Глава 2
Лили

Уже целых пять часов я лежу в своей новой кровати, новом доме в новом городе и притворяюсь мертвой для всего мира. У меня просто нет сил встать и начать день, потому что вчерашнее путешествие и снег в июле потрясли не только мою нервную, но и иммунную систему.

Я заболела.

Возможно, в современном мире босоножки в июле месяце действительно считаются обувью не по погоде.

Я громко чихаю в сотый раз, а затем высмаркиваюсь так, что закладывает уши. Мерзость.

Единственное, что меня радует, так это дом. Он поистине прекрасен. В нем все чисто и неброско, возможно, немного старовато, но в этом, как мне кажется, весь шарм.

Он красив своей простотой.

Обычный бледно-розовый кухонный гарнитур, ковер с незамысловатым узором в гостиной и бежевый диван. В моей спальне тоже ничего лишнего, но она очаровывает балдахином над кроватью и шторами с россыпью полевых цветов. Этакий стиль бабушки, но приправленный современностью.

А еще, главный плюс дома – тишина.

Не помню, чтобы хоть раз за свою жизнь спала в таком тихом месте. За весь вчерашний вечер, сегодняшнюю ночь и утро меня ни разу не потревожили громкие звуки от автомобилей, неумолкающие сигнализации или бесконечные звуковые сирены полицейских машин.

От этого места веет уютом и… безопасностью.

 Черт возьми, я не могу представить, чтобы в Лондоне кто-то спрятал ключ от дома под куст с розами. Да, проверив все клумбы и кашпо, украшающие порог, мне все-таки удалось найти тайник Мии.

В небольшом дворе дома расположился неброский сад, который не пестрит разными красками. Зеленые туи благородно оттеняют чайные розы, а альпийская горка отлично скрашивает совершенно ужасный двор моих соседей.  Весь вечер я пыталась понять, живет ли кто-то в другой половине дома, похожей на чье-то логово в лесу, но это так и осталось загадкой.

Настойчивый стук в дверь заставляет меня поднять свою онемевшую задницу с кровати и пройтись походкой зомби со второго этажа на первый. В доме достаточно крутая лестница, поэтому я изо всех сил цепляюсь за перила, чтобы не скатиться кубарем.

Отворив дверь, не успеваю моргнуть, как в дом влетает ураган с ароматом булочек с корицей.

– О, отлично, ты дома. Прости, что не смогла вчера встретить. В нашей местности сейчас бушуют лесные пожары, – добро пожаловать на северо-запад Америки, – а я работаю на ранчо… в общем неважно. Ты нашла ключ? – Миниатюрная девушка с вьющимися каштановыми волосами хлопает себя по лбу. – Конечно нашла, ты же в доме.

– Вчера же был снег… – Я пинаю свою разбросанную обувь в прихожей.

Девушка, которую, полагаю, зовут Мия, хмурит брови.

– А?

– Пожары… Э-э, они возникают не от жары? Вчера был снег.

Мия усмехается, поправляя картину с котятами в коридоре.

– А до этого несколько недель была ужасная засуха. Пожары возникают не только от жары. Виновники – люди, а не погода.

Я киваю, и даже от этого незначительного движения головой, перед глазами все темнеет. По какой-то глупой причине я переношусь во вчерашний день и вспоминаю… Боже, эти мужчины были перепачканы в саже. Они возвращались с опасного задания, а я сравнивала их с глупым календарем и свалилась им на голову с розовым чемоданом. Не удивительно, что мистер Засранец был такой злой.

– Как ты добралась? Погода действительно вчера устроила нам представление, – хихикает Мия. Перемещаясь из коридора вглубь дома, она спотыкается о мою потерянную туфлю для «латины». – Ты танцуешь? Наши люди очень любят танцы.

О, поверь мне, знаю. Именно поэтому я здесь.

Мия не задерживается долго на одной теме, вновь возвращаясь к снегу.

– Не переживай, обычно у нас не идет снег в Июле. Лето во Флэйминге всегда жаркое.

