, не веря. – А можно делать неправильно?

– Я раньше ни разу…

Арат прикрыл глаза, буквально пряча под веками дикую яростную радость, охватившую его. Он – первый.

– Все, что ты делаешь – прекрасно, – сообщил он, лаская ее волосы. – Только…

– Что-то не так?

– Я ведь так кончу, Малыш. И очень быстро. Я на грани. Ты такая…

– Кончи, – кротко соглашается Марина, опуская ресницы. Он так уверен в ней – значит, она и вправду хороша!

– Невероятная, – шепчет он, красноречиво подаваясь вперед и не сводя глаз с ее губ.

Как ей нужно было это слово! Оно словно дало ей разрешение – на все. И она продолжает уже смелее, увереннее. Ощупывает языком выпуклые вены, все неровности и складочки. Не ласкает – исследует. Гладит ладонью бархатную кожу бедра, внимательно за ним наблюдая. Ей очень важно сейчас его видеть. Слышать его сдавленное дыхание, его тихие стоны, подчиняться едва ощутимым движениям бедер навстречу, ловя его темп – едва ли не слаще, чем самой принимать ласки. Прикусила, заставляя пальцы в волосах ощутимо вздрогнуть. Он напрягся – она почувствовала.

– Малыш, зубами не надо, – тихо шепчет Арат.

А как надо? Она проводит кончиком языка по всей длине, облизывает головку, как леденец, ощущая его дрожь. Снова захватывает в плен рта, сжимая губы, пальцами скользя по тяжелому мешочку ниже. Ей очень нравится запах его возбуждения, вкус его страсти, глухой стон, непроизвольные толчки бедер, руки, плотно обхватывающие затылок.

– Тш-ш-ш, стой. Не спеши, – шипит он сквозь зубы. Он не хочет торопиться. Хочет насладиться дарованным ему чудом сполна.

Марина послушно останавливает свою игру, подчиняясь его правилам. Арат дышит уже так тяжело, постанывая, вздрагивая в ее руках. Его ведет даже от одного только зрелища, и хочется просто смотреть, как влажный член погружается в ее рот. Как дрожат ее ресницы, как она обхватывает ствол пальцами у основания и закрывает глаза, принимая его. Он не выдерживает этой сладкой пытки, собирает светлые волосы в кулак, гладит ее скулы, замирая, а потом двигается сам – пожалуй, чуть резче и глубже, чем она готова, но девушка не возражает, только плотнее сжимает губы.

– Миний хайр, – Арат вдруг встревоженно пытается отстраниться. – Подожди, так не надо, я…

Она все понимает по твердости, по гудящему напряжению в своих руках. Удерживает, не отпускает. Ласкает языком и пальцами, мягко сжимает губами. Подхватывает его под ягодицы, словно чтобы не дать оторваться. Он пульсирует, оставляя на языке незнакомый терпкий вкус, стонет, уже не сдерживаясь, не пряча эмоций, зарываясь пальцами в волосы, весь крупно дрожа.

– Сумасшедшая! – в его голосе упрек и восхищение, а Марина смотрит снизу вверх, улыбаясь и облизывая припухшие губы. – Зачем? – едва переведя дыхание, он усомнился.

Марина снова рвала все шаблоны. Он всматривался в ее прекрасное лицо, стараясь найти там следы неприязни или, быть может, даже отвращения – и не находил. Лишь желание.

– Мне понравилось. Неожиданно было вкусно. Я даже не думала, что у меня получится. Это просто…

– Молчи. Слов здесь не нужно. Я все вижу, иди сюда, Малыш, ты была великолепна и подарила сегодня мне такое.. о чем даже догадаться не можешь.

Подарила себя. По-настоящему. Искренне и щедро. Он оценил.

