– Маша! Маш, ну, постой! – я догнал ее почти у кабинета, поймал за ремень сумки. – Погоди, говорю.

Она повернулась и посмотрела мне в лицо:

– Ну, что тебе?

– Что за тон? – слегка понизив голос, строго спросил я, давая понять, что недоволен, но Машка, конечно, проигнорировала:

– Нормальный. Что ты хотел, Денис?

– Тебя, – выдохнул я, наклонившись к ее уху.

– А справишься? – она смерила меня с ног до головы насмешливым взглядом, выдернула ремень сумки из моей руки и шагнула в кабинет.

Я потерял голову, рванулся следом, схватил ее за плечи и тут же понял, что делаю это при толпе народа и, самое главное, при преподавателе.

– Это что еще за африканские страсти? – сдернув с переносицы очки, грозно спросил он. – Во внеучебное время не успеваете, что ли?

– Извините, – невозмутимо произнесла Машка и пошла на свое место, а я, постояв пару секунд, развернулся и выскочил из кабинета.

Чертова Машка… у меня в глазах потемнело от злости, я уже забыл про контрольную, про почти наверняка грозящий мне «неуд» за нее, про то, что потом придется отрабатывать… Мне хотелось немедленно выплеснуть всю злость куда-то, даже неважно уже, что это будет.

Я не стал подниматься на свою кафедру, снял халат, скомкал его и сунул в сумку, спустился в гардероб, забрал куртку и вышел из корпуса, направляясь на остановку. На сегодня учеба моя закончилась, это было абсолютно понятно, потому я решил, что поеду к однокласснику – тот работал автослесарем в сервисе недалеко от нашего дома.

Лёха встретил меня радостно – он сегодня был выходной, а в сервисе ошивался просто от нечего делать, потому предложение попить пивка воспринял с энтузиазмом. Мы затарились в ларьке на остановке и пошли к нему – жил он вдвоем с бабушкой, которая давно не вмешивалась в жизнь внука.

Естественно, пиво без водки – деньги на ветер, потому Лёха спустя пару часов сгонял за «беленькой». Я не особенно еще в то время увлекался алкоголем, но сегодня чувствовал, что надо как следует нажраться, иначе просто лопну от переполнявших меня эмоций.

К вечеру я уже мало что соображал, лежал на узкой кушетке в Лёхиной комнате, курил, выпуская в потолок дым, и даже в этих сизых клубах видел Машкино лицо. Это было как наваждение, как психоз – я ничего не хотел без нее. И когда Лёха с вполне понятной целью предложил позвать кого-то из своих подружек, я помотал головой и поднялся, шатаясь:

– Не… я домой…

Не помню, как добрался до своего дома, хоть там и идти-то было всего ничего. Отца, к счастью, еще не было, потому я беспрепятственно прошел в свою комнату, разделся и рухнул в постель, укутавшись одеялом с головой. В пьяном мозгу крутилось только одно – «я не могу ее отпустить, не могу остаться без нее, она нужна мне, я люблю ее». Эта идиотская мантра, как заевшая пластинка, крутилась и крутилась, не умолкая ни на секунду, я не мог отключиться и уснуть. Вспомнив, что где-то на полке шкафа у меня лежит Машкина повязка для волос, которую она как-то забыла, я, шатаясь, поднялся, нашел этот красно-черный кусок эластичной ткани, сжал в кулаке и поднес к лицу. Повязка пахла Машкой, и по моему телу пробежала судорога.

Вернувшись в постель, я раскрыл ладонь, лег щекой на ткань и только так смог уснуть.

Глаза я продрал, когда за окном совсем стемнело, а через тонкую занавеску на окне прямо в лицо мне бил луч света от уличного фонаря. Зажмурившись, я откинул одеяло и сел, чувствуя, как подкатила тошнота. Зря я так напился, конечно… Теперь еще и отцу придется что-то объяснять, врать…

Из кухни доносились голоса, и я прислушался – кто это у нас? Мама умерла не так давно, неужели… точно, один из голосов женский. Вот это да… Послушал, значит, бабушку, велевшую ему «не закапывать себя и не жить кротом» ровно через полгода после смерти мамы.

