– Понимаю, я вот собираюсь поступать на юридический, и пусть все называют меня зубрилой, у которой вместо мозгов исторические даты, зато я добьюсь своего и в будущем не буду жалеть о том, что тратила свое драгоценное время на фальшивых друзей, – доверительно поделилась Яра, отойдя на небольшое расстояние и вглядываясь в слабый след от мыла на стекле.

Саша уставилась на девушку. Перед глазами сразу возникла картина, как девушка-готка заходит в зал судебного заседания, а старушка, против которой она выступает, хватается за сердце, крестит Яру и приговаривает “боже спаси и помилуй”, вспоминая, что даже завещания не составила толкового.

– Тоже подумала, как ко мне будут относиться клиенты? – покосилась та на девушку.

Саша потупила глаза, однако у нее созрел вопрос, который давно ее интересовал.

– Яра, а какая у тебя кличка?

– Чего?! – насупилась ее новая подруга.

– Нет-нет, я не хотела обидеть тебя, просто интересно, ведь у готов принято давать прозвища, как в “Папиных дочках” Дашу Тарантулом называли. А правда, что по полнолуниям на кладбище ходите? – сама себя перебивая, продолжала она.

– Ага, и жертвоприношение устраиваем. Крыс там всяких, ворон, а может чего и покрупнее.

– Правда? – большие синие глаза с интересом распахнулись.

– Нет, конечно, – прыснула Яра. – Я не состою в готах.

Она поймала озадаченный взгляд, не торопясь макнула кисть в коричневую гуашь, и принялась раскрашивать своих медвежат.

– Я привыкла не доверять людям, но почему-то тебе хочется все выложить, – снова перейдя на полудоверительный, полуделовитый тон произнесла одноклассница. Саше стало приятно от таких слов, даже щеки стали под стать той красной игрушке, что она раскрашивала.

– Человек на то и социальное существо, ему необходимо общение.

– Мне хватает общения с сестрами, у меня их аж целых три, а ты открытая и простая, легко располагаешь к себе. В общем так вышло, что четыре года назад Влада – моя старшая сестра, заинтересовалась субкультурой готов, начала одеваться и краситься во все черное, по ночам пропадала где-то, нашла себе парня-гота. Родителей это не устроило, они сказали, что либо сестра перестает вести себя как маленькая, либо пусть съезжает. Тогда все здорово перегнули палку, а я испугалась. Влада – мой родной человек, я не представляла, что бы произошло, если бы она действительно ушла. Поэтому ночью стащила у нее тоник для волос, помаду, надела черные вещи и утром явилась на завтрак при всем этом параде, сказав, что если ее выгонят, то и меня тоже. Конечно, все тогда сначала посмеялись, потом помирились, сейчас это даже как-то забавно вспоминать, но мне до такой степени понравился мой образ, что я решила его сохранить.

– И родители ничего не говорят по этому поводу? – спросила Саша, вглядываясь в темные блестящие глаза своей одноклассницы.

– Говорят, раз учусь хорошо и это мне никак не мешает, то они не против.

– Крутые они у тебя! – протянула Саша, искренне радуясь за Яру.

– А то! А у тебя что за история?

Саша почесала нос, взглянула в добрые лучистые глаза и решила рассказать.

Как у нее была любимая тетя Лида, которая с шести лет водила девочку по театральным пьесам, постановкам, спектаклям, мюзиклам. Сама она была актрисой театра юного зрителя и всегда доставала своей племяннице и ее родителям места в первом ряду. Саша пропитывалась неповторимой атмосферой сцены, оваций, классической музыкой, открытыми лицами актеров, их движениями и нарядами. Девочка загорелась мечтой стать частью этой атмосферы, и тетя Лида обещала, что поможет ей поступить, но судьба вмешалась в их планы. Она забрала ее надежду, вместе с дорогой тетей два года назад. Страшный диагноз – лейкемия четвертой степени, последние месяцы жизни, которые та провела на сцене и затем долгий путь Саши по принятию нового чужого мира, где не было задорного смеха, певучего голоса, нежных рук и уверений, что у нее все получится, от дорого человека. На этом месте зияла огромная дыра, пустота. Теперь Саша цеплялась за надежду поступить, чтобы воплотить свою мечту, а также увековечить светлую память.

Но семья Захаровой едва сводила концы с концами, поэтому девушка приняла решение пойти работать, родители поддерживали всеми силами и верили в свою дочь.