Она легко поднялась: румяная, с припухшими яркими губами, затуманенными глазами с легкими искрами безумия. Арат очень хорошо знал, что с этим делать. Но сейчас он не будет спешить. Первый голод утолен, сегодня ему хватит терпения. Ей было вкусно? Он тоже распробует это сладкое блюдо – Марину. Выпьет до дна, возьмет, словно чашу. Так что чайки потом будут друг другу кричать так же громко, как споет от страсти его женщина – этой ночью для него одного, лишь для Арата.

Сладко ли тебе, Марина?

***

Проснулась Марина одна – подскочила, завертела головой. Услышала в кухне звонок телефона и успокоилась. Вообще-то, наверное, это она должна его кормить. Она здесь хозяйка. Вот только готовить Марина умела не очень хорошо. Домашняя еда с ее стилем жизни – непозволительная роскошь. И время, и деньги. Позволить себе готовить она зачастую просто не могла, питаясь или в китайском ресторанчике прямо на пристани, или чуть дальше в рыбном кафе. И там, и там в меню была преимущественно рыба, свежая, вкусная и разная. Но за последние два года рыба эта ей уже надоела хуже манной каши, и от ухода с головой в фастфуд спасала лишь его общеизвестная калорийность, а ей нельзя толстеть. А он вот балует ее, снова собираясь кормить чем-то невероятно вкусным.

Неловко.

Марина натягивает белье и футболку и выходит в камбуз. Смущенно садится на табурет, глядя на него исподлобья и накручивая на палец светлую прядь волос.

– Что не так? – тут же замечает ее напряжение монгол.

– Арат, ты не должен…

– Что “не должен”?

– Готовить. Это… ну…

– Малыш, не придумывай глупостей. Не мешай мне за тобой ухаживать. Мне это нравится. Можешь считать, что я – дикий монгол и мне можно.

Марина сделала большие глаза и удивленно приоткрыла рот. Глядя на ее губы, Арат замер, раздумывая, не отложить ли ему этот глупый завтрак. Нет, не стоит. У Марины ритм жизни такой, что она не всегда имеет возможность нормально поесть, а организм ей потом спасибо не скажет. А ему хотелось о ней заботиться.

Арат ведь – монгол, может, и не “дикий”, но все же. Женщины у него на родине – национальное достояние. Никогда монголки не были тихими жительницами сералей или продаваемыми за пару куриц ненужными семье лишними ртами. Он впитал эту истину с молоком матери, на которую был так похож. Все женщины степи – гордые, смелые и свободные. Арат привык с детства видеть в них достоинство. А сказки их монгольские так часто пели про воительниц и всадниц, хозяек и матерей – такие вот были спутницы людей вечного огня¹.

Заботиться о женщине не только приятно – правильно. Даже сегодня монголу, чтобы жениться, нужно было до женщины своей еще дотянуться – встать на ноги и иметь возможность заботиться о своем главном сокровище.

Марина, разумеется, не знала этого. Хотя в ее семье это тоже было нормально и правильно, но доля жены офицера российского флота всегда была тяжела. Их с Лизой мама была “и пахарь, и жнец”. И заботиться о них отец имел возможность лишь в краткие дни счастья – в отпуске. Марина вообще поняла очень скоро, что такие мужчины, как их отец – редкость. И не стоит искать даже подобия. Всех давно разобрали.

А уж в Америке и вовсе забота о даме расценивалась в наше время как демонстрация гендерного неравенства. Нынче тут это было просто неприлично. Марина успела отвыкнуть.

А Арат… ему очень хотелось себя “показать”. Как и каждому мальчишке, конечно. Все самцы этого мира под солнцем пушат хвосты и ходят на цыпочках перед самками. Ничего необычного. И пусть он не обладал богатырским телосложением и ростом, не умел обворожительно улыбаться камерам и не был миллиардером (достаточно было оценить стоимость яхты, чтобы представить себе размеры состояния соперника), но вот готовить монгольский мужчина умел и любил. На сковородке зашкворчали грибы, он отвернулся, помешивая.