Я натянул спортивные брюки и, пригладив волосы, вышел из комнаты, желая увидеть, кого же отец привел в дом. Каково же было мое удивление, когда за столом в кухне я обнаружил Машку в ярко-красной кофточке и джинсовой юбке, а рядом с ней – держащего в руке чашку с чаем отца…

– Выспался? – грозно спросил он, бросая на меня неприязненный взгляд.

– Ну…

– По какому поводу банкет был?

Мне не очень понравилось, что он отчитывает меня при моей девушке, как нашкодившего кота:

– Пап… ты это… обороты сбавь. Я ж не маленький уже…

Отец хлопнул по столу ладонью:

– Да! Ты, к сожалению, уже слишком большой, чтобы я мог тебя отлупить ремнем как следует! – при этих его словах я бросил взгляд на Машку и увидел, как та наклонила голову и прикусила губу, чтобы не рассмеяться. – К тебе девушка приехала, а ты валяешься пьяный, как извозчик! Что за новости еще?!

– Пап, ну, хорош уже, – попросил я, выдергивая ногой табуретку из-под стола. – Ну, с Лёхой выпили, был повод… чего теперь-то…

Машка передвинула ко мне свою чашку с чаем, и я обхватил ее рукой. Отец только головой покачал и поднялся:

– Пойду полежу, с дежурства ведь. Был рад поговорить, Маша. Вы бы к нам почаще заходили.

– Не надо на «вы», Владимир Иванович, – попросила она.

– Хорошо, – улыбнулся отец, выходя из кухни. – И пожестче с ним, а то совсем от рук отобьется, – он на ходу дал мне легкий подзатыльник, я пригнул голову и почесал макушку.

За отцом захлопнулась дверь спальни, и через минуту там заорал телевизор, а Машка, укоризненно глядя на меня, спросила:

– Ну, и мне не скажешь?

– Что? – я в два глотка осушил чашку, стало даже полегче.

– Денис… ну, я ведь серьезно. Что случилось?

Я опешил:

– Случилось? А ты не знаешь, что случилось? Решила поинтересоваться у меня?

После такого Машка должна была встать и уйти, но почему-то не сделала этого, наоборот, подошла ко мне и обняла за шею, прижав мою голову к своему животу:

– Диня… ну, не разрывайся ты так… всё ведь хорошо. Ты же у меня самый лучший…

– Именно поэтому ты от меня вчера так ушла? Потому, что я самый лучший? – прогнусил я, обнимая ее.

Машка выпустила меня и скользнула вниз, на пол, села, подогнув вбок ноги, скрестила руки на моих коленях и, положив на них голову, снизу вверх заглянула мне в глаза:

– Я ушла потому, что ты начал перегибать, Диня. Я тебя боюсь, такого. И не хочу, чтобы это все плохо кончилось.

– Ну, тогда сделай так, чтобы всегда кончалось хорошо, в чем проблема? Ты ведь понимаешь, что дело не во мне?

– Да, – тихо произнесла она, не отводя взгляда. – Но я ничего не могу с этим поделать, Мастер…

Это «Мастер», произнесенное вне экшена и таким тоном, что внутри все свернулось, словно привело меня в чувство окончательно:

– А я знаю, Машуля. Знаю. Ты просто такая, и все. Наверное, мне и не надо, чтобы было по-другому. Просто… хоть иногда дай мне понять, что я тебе не безразличен.

– А ты мне не безразличен, – по-прежнему глядя мне в глаза снизу, сказала Машка. – Прости, я, наверное, не умею говорить всего вот этого… ну, того, что ты постоянно ждешь от меня… но поверь, Денис… мне действительно никто не нужен, кроме тебя.

Я наклонился и поднял ее, усадил на колени и поцеловал, к своему удивлению, не встретив обычного сопротивления. Я все крепче прижимал Машку к себе, не выпуская ее губ, и она отвечала, отвечала так, как прежде почти никогда не делала. А я вдруг понял, что не в словах дело – она приехала ко мне, она волновалась, узнав, что я ушел с занятий – мы обычно всегда пересекались после, а сегодня… И она сделала то, чего я от нее ну никак не ждал – она приехала ко мне домой, сидела тут с моим отцом и ждала, пока я просплюсь. А могла ведь развернуться и уйти. Нет, определенно, я в ней чего-то не понимал…

Мы просидели в моей комнате допоздна, никогда прежде столько не целовались, потому что Машка этого не любила. Сегодня же как будто что-то пошло по другой колее, свернуло в сторону и захватило нас обоих. Я бродил рукой под Машкиной кофточкой, не осмеливаясь сделать что-то еще, как будто боялся спугнуть. Чувствуя под ладонью ее грудь, я мечтал, конечно, о большем, но понимал, что не могу, не сегодня, не здесь. Нам и так хорошо, так хорошо, как в ванили никогда до этого не было. Машка, любившая всякую жесть и не терпевшая вот этих нежных ласк, вдруг сделалась совершенно другой, и такая нравилась мне еще сильнее.