– В пылающем городе¹ жаркое лето, – усмехаюсь я, а затем вновь чихаю.

Мия начинает хихикать, а потом резко разворачивается, сталкиваясь со мной нос к носу на пороге кухни. А точнее, носом с моим подбородком, потому что я не из тех девушек, что не достают до верхней полки шкафа. У меня не крупное телосложение, но и Дюймовочкой меня не назвать. Скорее рост модели и фигура… Ну, фигура танцора. Когда посвящаешь этому всю свою жизнь, то именно такое определение больше всего подходит для описания внешности.

Мия смотрит на меня пристальным взглядом, а затем делает заключение.

– Ты заболела.

– Ты определила это по одному чиху?

– Да.

– Я бы могла быть аллергиком. У тебя богатый сад. – Указываю на задний двор и веранду, выходящую с кухни.

Мия деловито складывает руки на груди, приподнимая довольно впечатлительный бюст для такой миниатюрной девушки. Она в ярко-зеленом коротком топе, открывающем живот с сережкой в пупке.

– Дорогая, я выросла с тремя братьями.

– Почему это звучит как угроза?

Мия отвечает сквозь приступ смеха:

– Возможно, потому что всю свою жизнь я действительно произносила это для того, чтобы отпугивать назойливых ухажеров?

– Я к тебе не подкатываю.  – Поднимаю руки в знак капитуляции.

– Ты мне нравишься, – улыбается она. – Этому дому давно не хватало веселья.

Логично, ведь здесь никого не было.

– По поводу братьев: я имела в виду, что выросла в большой семье и мы без конца болели. Стоило одному принести домой какую-то заразу, то остальные начинали цеплять ее по кругу. Однажды мы болели два месяца, потому что глупый Томас снова и снова возвращался домой с какими-то соплями и новыми бактериями. Клянусь, наша мама хотела от него отказаться, – смеется Мия. – Так что да, я умею определять болезнь по чиху. И тебе, дорогая, срочно требуется лечение и объятия от Саммерсов.

В эту же секунду Мия заключает меня в кольцо рук и крепко обнимает. Я стою, как истукан и не понимаю, что мне нужно делать. Мы знакомы пять минут, не считая нашего общения по телефону. Но по какой-то странной причине я не хочу, чтобы она переставала обнимать меня. Возможно потому, что слишком долго никто не прикасался ко мне с такой нежностью. А если точнее – никогда.

– Ты сказала Томас? – я нарушаю наше затянувшееся молчание. Как много Томасов на один Флэйминг – город на западе Монтаны размером со спичечную коробку.

– Да, мой дурацкий младший старший брат.

– Как это? – хихикаю я, когда она выпускает меня из своих объятий.

– Ну у меня два старших брата. Один, самый старший и менее дурацкий. А другой, младше старшего, но все равно старше меня, и супер дурацкий. Поэтому он дурацкий младший старший брат, – быстро проговаривает Мия и приподнимает брови, как бы говоря: «Что непонятного?».

На самом деле мне непонятно все… Ведь я понятия не имею, каково это – иметь братьев или в принципе иметь семью. Болеть по кругу и отпугивать ухажеров одной лишь фразой.

– Понятно… – протягиваю я. – А Томас, случайно, не пожарный?

Мия сужает глаза.

– Случайно пожарный…

– О.

Черт, это действительно маленький город.

– И что, по-твоему, должно значить это «О»? Прости, но за десять минут мы не узнали друг друга так хорошо, чтобы я могла понять тебя по одной букве. – Она похлопывает меня по плечу и проходит вглубь кухни, добывая откуда-то джем и травяной чай.

– Ну, так получилось, что твой брат подобрал меня вчера на обочине и довез до дома, – бормочу я. Мия склоняет голову, хлопая глазами. – Ладно, понимаю, нужны детали.

