Глава 7

Боран скривил губы, потом полез за пазуху, достал оттуда свёрток.

– Я чуть не забыл, мадам… я хотел сказать, Кеита, пробовали уже местную стряпню? – он опередил мой ответ. – Не пробуйте. Пока горячее ещё можно хоть согреться, а потом… В общем, вот принёс для поддержания сил. Может, это немного поднимет нам настроение.

Он развернул свёрток, в нём оказались сиропные конфеты из Таприкана. Те самые: кислые, присыпанные сахаром, что я полюбила прямо перед отплытием оттуда. Вот уж не ожидала увидеть их среди гор и серого снега. Желудок сжался, напомнив, что последний раз я ела ещё до рассвета. Удержаться было нельзя, как только Боран предложил, я тут же взяла пару кругляшей.

Сначала эти конфеты кажутся очень сладкими из-за сахара, а после кислый сок сводит скулы.

Боран взял одну, положил в рот, неуверенно задвигал челюстью:

– Никогда раньше их не пробовал… по мне, кисловаты.

– А вы сразу следующую возьмите, не ждите, когда станет совсем кисло, – посоветовала я. Ведь, и правда, главное правило этих конфет – не останавливаться.

Боран осторожно поднес к губам вторую. Но передумал, сжав её в руке, заговорил:

– Ну и от Его Высочества мне тоже доставалось, если я нарушал дисциплину.

– Значит, вы тоже нарушали правила?

– Ну как, скорее случайно. Например, однажды в походе я уснул сидя, хотя должен был дежурить. Я всегда говорил, что не сплю или сплю чутко и проснусь при первой же опасности. Однако Его Высочество успел связать мне ноги веревкой, а я так и не проснулся. А потом он как закричит «Боран! Опасность!», а я как вскачу и со всего роста…

Я чуть не подавилась следующей конфетой. Мой громкий вздох прервал его рассказ.

– О чём он думал! Вы же могли покалечиться!

– Ну, я ладони успел выставить – их оцарапал, правда, и ещё колени.

Я только помотала головой, не зная что сказать. Дарган? Наш ответственный, предусмотрительный, осторожный король…

– Я сам виноват, – продолжал Боран, – я должен был отвечать за жизнь Его Высочества, а уснул. Я тогда уже оруженосцем значился! А если бы правда опасность?

Боран часто заморгал, став похожим на подростка, и уже вспоминал другую историю:

– Помню, намечалась важная церемония, и в королевскую резиденцию в Фюллижане съезжалась знать. Принц Дарган, Гусег и я прятались. Такова была затея самого принца – сидеть в кустах за фонтаном и кидать шариками из цветной глины в статую Нерушимости Империи.

– В статую? Из кустов? – удивилась я, прожевав следующую конфету.

– Да-да. Тогда в центре Дворцового парка стояла такая высокая статуя, довольно далеко от нашего укрытия, кстати. Так что кидать было не очень удобно. Мы с Гусегом попадали то в причёски дамам, то в камзолы их кавалерам. А Дарган говорил, что нам нужно просто больше тренироваться. Но мне не хотелось тренироваться попадать в Нерушимость Империи, я вообще-то придворный! Мне полагалось любить императора и империю. Но когда я сказал об этом Его Высочеству, он так посмотрел… знаете, как он смотрит?

Я кивнула.

– За это он, наверное, на следующий день подсунул мне непарные чулки: один голубой, один золотой, как флаг Серенидской Империи.

– Что? – рассказ об очередной выходке Даргана заставил меня вздрогнуть. – И как же это? И вы не заметили?

Он дёрнул плечами:

– Я опаздывал, его слуги пришли, чтобы помочь мне поскорее одеться. Я первым должен был выступать на собрании, читать "Ода Империи", – Боран засмеялся. – И где он достал золотой чулок? Мне такой… допрос светлая королева устроила. А он мне ещё сказал, что все должны выходить вначале и громко петь гимн. И вот я выхожу и, что есть мощи, как гряну «Велика Империя наша славная…»

Я представила юного Борана, который выходит на сцену в непарных чулках и громко запевает гимн империи, и не смогла сдержать смех. Но Боран смеялся тоже.

– Зато как меня знать запомнила! Скучающая от собственного величия толпа, и тут такое вступление с весёлым пажом…

– И сколько же лет тогда было Даргану? – я шикнула, как раз кислинка конфеты обожгла язык.

Боран задумался:

– По-моему, четырнадцать.

Мне оставалось только взяться за лоб:

– Это невероятно! Неужели он был таким?