История лилась из ее уст также плавно, как кисть оживляла изображение советского новогоднего мультика.

– Нам с тобой повезло, у нас у обеих крутые предки! – воскликнула Яра, оставляя коричневые брызги на окнах, пока Саша второй раз за день вытирала слезы рукавом свитера. – Знаешь, а я сейчас уже хочу снова стать собой, немного уйти от образа, который себе создала. Правда наши “любимые” одноклассники меня останавливают, возможно, лучше подождать окончания.

– Это твоя жизнь, Яра, и только тебе выбирать как ее жить, так что делай, что хочешь, а я могу всегда с собой носить апельсиновый сок.

– Договорились, – лучезарно улыбнулась Воронцова.

Так девушки сидели до позднего вечера, болтая, обсуждая искусство и историю, находя новые точки соприкосновения, пока два окна не были полностью разрисованы.

На одном красовался Снеговик-почтовик, которого изобразила Саша, а на втором – новогодняя елка, которую украшали три медвежонка.

– Конечно, не Пикассо, но сойдет, – критично рассматривая свой рисунок, произнесла Яра. – Для первого раза очень даже неплохо.

– Конечно, не плохо! Ты посмотри, я закончила художку, а рисунки на одном уровне!

– Скажешь тоже! – отмахнулась Яра, собирая кисточки и краски в пакет, который они вернули обратно в класс.

Вскоре за ними приехал папа Саши – Алексей Викторович, чтобы забрать девушек. Льдом покрылся уже не только асфальт, но и поручни, стены, даже сама машина.

Яра быстро нашла общий язык с мужчиной и всю дорогу весело болтала о хоккее, чем вызвала восторг, а когда они подъехали к ее дому, она, искренне поблагодарив, выскочила из машины и заскользила в сторону подъезда, будто на коньках, весело насвистывая новогоднюю мелодию, которая играла из колонок весь вечер, создавая предпраздничную атмосферу.

– Хорошая подруга, – одобрительно кивнул отец Алексей Викторович.

– Ага, – уставши, произнесла Захарова, потирая сонные глаза. Утренний стресс, гололед, многочасовое рисование, долгие разговоры забрали слишком много сил за один день, ее клонило в сон, веки тяжелели. Девушка, чтобы не заснуть, ленивым взглядом провожала мелькавшие за окном девяти- и пятиэтажки, обледеневшие остановки, фонари и тот злосчастный дорожный знак “Дворовая территория”. Сердце сжалось от воспоминания, как она оказалась в теплых, уютных, таких медвежьих объятьях Миши.

Когда они пришли домой, Саша, не переодеваясь, упала на кровать и погрузилась в сладкий сон. Последним воспоминанием мелькнули медовые глаза с густыми бровями, запах сигарет и мускатного ореха и фраза “Поймал! А ты, трусиха, боялась”.

***

За ночь снег припорошил лед, и теперь все было покрыто белым пуховым одеялом. Саша стояла в сумраке и любовалась из окна своей комнаты на открывающийся вид: засыпанная детская площадка, крыши гаражей, елка, которую поставила управляющая компания, люди очищали свои машины, ежась и кутаясь от прохладного ветра.

Девушка позавтракала венскими вафлями, политыми сгущенкой, которые заботливо напекла мама, и подкрепилась горячим какао, достала из стирки свой жилет и с облегчением заметила, что масло все же отстиралось.

Она, как всегда, не нарушая своих привычек, пришла прямо к началу занятий, чтобы избежать лишний и ненужный ей контакт с одноклассниками. Яра хмуро сидела за партой Саши и грызла яблоко. В глубине души всколыхнулась радость от того, что Воронцова осталась с ней сидеть.

– Доброе утро! – поприветствовала Саша, усаживаясь за стол и закалывая передние пряди своих волос невидимками на манер мальвинки.

– Доброе, – буркнула девушка. – Но не совсем.

Она выразительно посмотрела своими шоколадными глазами.

– Что случилось? – сердце сжалось от предчувствия чего-то нехорошего.

– Наши с тобой рисунки КТО-ТО стер. Ты случайно не знаешь КТО? – громко на весь класс произнесла та.

У Саши аж кончики пальцев похолодели, мысли вихрем закружились в голове, и первая из них была, что надо все бросить и будь что будет, не съедят же их одноклассники и в самом деле.