– Может, останешься? – пробормотал я ей в шею, мучительно представляя, как придется отпустить ее.

– Нет, Диня, не могу… – прошептала она. – Мне пора…

– Я провожу, – с сожалением оторвавшись от нее, я начал переодеваться в углу у шкафа, мечтая, чтобы Машка сейчас подошла и обняла меня сзади. И вдруг она именно так и сделала, скользнула змеей под моей рукой, оказалась впереди и, встав на цыпочки, снова прижалась губами к моим. Я легко поднял ее, прижал спиной к дверке шкафа и продолжил целовать, держа вот так, на весу. – Ну, не уходи, а? – попросил, оторвавшись на секунду, и Машка снова покачала головой:

– Нет… все, одевайся, скоро автобусы ходить перестанут…

На автобус мы успели, я прикинул даже, что успею и на последний в мою сторону, не придется, как обычно, бежать пешком в гору. Все семь остановок до ее дома мы обнимались на заднем сиденье, благо, кроме нас, в салоне не было никого. У подъезда я опять приподнял ее, прижал к стене и снова поцеловал.

– Я завтра даже накраситься не смогу, – тихонько фыркнула Машка, трогая пальцем вспухшие губы. – Хорошо, что оперативка начинается, там маску надо.

– Подождешь меня потом? Сходим пообедать перед лекцией.

– Хорошо, – легко согласилась она, и я поставил ее на крыльцо. – Все, Диня, беги.

Она взялась за ручку подъездной двери, а я на самом деле побежал в сторону остановки – вот-вот должен был подойти автобус.

Отец курил в кухне, я увидел его силуэт в окне, когда зашел во двор. Сейчас наверняка начнет воспитывать, раз сдержался при Машке. Ну, ничего, потерплю…

Однако отец ничего не сказал мне по поводу выпивки, зато спросил:

– А скажи, у тебя с Машей серьезно?

– Пап… ну…

– Денис, давай без «ну». Она хорошая девушка, но…

– Так, а вот это даже не начинай! – перебил я. – Мама тоже так говорила. Вы ее вообще не знаете.

– Ты даже не дослушал. Она действительно хорошая девушка, умная, серьезная – но ты не для нее.

– Что я – принц наследный?

– В том-то и дело, что нет, – вздохнул отец, закуривая новую сигарету. – А ей нужен мужчина, который будет выше ее во всех смыслах, потому что только такого она сможет уважать и любить.

– Пап… ну, это бред же. Я вроде тоже не дурак. И Машка… говорю же, ты ее не знаешь.

– Зато я знаю тебя, Денис. Ты не сможешь ее удержать рядом. А главное… рано или поздно ты вдруг захочешь других женщин, а Маша не из тех, кто это будет терпеть. Она уйдет, а ты будешь страдать, потому что поймешь, что потерял.

– Ну, ты совсем-то не заговаривайся, – попросил я, оскорбленный его словами. – Зачем мне кто-то еще?

– Не ври себе, Денис, – вздохнул отец, стряхивая пепел с кончика сигареты. – Я ведь тоже такой был. Мы с твоей мамой с института вместе, ты знаешь. Ты уже взрослый, и я не хочу, чтобы ты ошибался так, как я. А я в свое время наделал кое-чего… Но твоя мама была другая, она сумела понять меня и простить. А Маша этого не сможет, не тот характер. Она из тех, что лучше останутся одни, чем будут жить с ощущением предательства или смогут понять и оправдать его причины. О том, чтобы их принять, я даже не говорю. Она никогда тебе этого не простит.

