Глава 4
Валери

Недалекое прошлое

В детстве я думала, что нет ничего ужаснее, чем заниматься тем, что ты ненавидишь. Ходить на работу, от которой тошнит. Быть тем, кем на самом деле не являешься. Но сейчас я понимаю, что самое страшное – возвращаться в дом, где запланировано твое уничтожение.

И, возможно, мне даже не удастся объяснить, почему мои ноги все еще ведут меня в тот дом, а хромосома, отвечающая за самосохранение, функционирует неправильно.

Однажды моя соседка спросила:

– Почему ты не уйдешь?

Я поняла, что не знаю точного ответа на этот вопрос. Раньше мне было непонятно, как люди, болеющие анорексией, не могут есть. Ведь это кажется таким простым – взять и съесть. Но теперь я понимаю. Ведь это кажется таким простым – взять и уйти. Но люди не осознают, что у таких, как мы, сознание давно съехало с рельсов.

Именно поэтому мы продолжаем гнаться за тем, что нас убивает. Я стою в балетном классе и чувствую, как новые пуанты до крови натирают ступни. Академия давно пуста, но я все еще здесь. В стенах, которые мне противны. В пуантах, не вызывающих ничего, кроме адской боли. И в чертовом белом боди, скрывающем черные синяки на ребрах.

Академия танца – место, которое я ненавижу намного меньше, чем дом, в котором живу. Хотя кто бы мог подумать, что такое возможно. Я выполняю по сотне повторений пассе, плие и прочей хрени, названных красивыми словами, прежде чем перестаю чувствовать ноги.

Будь ты проклят, балет.

Будь ты проклят, Алекс.

Будь ты проклята, жизнь.

Спустя часы я рисую в альбоме красные ромашки, сидя напротив входа в академию, ветер развевает мои волосы, которые наконец-то освободились от тугого пучка после очередного адского дня прекрасной балерины. Я всегда терпеть не могла балет, но продолжала им заниматься. Не по своему желанию, а чтобы сохранить хоть какую-то нить, связывающую меня с мамой. Надеялась, что хоть так моя жизнь вызовет у нее интерес. К сожалению, ее волновало лишь то, насколько я красива и покладиста. То, какой женщиной я должна быть, чтобы на мне женились.

– Дерьмовая я жена, мама. Но меня все-таки выбрали, – бормочу я, закрашивая каждый лепесток кроваво-красным фломастером. Возможно, я увижу еще больше этого цвета через пару часов. А может, сегодня будет вечер «медового месяца» и цветы окажутся желтыми.

Никогда нельзя угадать.

– Тебя невозможно не выбрать.

Я подпрыгиваю на месте и оборачиваюсь на голос. Боже, что он тут забыл? Опять.

– Почему ты здесь? – устало спрашиваю я. У меня нет ни сил, ни желания язвить. Хочется просто уснуть. И не проснуться. Возможно, я давно думаю о том, что быть мертвой намного приятнее, чем живой.

– По делам, – коротко отвечает Макс, пристально осматривая меня с ног до головы.

Наши столкновения напоминают маленькие землетрясения: такие же спонтанные. Только по неизвестной причине с каждым разом амплитуда все нарастает и нарастает.

– Ну тогда иди делать дела, Макс.

Господи, я же сама ядовита, как аконит. Неудивительно, что яд Алекса подействовал на меня не сразу.

– Почему они красные? – Он кивает на альбом в моей руке.

Вспышка воспоминаний, подобных тем, что я испытала, когда он назвал меня Меридой пару дней назад, проносится в голове, как скоростной экспресс.

– Они необычные, но красивые, – следом продолжает Макс, будто знает, что я не отвечу на вопрос.

Я всматриваюсь в черты его лица и понимаю, что, видимо, притягиваю одинаковый типаж мужчин. У них с Алексом множество сходств во внешности: оттенок волос, строгие, но не угловатые черты лица, даже однобокая ухмылка, появившаяся сейчас на полных губах.

Есть лишь одно «но»: глаза. Хоть они и похожего золотистого цвета, но совершенно другого настроения. Когда я была влюблена и любила – действительно любила Алекса, – то его взгляд казался чем-то вроде солнца, затерянного за горизонтом. Но теперь это вечно пляшущий огонь, сжигающий душу… и тело.