– Так это была ты! Джемма с салона красоты рассказала мне, а ей нашептала миссис Адамс с третьей улицы, что команда пожарных высадила около нашего дома какую-то городскую сучку. Но я не поверила, ведь ты не показалась мне городской сучкой… хотя… – Она задумчиво постукивает по подбородку, осматривает меня с ног до головы. Ее взгляд цепляется за мой французский маникюр и наращенные ресницы.

– Эй, они выглядят как натуральные! – возмущаюсь я.

Мия усмехается.

– Ладно-ладно, городская девушка, я не думаю, что ты сучка.

Городская девушка… Это что-то вроде сленга в этом городе?

Я пересказываю своей новой подруге вчерашнее фиаско и знакомство с месяцами австралийского календаря. Мия смеется и держится за живот.

– Итак… – она пытается отдышаться. – Значит, Томас – Февраль. А Марк – Июль? Что ж, я бы на самом деле поменяла их местами. Поэтому если выбирать из моих братьев, то именно Марк холоднее февраля.

– Что? – чуть ли не взвизгиваю я. – Ты собрала полную команду пожарных из своих братьев?

Боже, как я умудрилась флиртовать с одним ее братом и огрызаться с другим?

– Нет, мой самый младший брат только закончил школу в этом году, но кто знает… – Передо мной появляется огромная кружка с чаем и банка джема. – Ешь и пей. Этот город встретил тебя неправильно, я просто обязана все исправить.

– Да уж, – ворчу я. – Но это не самое худшее, что случалось в моей жизни.

Мия долго не отвечает, и я отрываю взгляд от дымящейся кружки, чтобы посмотреть на нее. Она изучает меня глазами, в которых появляется… жалость? Неужели я все еще выгляжу как девочка, которую нужно пожалеть?

– Я имела в виду, что в Лондоне одна поездка в метро может показаться адом…

Мия словно пропускает мимо ушей мои глупые и нелепые объяснения, продолжая сканировать меня своими ярко-голубыми глазами. Такими же, как у ее брата.

– Что ты здесь забыла, Лили? – искренне и по-доброму спрашивает она.

– Мечту.

Глава 3
Лили

– Ты не можешь, Майкл! – кричу я на своего партнера в динамик телефона. – Ты просто, черт возьми, не имеешь права так со мной поступать.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Нихрена не помогает.

Слезы начинают обжигать щеки.

– Лили, у нас ничего не выйдет. Алексис отказалась от нас. Тот тренер, которого ты нашла чуть ли не на другом конце земли, давно не имеет никаких дел в нашем спорте. Я не уверен, что он вообще еще способен…

– Бывших бальников не бывает! Он лучший…

– Был лучшим! Сто лет назад, – рявкает Майкл.

– Ты не можешь, ты не можешь, – я показываю свою слабость, громко всхлипывая. Это просто несправедливо. Я не заслуживаю всего, что происходит. – Это наша мечта, Майкл.

– Это твоя мечта, Лили. – Он кладет трубку.

– Ублюдок! – ору я своим осипшим голосом на весь дом.

Майкл должен был приехать сегодня вечером. А завтра мы должны были начать подготовку к важному чемпионату по латиноамериканским танцам. Наш тренер Алексис отказалась от нас по причине… по причине того, что я старуха. Двадцать семь лет – это уже даже не потолок, а чертова дымовая труба и черепица для девушки в бальных танцах.

Мой партнёр младше меня на четыре года, и у него впереди куча возможностей, как и множество партнерш. Конечно он не захотел переезжать, хоть и временно, в другую страну, когда с ним хочет работать любой тренер в Лондоне. А от меня все воротят нос.

Как и всегда.

Видимо, моя мать наложила на меня какое-то проклятие отказа с самого рождения.

Я стою на веранде, подставляя заплаканное лицо под оранжевые лучи вечернего солнца. Время заката – мое самое любимое. Небо пестрит огненными оттенками, которые буквально изнутри согревают твою душу, пока шепот уже прохладного ветра ласкает кожу. Я редко заставала в Лондоне закат. Обычно тренировки заканчивались так поздно, что ничего, кроме серости и сырости асфальта вперемешку со спертым, душным воздухом тёмной ночи, мне не доставалось.