Я не стал слушать всё это дальше, ушел в свою комнату и запер дверь. Нет, слова отца меня не поразили, я знал, что он еще при маме с кем-то встречался на работе, но никогда об этом не задумывался, как не задумывался и о том, каково было маме. А она, выходит, тоже знала и терпела. Ну, тут нужен особенный склад характера, я бы наверняка не простил измену. И отец прав – Машка не простит тоже. Но я и не собирался ей изменять – зачем искать хорошее, когда в руках держишь лучшее?

И потом – Тема. Одно дело найти обычную девушку, совсем другое – найти нижнюю в Теме, и мой пусть небольшой, но все же имевшийся уже опыт подсказывал, что с Машкой тут вообще мало кто сравнится. Но не рассказывать же об этом отцу…

Прошло много лет, прежде чем отец в очередной раз заговорил со мной об этом. К тому времени уже много чего произошло – разрыв с Машкой, Ника, сын, разрыв с Никой, снова Машка… Моя идиотская выходка, в результате которой я отдал Машку Олегу и, как выяснилось, потерял ее навсегда. Отец никогда не вмешивался, не комментировал мою личную жизнь, только жалел внука, но я, как мог, уделял сыну внимание, часто привозил его к деду, они с удовольствием проводили вместе время. Да я и сам отца не забывал, понимая, что одному ему непросто.

Однажды, когда я заскочил между работами проведать его, отец вдруг спросил:

– А Машу ты теперь совсем не видишь? – и я напрягся:

– Ты почему спросил?

– Встретил ее вчера в больнице, в приемном покое. Она как-то странно изменилась.

– У нее же рак, папа, – напомнил я – к тому времени диагноз у Машки был уже несколько лет. – Сложный, неоперабельный рак.

– Бедная девочка, – пробормотал отец, отворачиваясь. – Значит, так и не вылечилась? И что же – она замужем?

– Нет.

Он удивленно на меня посмотрел:

– То есть?

– Ну, вот как есть, – вздохнул я. – Она не замужем и встречается с Олегом.

– С Олегом? – повторил отец. – Погоди… с нашим Олегом?

– Ну, а с каким еще, пап, – снова вздохнул я. – Думаешь, ради кого он снова переехал сюда? Бросил все на Дальнем Востоке, только чтобы рядом с ней быть.

– Этим должно было закончиться, – вдруг произнес отец, придавливая окурок пальцами. – Наверняка ведь это ты их познакомил, да?

– Хочешь сказать, что Олег опять лучше меня? – скривился я, и отец покачал головой:

– Я никогда такого тебе не говорил. Олег просто другой. И вот как раз он ей подходит идеально. Дело не в том, что ты хуже, нет, конечно, потому что это не так. Просто у Олега в характере всегда было что-то такое… не знаю, какая-то уверенность в себе, что ли. Он никогда не сомневался, он шел к тому, чего хотел, напролом, не оглядываясь. Даже то, как он в медицинский поступать отказался – помнишь? Ведь Наталья из кожи вон лезла, чтобы он по ее стопам пошел, а у него было другое мнение. К десятому классу не успел определиться, в армию пошел, потом решил, кем будет. А мог бы плыть по течению – вот как ты.

– Здрасьте, приехали! – рассмеялся я. – А кто мне все детство твердил, как это здорово – быть врачом? Про династию, а?

– А тебе ни разу в голову не пришло сопротивляться. Ты ведь рисовал, Денис, мог бы в художественный институт поступить.

– Ты серьезно что ли, пап? – я не верил своим ушам. – Да вы бы с мамой меня живьем сожрали – что это за профессия для мужчины?

– Вот видишь. А Олег не побоялся, пошел против матери и оказался там, где сам хотел. И делает теперь то, что выбрал сам.

– Хочешь сказать, что я делаю что-то через силу? Ты-то должен бы знать, что я работу свою люблю, делаю ее отлично, – меня прямо за живое задели отцовские слова, выходило, что я даже этого сам решить не смог – кем быть, а выбрал путь наименьшего сопротивления.

Отец помолчал, взял сигарету и закашлялся, я тут же отобрал ее и грозно сказал:

– Тебе что пульмонолог сказал? Не можешь бросить – делай пореже.

Он только рукой махнул:

– Ты не сердись, Денис. Ты отличный врач, все об этом говорят, мне никогда не было стыдно за тебя. Ты умеешь то, чего я, например, не достиг. Наверное, я неправ, говоря, что ты не сам это выбрал, потому что нельзя в медицине без призвания, а у тебя оно явно есть.