У Макса нет никакой таинственной красоты в глазах, лишь оттенок виски, согревающий внутренности, словно алкоголь. И не думаю, что это влияет на меня на каком-то химическом уровне, как на женщину. Кажется, что эти глаза могут согреть любого, кто в них заглянет.

И я понимаю, что раньше уже чувствовала подобное.

– Почему ты каждый раз так меня рассматриваешь? Стоит ли мне сделать фото специально для тебя?

– Тебе стоит угомонить свою фантазию. Я просто смотрела и думала, какого черта ты все еще тут стоишь. – Чересчур, Валери. – Не нужно ли тебе бежать спасать мир от липовых договоров и черных схем? Или кричать: «Я протестую!» – в зале суда? И прежде чем ты спросишь, я смотрела сериалы…

– Остановись, – спокойно произносит он. – Я уйду, если тебе некомфортно. Не нервничай.

– Я не нервничаю.

Ложь. Мое сердце гоняет кровь так быстро, будто вот-вот разорвется. Я потерялась в своих мыслях и рассуждениях, совершенно забыв о нем. Мне все время кажется, что Алекс где-то рядом, как преследующая меня тень. Хотя это не так – он на работе, его точно не может быть здесь.

Я в безопасности.

– Ты в безопасности, – словно заглядывая в мой мыслительный процесс, произносит Макс.

Не знаю, как он это сделал. Я думала, что прекрасно научилась скрывать свои настоящие эмоции. Мне приходилось делать так с детства, просто сейчас я подняла планку до небес. Несмотря на то, что в семь лет, как по волшебству, у меня прорезался голос, я все равно оставалась ребенком, который не мог сложить слова в предложения в кругу собственной семьи. Дикая необузданная агрессия и энергия накапливались во мне и находили выход в вечных драках с девочками из балетного класса и абсолютно неуместных страстных поцелуях с парнями после занятий.

Макс медленно протягивает руку и касается моего запястья, скрытого рукавом свитера. Я оглядываюсь по сторонам, обвожу улицу полными паники глазами, как у зверя под прицелом ружья. Подушечка его большого пальца пробирается под манжету рукава и мягко прижимается к синяку, оставленному Алексом. Я закрываю глаза, заставляя себя отдернуть руку. Но на секунду мне хочется, чтобы кто-то впитал часть моей боли. Если это, конечно, возможно.

– Дыши. Его здесь нет. Есть только ты, – шепчет Макс, словно погружая меня в транс, но его мимолетное прикосновение быстро исчезает.

Я открываю глаза и вижу его удаляющуюся спину. Он направляется не в академию, а в совершенно другую сторону.

– Тебе же нужно было сюда по делам! – кричу я вслед.

Макс разворачивается, медленно пятясь.

– Я сделал все, что хотел. – Он делает паузу, сужая глаза. – Почему они красные, Валери?

– Потому что я так захотела.

* * *

Я иду домой так медленно, что меня обогнала бы даже самая древняя черепаха. В руках телефон, на экране которого скоро появится дыра от моего пальца. Я вожу по нему снова и снова, не решаясь позвонить родителям и сказать, что мне нужна помощь. Мы с ними не близки, но время от времени поддерживаем контакт, когда они отвлекаются от дел и вспоминают о дочери.

Сегодня вечер пятницы, все люди куда-то спешат, шлепая по лужам с излишней агрессией. Вокруг сырость и серость. Боже, этот город когда-нибудь перестанет напоминать Сайлент-Хилл ^[3]? Мне нужно солнце и тепло, потому что начинает казаться, что внутри меня распространяется плесень.

Сделав глубокий вдох, я нажимаю на кнопку вызова. Пожалуйста, будьте дома.

Пожалуйста, помогите мне, – тихо кричу я внутри себя.

– Валери? – раздается в динамике мелодичный голос мамы.

– Привет, мам, – с прерывистым вздохом отвечаю я.

– Что-то срочное? Мы в самолете. Папе по работе нужно в Париж, ну и почему бы не совместить приятное с полезным, – щебечет она. – Я хочу купить те шикарные чулки, помнишь…

Не помню. Мне не удается вставить слово в потоке чулок, нижнего белья и косметики для вечной молодости.

– Не знаю, сколько мы здесь пробудем, но я куплю и отправлю тебе, только напомни свой адрес.