Мрачный, заросший соседский двор, где за прошедшие два дня так ни разу и не были слышны какие-то признаки жизни, полностью отражает мое состояние. Он такой же серый, холодный и… мёртвый.

Что мне делать? Я приехала сюда с определенной целью. Бросила привычный уклад жизни и даже отдала своего попугая соседке. Неужели все зря?

Нет. Сдаваться нельзя. Пускай всю жизнь я будто билась об стену. Пускай кто-то получал все с первого раза, а мне приходилось пройти несколько кругов ада, чтобы заработать сраную медаль. Пускай я уже давно потеряла надежду, но во мне все еще живет вера.

Вера в себя. 

Я вытираю щеки и захожу в дом, чтобы принять душ горячее ада. Каждая женщина знает: в ванной приходят самые гениальные идеи. Болезнь потихоньку начинает отступать, поэтому самое время привести себя в порядок и показать этому отвратительному миру, кто здесь королева чертового бала.

В течение получаса я распариваю свою кожу до состояния печеных яблок. Наверняка в какой-нибудь умной медицинской передаче сказали бы, что у меня уже рак десятой стадии, и завтра я умру.

Морщусь.

Ладно, может стоит сделать воду чуть-чуть прохладнее. Я нащупываю рукой кран и хочу его слегка сдвинуть в сторону холодной воды. Он туговат, поэтому мне приходится приложить усилия. В этот момент громкий визжащий звук пугает меня так, что я поскальзываюсь и в попытке не потерять равновесие хватаюсь за кран.

И конечно же включаю холодную воду на полную мощность. Теперь орет не только какая-то непонятная фигня в доме, но и я. Боже, вдруг это какая-то сигнализация? Может кто-то хочет меня ограбить? Вернее, ограбить Мию.

Ага, Лили, ты гениальна. Прожила три дня в доме, ни разу не снимая сигнализацию, и думаешь, именно в эту минуту она решила сработать?

Глаза щиплет от шампуня, а тело дрожит. Нащупав полотенце, которое, судя по размеру, для рук, а не для тела, выбегаю из ванны.

Громкий звук начинает орать еще сильнее, а я даже не понимаю, куда мне нужно бежать. Быть ограбленной, когда ты с голой задницей, вообще не круто. Что уж, быть ограбленной в целом не круто.

Я спускаюсь по лестнице и врезаюсь в стену.

Черт.

Распахиваю глаза несмотря на то, что они жутко горят от едкого шампуня.

О. Это не стена.

Мистер Июль во всей своей календарной красе смотрит на меня глазами-льдинками и хмурит брови так сильно, что его лбу потребуется ботокс к концу этого года.

Я умерла и попала в рай? Или ад? Или…

– Какого хрена ты делаешь в моем доме, извращенец? – Просыпаюсь ото сна и вырываюсь из его горячих рук, обхватывающих мою задницу.

Мою голую задницу.

Маленькое полотенце магическим образом исчезает, поэтому я ничем не отличаюсь от дам на тех средневековых картинах. Только вместо ветки винограда в руке у меня сжата футболка Марка, который все еще продолжает хмуриться, слово ему противно даже смотреть на меня.

А, стоит отметить, в его руках все еще мой зад. Зад, над которым я работала полжизни. Так что считаю это личным оскорблением.

Марк выпускает меня из своих огромных лап и поднимает мое крошечное полотенце, пытаясь его приклеить ко мне, как игрушки на елку в детской аппликации.

Какая-то штуковина все еще продолжает орать так, что еще чуть-чуть, и мы оглохнем. Я выхватываю у извращенца полотенце, прикрывая им все, что могу. А это совсем немного. Примерно одна треть.

Марк грубо отталкивает меня в сторону и бежит на второй этаж. Я следую за ним.

– Скажи на милость, что ты здесь забыл и почему ведешь себя, как дома?

Он не обращает внимания на мои вопли и заходит в спальню, начиная рыться в ней, как какой-то тасманский дьявол.