Марина молчала, кажется, потрясенно. Злится? Или поняла? Женские руки обвили его, она прижалась всем телом доверчиво и мягко. Она согласилась играть в его игры.

– Корми и пои меня, чем хочешь, монгол. Я ужасно голодна.

Потерлась носом о его щеку, нежно взяла кончик уха в зубы. Арат мгновенно развернулся, поймал ее в объятья, жадно и глубоко целуя, выбивая все мысли из головы, а потом подтолкнул ее к стулу, буквально силой усаживая обратно.

– Ну уж нет, Малыш, второй раз ты меня не проведешь, – весело прищурился он. – Сказал накормлю, значит – накормлю.

Марина обижено надула губы и скрестила руки на груди, решив, что она обиделась. Будет молчать и сверлить его взглядом. Но когда в камбузе одуряюще запахло омлетом с помидорами, грибами и сосисками, в животе ее заурчало так громко, что щеки вспыхнули.

– Запомни, женщина – мужчина всегда прав, – строго сказал Арат, ставя перед ней большую тарелку с завтраком. – И не спорь, особенно с кормильцем.

– Так я и не спорила, – мурлыкнула она. – Я предлагала альтернативу.

– Заманчивую, согласен, – улыбнулся уголками губ Арат, смеясь одними глазами. – Но нам потребуется много сил, сама ведь понимаешь.

Сел напротив нее, опустил подбородок на сложенные руки, с умилением наблюдая, как она ест, прищелкивая языком и закатывая глаза. Угодил, и она оценила.

Их идиллию расколол на куски телефонный звонок. Марина не глядя протянула руку и мазнула пальцем по экрану. Крошечный камбуз вдруг заполнил голос Георга, такой уверенно-сильный, что казалось, он проник в каждый угол, в каждую щель.

– Детка, я уже в Нью-Йорке. Закончу свои дела и к тебе, буду уже через час, – Марина с ужасом зажмурилась, понимая, что снова случайно включила громкую связь. – Скучала?

– Д-да, – пробормотала она – сначала краснея, потом бледнея и судорожно прикусывая губу от волнения. У нее натурально затряслись руки.

– Целую, жди! – Георг всегда был лаконичен.

Марина, еще раз вздрогнув, бросила телефон на стол, будто ядовитую змею, поглядела на Арата.

“Что он может подумать? Что? Что вообще теперь делать? Гнать его с яхты?”

Разворачивался сюжет достойный итальянской мелодрамы: муж, любовник и яхта. Любовный треугольник. Нет, не так: первый любовник, второй любовник и клиническая идиотка Марина.

Крепкая паника наползала, затягивая разум тугими кольцами. Становилось тяжело дышать, вдруг заболела голова. Черт! Как она могла забыть о “расписании” Георга?

Монгол был совершенно невозмутим. Азиатское лицо, словно маска, не выражало ровным счетом никаких эмоций. Делает вид, что его это не касается, или ему в самом деле плевать? Как бы ему намекнуть тогда?

Девушка перевела дыхание, вытерла вспотевшие ладони о бедра, выдавила из себя жалкую улыбку и виновато посмотрела на любовника, соображая, что лучше сейчас сказать. Но он уже не смотрел в ее сторону, просто молча вышел на палубу. Обиделся? Не удивительно. Снова она перед ним виновата, снова испортила все своей бестолковостью, глупостью.

Он стоял на корме яхты, задумчиво смотря в воду. Медленно оглянулся. Нужно было подойти. Сказать что-нибудь. Нельзя так с человеком. По ее вине ему неприятно. Придется решать вопрос с лодкой, как-то возвращать ее с причала. Черти полосатые, ну как она так?

Отвернулся и начал снимать кроссовки. Что он делает? Зачем? Ему стало вдруг жарко от обиды?

Молча завязал шнурки, повесил обувь на шею. Отступил на шаг.

Зачем?!

Взмахнул руками и гибким движением профессионального пловца нырнул прямо с кормы в глубину ледяного залива. Безумец!