– Мама, мне нужно…

– Прости, детка, – в спешке произносит она, а на заднем фоне слышится ворчание папы. – Я тебе как-нибудь потом позвоню. Мне нужно выключить телефон и помочь папе с ручной кладью.

Звонок прерывается, а я так и не произношу: «А мне нужна ты».

Не успеваю убрать телефон в карман, как он начинает звонить. Лица Аннабель и Лиама появляются на экране, и мне приходится налепить свою лучшую улыбку, прежде чем ответить:

– Привет всем сумасшедшим! Уже соскучились по мне? – Я заглядываю в камеру, как пожилые люди, которым только что дали в руки телефон.

– Почему ты до сих пор не дома? – спрашивает Лиам, находясь в машине.

– То же самое могу спросить у тебя, – хмурится Аннабель и тут же морщится, когда пытается встать с кровати.

– Колено все еще ноет?

Недавно сучка Бриттани, которой я чуть не откусила голову, практически лишила Аннабель главной роли, намеренно ударив ее по больному колену. Моя подруга – тот человек, который борется, когда света совсем не видно. Она нашла в себе смелость и силы противостоять человеку, оказывающему на нее огромное влияние. Поэтому мне просто-напросто стыдно прийти и сказать, что я не та, за кого себя выдаю. Что во мне нет той силы, которую все видят. Стыдно сообщить ей и Лиаму, что любовь всей моей жизни оказалась самой большой ошибкой. Боже, да мне до ужаса страшно, что они откажутся от меня, и тогда Алекс останется единственным человеком, которому я буду небезразлична. Даже если его проявление любви – извращенное.

– Оно не ноет, а орет на меня. Но уже вроде получше, планирую скоро вернуться. Так что не расслабляйся, Лиам, – отвечает Аннабель.

Эти двое стоят в паре, наверное, с их первого занятия балетом. Поэтому в последние дни Лиам чувствует себя так, словно его лишили правой руки.

– Я еду в Бристоль. Может, заскочу домой к Леви и верну к жизни его спортзал. Как думаешь, он оставил все на своих местах? Возможно, даже не протирал отпечатки твоих пальцев с зеркал…

– Фу, звучит жутко, – кривлюсь я.

– Не думаю, что Леви сам протирает зеркала, – размышляет Аннабель.

– Думаю, мистер Гринч хорошо смотрелся бы с метелкой для пыли и в переднике домохозяйки.

– Поистине отчаянная домохозяйка, – фыркает Лиам.

– Думаю, Бри Ван Де Камп ^[4] раскритиковала бы его навыки уборки, – хихикаю я.

– А Сюзан прыгнула бы к нему в кровать. – Лиам играет бровями. – Хотя она больше предпочитает сантехников…

– А Габриэль – садовников, – вхожу я в кураж.

– А Линетт родила бы от него сто детей. – Аннабель с широкой улыбкой откидывается на подушки и стопроцентно представляет себя на месте Линетт.

– Нет, погодите, место в постели уже забронировано Сюзан! – возмущенно восклицаю я.

– В этом сериале все слишком сложно, так что извините, что я не уследила за сюжетом.

Мое настроение значительно улучшается после разговора с этой парочкой. Как и всегда, они помогают мне забыть и отстраниться от реальности. Может, это еще одна причина, по которой я отгораживаю их от своей драмы. Не хочу запятнать друзей грязью.

Я прокручиваю ключ в замке, и звук затвора слишком громко отдается в голове. Алекс уже дома: видела его машину на подъездной дорожке. Удивительно, что он не устроил мне допрос с пристрастием по телефону по поводу того, что я до сих пор не вернулась.

Сбрасываю промокшие туфли – мне стало бы их жалко, ведь это великолепные Saint Laurent, но муж подарил их после очередной громкой ссоры (сломанного ребра), поэтому плевать. Для меня до сих пор загадка, как он на них заработал, будучи начальником охраны в ночном клубе. Мы никогда не нуждались в деньгах и не считали каждую копейку, но это не значит, что наши шкафы ломились от брендовых вещей, а на телах всегда сверкали бриллианты и золото.