На возглас Яры все повернулись.

– Ты чего на меня свои глаза вылупила, чернушка? – подала голос Алёна, которая снова восседала на своем месте, вальяжно развалившись. – Думаешь, это я? Мне, по-твоему, делать нечего? Саму себя зарывать от поездки.

Саша и Яра уже открыли рот, чтобы ответить своей однокласснице, но в этот момент зашла классная руководительница – Маргарита Семёновна, и услышала последнюю фразу.

– Ярослава, с этим разбирается завуч, а вы не лезьте. Зачем ребятам подставлять вас, когда на кону поездка?

У Саши много мыслей было на этот счет, но Яра отдернула подругу и прошептала:

– Пусть разбираются, сами увидят, что мы правы.

– Откуда они узнали, что мы что-то рисовали, если там все стерто? – шепотом спросила Саша.

– Да они там мазню оставили, явно не успели или их прервали, – горько усмехнулась девушка. – Там даже тело одного моего мишки осталось, только без головы, – Яра жестом показывала, что та отсечена.

– Яра, а я ведь сегодня работаю, – ахнула Саша, представляя сколько же работы свалится из-за нее на новую подругу.

– Тсс, – соседка по парте кивнула в сторону доски, на которой учительница выводила правила русского языка. – Потом разберемся.

Саша снова погрузилась в свои мысли, которые порхали словно бабочки в ее голове и улетали все дальше и дальше от школьного предмета. Она сама начала замечать, что в последнее время витает в облаках, но ничего не могла поделать. Девушка сидела и накручивала локон на карандаш, когда почувствовала, что на нее кто-то смотрит, обернувшись, наткнулась на колючий, полный презрения взгляд Алены, которая одиноко сидела за партой, потому что Миша пересел от нее, чем вызвал море вопросов со стороны одноклассников.

У Захаровой родилась идея. Она схватила листочек и быстро застрочил послание Яре: “Алена нам все равно не даст ничего сделать, предлагаю нарисовать все завтра. Хоть тяп-ляп, но, главное, чтобы было. А в четверг придем с утра пораньше и будем караулить, пока наши работы не оценят”.

Яра закивала и написала ответ: “Тяп-Ляп все равно не выйдет, ты у нас – художница, а моих медведей ты видела?! Это же шедевр”.

Саша тоже утвердительно закивала, показывая палец вверх.

В этот момент зашла завуч, все встали, она жестом указала, что можно садиться.

– Кто у вас рисовал на окнах?

Саша с Ярой переглянулись и подняли руки.

– Мы тут проверили камеры видеонаблюдения и подумали, что вы захотите это узнать, – и поднесла девочкам планшет, на котором было видно, как какая-то младшеклассница быстро смывает их рисунки, потом резко оглядывается и убегает. Изображение было ужасным и расплывчатым, при всем желании Саша не смогла бы опознать преступницу. – Мы выяснили кто это. Это Вика Сорокина, и она уже несет наказание, а также их класс дисквалифицирован с конкурса.

– Сорокина? – переспросил Максим с последней парты, все это время он старательно вытягивал шею, силясь рассмотреть хоть что-то. После его вопроса все взгляды обратились к Алене.

– Спасибо, – произнесла Саша, возвращая планшет и поражаясь тому, что правда все-таки всплыла наружу и неприятно раскрыла всеми любимую Алену.

Когда завуч вышла, Маргарита Семеновна задала вопрос, который мучил, кажется, всех:

– Алена, как это понимать?

Та беспечно пожала плечами.

– Мы просто с сестрой поспорили: кто из нас поедет отдыхать. Ведь я точно знаю, что МЫ выиграем, правда, Сашуля? – елейным голоском произнесла девушка.

– Не беспокойся, твоя сестра уже точно проиграла, – ответила Захарова, даже не поворачивая головы.

– Как я от этого устала… – внезапно произнесла классная руководительница, потирая виски. – Сорокина к доске.

***

В четверг после занятий Саша копошилась в шкафу, пытаясь решить, в чем лучше пойти в школу. Яра уже присылала третью смс-ку ВКонтате, в которой сообщала, что ждет ее на перекрестке.

Наконец девушка надела обтягивающие джинсы и новогодний свитер с оленем, у которого нос был красным помпончиком. Мама Саши – Алиса Сергеевна – стояла в дверях, подпирая косяк, и заботливо смотрела на дочь.