– Ох, ещё каким! Весь двор дрожал при виде него. Это еще что! Однажды был случай, будят меня среди ночи…

Но я вдруг перестала воспринимать его речь, она превратилась в неразборчивый шум. В следующее мгновение фляжки на полках раздвоились. Я повернулась – лицо Борана казалось окутанным туманом, и туман этот сгущался. Видимые объекты отдалялись от меня, исчезая за серыми облаками.

– Боран… – мой голос будто отдался эхом… в моих ушах!

– Да? – голос прозвучал, казалось, на расстоянии вытянутой руки.

– Ты почему не туман? – я хотела спросить, то ли почему он не ест, то ли почему вокруг туман, но мысли перепутались, как выскользнувшие из рук нити, а потом полностью потерялись в серой дымке. Она подступилась со всех сторон мягкая и беззвучная, как вата.

– Ох, осторожнее! – едва донёсся до меня приглушённый звук, но я уже падала. Как и куда – не знаю, но тело отяжелело, ветер свистел в ушах.

– Это аккомород! – хор сотен голосов со звонким эхом донёсся до меня, как из окна большого храмового зала.

Серый дым, что клубился перед глазами застыл, принимая грубые резкие очертания. Теперь вокруг меня была уже не вата, а тысячи, а может, миллионы камней, срастающиеся в один панцирь.

– Это аккомород! – грянул то же хор, в этот раз он отразился от камней.

В затылке появилась острая боль, камни перед глазами раздвоились.

Скоро я долечу до дна и моё налитое свинцом тело разобьётся об этот аккомород, а может какой-нибудь острый камень проткнёт его, как нож протыкает масло, как копьё пробивает кольчугу… При воспоминании о пробитой кольчуге, окровавленных подкольчужнике и рубахе, Непослушное, потерявшее чувствительность тело, дёрнулось, по позвоночнику пробежали мурашки – надо же, я ещё способна что-то чувствовать.

– Это аккомород! – еле донеслось откуда-то сверху.

Что это? Сколько раз за сегодня я услышала это причудливое слово, а раньше даже никогда…

– Ну, разумеется! Разумеется, слышали! Как же ваш меч… Если позволите, из чего он сделан ваш меч? – передо мной возникло лицо мастера Берага. Да ведь он мёртв! А может, я тоже? Иначе как? Но я не могу, не могу сейчас умирать, не помню почему, но я должна что-то сделать. Что-то очень важное.

– Не знаю. Быть может, и правда из… ак-ко-мо-рода? – вздохнул кто-то за спиной.

В груди кольнуло, когда я поняла: Бераг говорил не со мной, он смотрел мимо, а за моей спиной была…

– …вы Кеита Брайа? Я о вас читал… – лицо его растаяло в воздухе, голос прервался.

Я Кеита Брайа. Девочка с до смешного типичными именем и фамилией. На моей родине Кеитой звали каждую третью, а фамилию Брайа носило восемь племён центрального Таприкана. Благодаря этому на моей земле большинство моих подвигов в борьбе за независимость принимают за фольклор.

В Серениде же всё иначе. Здесь все знают, что имя принадлежит прославленной героине, предотвратившей очередную войну с тёмными силами.

После объявления независимости меня, пятнадцатилетнюю девочку, и других якобы доблестных бойцов пригласили в Серенид. Вокруг было столько людей, которые мечтали прославиться в чужой стране. А мне хотелось спать и есть. Мне, наверное, вообще не свойственны высокие стремления.

Так и сказали в той геройской школе, куда нас привезли – нет у такой, как я, ни единого шанса принести пользу Серениду. Как будто я когда-то утверждала обратное. Меня не гнали, не наказывали, а просто не замечали. В конце концов, я ушла сама.

Ушла бродить по дорогам большой незнакомой страны. В которой, как оказалось, чтобы жить – нужно работать. А чтобы работать – нужно что-то уметь. Умела я только сражаться, но мой возраст и документы не позволяли мне стать наёмницей. Не знаю, что делала бы, если бы не орден Непринуждённых.

«Что ты здесь делаешь, девочка?»… . Нет, это мне сказали не в ордене. С этой фразы началось моё знакомство с Гредваром. Он предлагал учиться у него магии. Уж не знаю, чем приглянулась ему дикая таприканка, но я согласилась, увидев хоть какой-то смысл. В любом случае, это лучше, чем выполнять задания ордена по доставке подозрительных писем и предметов.

Всё начиналось с непонятных уроков и странных речей, но со временем я начала понимать Гредвара. Мы проводили вместе всё время, он учил меня не только магии, но и жизни, стал мне как родной, а родных у меня не было. А где родные – там и дом. Серенид стал моим домом.