Я смотрю на руку с обручальным и помолвочным кольцом и понимаю, что золото с бриллиантами все-таки есть. Помню, как спросила у Алекса, откуда у него деньги на такое дорогое кольцо. Он уверял, что это его накопления, которые ему не жалко потратить на любимую жену. Муж всегда получал хорошую зарплату, поэтому уговорил меня не работать до окончания учебы, хотя я очень хотела. Правда, не знаю, кто был бы заинтересован в таком работнике. Ведь кажется, что кроме балета я ничего не умею. Хотя и тут вопрос спорный – по сравнению с Аннабель мне в лучшем случае суждено танцевать где-нибудь… в ночном клубе. Забавно, ведь именно там я и встретила Алекса.

– Где ты была?

Я отрываю взгляд от руки и перевожу его на Алекса, стоящего около лестницы. Черт, он слишком тихо передвигается, чтобы мне удалось вовремя подготовиться к атаке. Какой бы она ни была – моральной или физической.

– Задержалась на учебе, скоро благотворительный концерт. Мы много репетируем.

Он медленно кивает, считывая каждую мою эмоцию, подобно сканеру.

– Я скучал.

А я нет.

– Я тоже.

– Если бы ты скучала, то шевелилась бы быстрее, а не разговаривала со своими друзьями, прежде чем зайти в дом. – Он начинает приближаться ко мне, но я не позволяю себе съежиться. – Я уже говорил, что они плохо на тебя влияют.

Не так плохо, как ты.

– Я…

– Я устал, а тебя нет. Придется за это заплатить, Валери. – Алекс обнимает меня за талию и утыкается носом в шею. – Покажи, как ты по мне скучала, – шепчет он, как ядовитый змей, прокладывая влажные поцелуи от шеи к груди.

– У меня месячные, – лгу я, внутренне содрогаясь от каждого прикосновения его губ.

Он отстраняется и заглядывает в мои глаза, возвышаясь надо мной.

– Проверим? – хмыкает Алекс.

Его права рука медленно скользит вниз, пока левая сжимает мою грудь. Достигнув юбки, он задирает ее и, как ласковый любовник, поглаживает внутреннюю сторону бедра. Меня тошнит, но я не шевелюсь. Бегство стало бы признаком поражения. Не говоря о том, что он бы меня обязательно догнал.

Его пальцы поддевают край трусиков и резко проникают внутрь. Тело пронизывает ощущение жжения, как от острого ножа. Я не испытываю никакого возбуждения.

Алекс достает руку и держит ее на уровне моих глаз. Естественно, на ней нет ни единой капли крови – лишь мое растоптанное достоинство.

– Посмотри, любимая. Кажется, ты ошиблась. – Он нежно гладит меня по голове.

– Д-да, – заикаюсь я. – Наверное, показалось. У меня болел низ живота, и я подума…

Прежде чем я успеваю договорить, удар под колени выбивает землю из-под ног. Голова ударяется об плитку в коридоре. Я стараюсь встать, но Алекс резко хватает меня за щиколотку и притягивает к себе. Он наваливается на меня, ставя руки по обе стороны от головы.

– Вот что ты делаешь со мной, когда ведешь себя неправильно! – кричит он мне в лицо, разбрызгивая слюну. Алекс замахивается, и пощечина, словно удар от плети, рассекает нижнюю губу. – Тебе даже не стыдно и не жаль! В твоих глазах нет ни одной слезы, сука!

Потому что я все выплакала.

Да и ко всему в мире привыкаешь. К боли тоже.

Вспышка – и его выражение лица резко меняется.

– Ты ведь сама усложняешь себе жизнь, любимая. Я же всего этого не хочу. Я же хороший. Я люблю тебя! – уверяет он больше себя, чем меня.

Алекс нежно прикасается к месту удара и, по его мнению, лечебным поцелуем пытается замолить свои грехи.

– Я люблю тебя. Скажи, что тоже любишь меня, – шепчет он в мои губы.

Я молчу. Наверное, кому-то такое поведение покажется самоубийством, но слова каждый раз застревают у меня в горле.

– Скажи, что любишь меня! – кричит Алекс с красными глазами, находясь на грани слез.

Он несколько раз ударяет по плитке рядом с моей головой, и при очередном замахе я выкрикиваю:

– Люблю! Я люблю тебя! Только тебя!

Все его тело расслабляется, и он с нежностью, которой не было секунду назад, целует меня.

– Хорошо. – Он начинает стягивать с меня свитер. – Так покажи мне это.

И я показываю. Но с чувством тошноты думаю лишь о том, что впереди выходные, а значит, мне удастся залечить синяки. А вот душу – не уверена.