– Это все, папа, лирика. Но про Олега-то ты зачем заговорил? Хотел меня носом ткнуть в то, что был прав много лет назад, говоря, что Машку я потеряю? А тут еще и ушла она к Олегу, да?

– Про Олега заговорил ты, я просто спросил, замужем ли Маша. Но знаешь… я даже рад, что так сложилось. Они с Олегом друг друга стоят. А ты…

– А я теперь болтаюсь, как дерьмо в проруби! – отрезал я вдруг. – Понимаешь? Я ее потерял – и жить без нее не могу совсем. Олега ненавижу за это, а надо бы себя.

– Так верни, – пожал плечами отец. – Если она действительно нужна тебе – верни.

– Если бы все было так просто, – вздохнул я, наливая себе кофе и усаживаясь с чашкой напротив отца. – Ты, наверное, прав, и Машка с Олегом подходят друг другу, хотя это странно, он раньше никогда таких, как она, не любил. А я просто… Ну, ведь с семнадцати лет за ней бегал, теперь обидно.

– Видишь? Ты опять выбираешь путь наименьшего сопротивления. Тебе обидно, но ты не хочешь ничего сделать, чтобы было по-другому.

Да, отец был прав, но… Что я мог теперь? Я видел, что Олег ни за что не отдаст Мари, он никогда не уступал того, что считал своим – ни в бизнесе, ни в жизни, ни в Теме. Так что я мог лоб в кровь разбить, но это ничего бы не изменило, хотя я все еще где-то в душе надеялся, что Машка решит вернуться. Я бы стал для нее таким, как она захотела бы, я почти верил в такую свою трансформацию, мне казалось, что я смог бы.

Но она ко мне не вернулась.

Иногда какие-то вещи вдруг будоражили меня и мое воображение настолько, что я не мог справиться с собой. Ревнив я был до пелены в глазах, и любой намек на то, что Машка может оказать внимание кому-то еще, мгновенно заставлял меня приходить в состояние быка, в поле зрения которого попала красная тряпка. Поэтому, зная за собой такую особенность еще с юности, я до сих пор не могу понять, как вообще пережил то, что Машка переспала с моим одноклассником Валеркой Михеевым. Они раньше учились вместе, потом Михеев перевелся в лицей, где учился я. Но бывать в компании бывших одноклассников не перестал, захаживал на разные вечеринки к подружкам Мари и все надеялся, что та однажды ответит ему взаимностью на влюбленность, которую испытывал, говорят, класса с седьмого.

Мы в то время не продвинулись дальше пары постельных встреч, хотя я, разумеется, уже считал Машку своей. Но у нее, конечно, было иное мнение. В свои компании она меня никогда не приглашала, хотя я был хорошо знаком с той же Сашкой – почему бы, казалось, и не пересечься когда-то на квартире, где они, как и мы с одноклассниками, собирались в отсутствии родителей. Но – нет. Машка охраняла свою независимость и территорию как пограничная собака.

Валерка же запросто являлся в компанию, иногда приводил кого-то из своих одногруппников по политеху – девчонки были рады. А сам, конечно, нарезал круги вокруг Машки – я очень ясно представлял себе эту картину и злился заранее, если вдруг она говорила, что вечер субботы проведет у кого-то из подружек.

То, что произошло между ними на дне рождения одноклассницы, меня, если честно, стремительно и больно опустило с небес на землю. Я вдруг четко понял, что мы с Михеевым для Машки находимся на одном уровне. Ну, а что – со мной ведь она спала, так почему не могла с Михеевым, раз уж отношений у нас с ней в общепринятом смысле не было? Но в глубине души я надеялся все-таки, что моя персона значит для нее куда больше.

И потом – ну, я ведь тоже не жил монахом, что уж… Всегда находились желающие нырнуть в мою постель или – чаще – пустить меня в свою, и я не отказывался, особенно если знал, что с Машкой не увижусь в ближайшее время. Мне почему-то казалось, что она сразу поймет, что я был с кем-то, а мне не хотелось, чтобы она знала.

Но потом я понял – а ей наплевать на то, с кем и как я провожу свободное время. И, переспав с Михеевым, она только подтвердила эту мою догадку – она считала себя свободной, потому и делала то, что хотела, ожидая, что я не стану предъявлять ей претензий.