– Ты ведь даже не поела! – ахала она.

– Мамуля, я правда тороплюсь, и не жди, я допоздна, – уже в дверях кричала Саша, натягивая свою курточку.

– Как это не жди? Папа ведь поедет тебя встречать. Или ты таким образом хочешь сказать, что тебя кто-то проводит? – хитро подмигнула женщина.

Саша только вздохнула. Мама теперь через предложение упоминала “про того мальчика, который провожал”.

– А может, ты вообще не в школу, а на свидание?

– Мама! Я надела свитер с оленем, кто в таком виде идет на свидание?

Алиса Сергеевна махнула на дочь рукой, но тут ей на глаза попалась школьная форма, которую та запихивала в рюкзак, при этом жутко нервничая.

– Ты куда форму? Ты что, ночевать не будешь дома?

– Сама сказала, что я на свидание, а после свиданий люди обычно ночуют не дома, – засмеялась Саша.

– Да ну тебя, – мама обиженно поджала губки, накрашенные точно такой же красной помадой, что и у Саши.

– Шучу. Просто, может быть, придется в школе задержаться и там же переночевать, если с охранником договоримся.

Саша чмокнула маму в румяную щеку и, даже не застегнувшись, побежала навстречу к Яре.

Та стояла, притопывая на месте, потому что на улице гулял холодный ветер, который разбрасывал вокруг пригоршни снежной крошки.

– Классный свитер! Нос у оленя такой, какой мог быть у меня через пару минут.

– Прости… я доделывала доклад на завтра, – запыхалась Саша, пытаясь выровнять дыхание и застегнуть курточку непослушными озябшими пальцами.

Когда девушки пришли в школу, то увидели, что коридор полон школьников, которые также пытаются запрыгнуть в последний вагон, как и они сами.

Кто-то снова принес колонку и теперь из нее на всю играла песня “Новый год к нам мчится” группы “Дискотека Авария”, вселяя детский восторг от предстоящего праздника, новогоднее настроение и веру в чудо.

Все дружно стали подпевать на разные голоса, фальшивя, но при этом испытывая дикую радость.

На третьем куплете Яра принесла из класса гуашь, кисти, но тут девушек ждал сюрприз. Краски оказались все перемешанными, а гуашь залита чем-то липким и тягучим. Мёдом.

– Вот же, козлы! – в сердцах выругалась Яра. – Мы сейчас столько времени потратим, чтобы дойти до магазина.

– Мы можем попросить у кого-нибудь либо попробовать смыть первый слой с красок, – предложила Саша, крутя в руках коробочки, которые стали липкими.

– Давай попробуем. Я пойду спрашивать, а ты – в туалет, заодно и воду наберешь.

Девушка схватила пакет и побежала к раковинам, на счету была каждая секунда. В туалете снова не было света – какой-то шутник каждую неделю выкручивал лампочки. Тьма напирала, поэтому Саша быстро начала ополаскивать кисти от липкой субстанции, она то и дело оглядывалась или вглядывалась в темноту зеркала, стараясь, разглядеть нечто за своей спиной.

Раздался скрип дверных петель. Судорожно вздохнув, девушка подняла глаза и взвизгнула. Ноги у нее подкосились, руки ослабли.

За ее спиной стоял силуэт.

Саша схватила стакан с водой и развернулась, чтобы выплеснуть, но смогла разглядеть лицо.

– Э, тихо-тихо, – произнес знакомый с хрипотцой голос. Миша стоял в своем черном пальто, полностью сливаясь с темнотой, и лишь его кожа и глаза выделялись из общей гаммы.

– Ты меня напугал! Никогда тебе этого не прощу, – Саша схватилась рукой за сердце, пытаясь успокоить пульс.

– Я что, такой страшный?

– Нет, но теперь определенно впишешься в список моих фобий.

Девушку немного потряхивало, и кисть в стаканчике немного постукивала.

– Это снова твои зубы стучат? – поинтересовался парень, подходя поближе. – Тебя согреть?

– Так, ну-ка стой там, где стоишь или… нет, вообще уходи, это женский туалет! Твой – направо, если ты перепутал.

В этот момент живот у Саши решил напомнить о себе и о том, что он голодный, и жалобно завыл. Она покрылась румянцем и подумала, что как же все-таки хорошо, что света нет.

Парень всматривался в темноту, пытаясь, видимо, разглядеть ее.