Дик Дженссен

Что ж, волшебные каникулы подошли к концу, гости Чизторнов разъехались, вернулись мама и папа, и мы с Ноэль вскоре вернулись к своей обычной жизни.

Точнее, это я вернулась к обычной жизни, Ноэль же в первых числах января переехала в дом к мадам. Там она проходила жесткий обучающий курс. Поначалу Ноэль не особенно хотела делиться подробностями, но постепенно шок и желание выплеснуть эмоции захватили ее, и она стала рассказывать мне все о своем новом пристанище, о порядках царивших там, о том, чему ее учили, о девушках, и, конечно, о мадам, которая оказалась чрезвычайно умна и при этом весьма либеральных взглядов.

Я совершенно не заметила, как пролетел январь, а с ним и половина февраля. Изредка выпадал снег, и тусклое солнце пробивалось через дымовую завесу Лондона. В такие дни я часто выходила на крыльцо, чтобы вдохнуть морозного воздуха. Конечно, его с трудом можно было назвать «свежим», но в сравнении с удушающим летним зноем, дышать им было куда приятнее.

В двадцатых числах февраля я получила первое письмо от Дика. Было так странно держать в руках конверт… Я ужасно волновалась и долго не решалась прочесть письмо. Я дотянула с этим до ночи и, укрывшись от родителей за своей занавеской, забралась в постель и принялась читать.

Боже, что это было за послание!

Дик великолепно писал, я читала его письмо, словно роман, и каждое слово будто бы оживало под его пером. Он рассказывал о Шотландии и своей семье, об их овцах и старом псе, рассказывал, что ищет работу журналиста в Эдинбурге или Глазго. Лишь через полчаса после прочтения я поняла, что он ни словом не обмолвился обо мне. Ничто в его письме не могло сказать мне, какие чувства он ко мне испытывал, понравилась ли я ему, встретимся ли мы когда-нибудь снова…

Я была в смятении, и весь следующий день обдумывала ответ. В конце концов, я решила отвечать ему в том же духе. Обо всем и ни о чем действительно важном. Так завязалась наша переписка.

Мы обменивались письмами примерно раз или два в месяц вплоть до наступления августа, когда он вдруг написал, что приедет в начале сентября в Лондон по каким-то семейным делам. Ни предложения встретиться, ни точных дат. И хотя моей нетерпеливой натуре было тяжело, пришлось смириться и просто ждать, что он будет делать дальше. В любом случае, как верно подметила Ноэль однажды, почему бы и не принять его игру, если больше никто не делает ставок.

О, эта девочка становилась по-настоящему мудрой. Ее допустили к клиентам только в конце весны, но почти сразу же стало ясно, что она истинная жемчужина. Ноэль приносила своей мадам огромные деньги и даже смогла сама кое-что отложить. Она частенько заставляла меня краснеть, рассказывая, как надо ублажать мужчин и при этом самой получать удовольствие, но благодаря ей, я больше не жила в прострации. И благодаря ее рассказам, я с точностью знала, что хотела бы сделать с Диком Дженссеном, если ему будет угодно пригласить меня на свидание.

Первые дни сентября проходили в мучительном ожидании. Мне хотелось верить, что я достаточно заинтересовала молодого журналиста, но в то же время я была крайне не уверена в себе, ведь это был мой первый опыт общения с молодым неженатым мужчиной. К концу первой недели я потеряла всякую надежду.

Причем зря. Седьмого сентября к нам пришла записка, в которой Дик Дженссен приглашал меня на прогулку в компании Гарри Чизторна, его жены и Клер. Мама с радостью отпустила меня, и к назначенному времени я была полностью готова. Едва Гарри постучал в дверь, мое сердце подпрыгнуло и забилось с бешеной скоростью. Его жена мило поприветствовала мою мать, и как только закончился обмен любезностями, я выпорхнула из дома. Мы отправились в парк.

Прогулка была бы абсолютно чудесной, если бы Клер намертво не вцепилась бы в Дика. Он много говорил, весело и интересно, так, как будто нас не связывала пачка писем, и расстались мы будто бы вчера. Я смотрела на него и мне он безумно нравился, его голос, его смеющиеся голубые глаза, то как он поправлял свои волосы…

Дик был красивым, настолько, что я словно бы горела от его присутствия. Он рассказывал нам про Южную Африку, которой очень интересовался его издатель, и даже упомянул, что его хотят отправить в Трансвааль к концу года для освещения местных событий. Африка казалась такой далекой и нереальной, но в его словах она оживала и переливалась буйными красками.

К концу прогулки мы подошли к дому Чизторнов, и Клер, к ее вящему неудовольствию, пришлось отлепиться от руки Дика и пойти домой. Гарри лишь посмеялся над явным огорчением дальней родственницы и, пожелав Дику удачи в африканской компании, попрощался с нами. Мы остались вдвоем.

– Разрешите мне проводить Вас, мисс Уороби? – спросил Дик.

– О, конечно, мистер Дженссен. Это будет очень любезно с Вашей стороны.

– Жаль, что Ваш дом так близко. Мне бы хотелось побыть с Вами дольше. Я пробуду здесь еще четыре дня, а потом вернусь в Шотландию. К тому времени должен решиться вопрос о моем назначении в Трансвааль. Вы разрешите мне встретиться с Вами еще раз за это время?

– Завтра и послезавтра я работаю, мистер Дженссен, но в четверг я свободна и могу провести с Вами немного времени. Вас это устроит?

– Конечно! Я чертовски рад! – воскликнул он. – О, прошу извинить мою несдержанность.

Я рассмеялась, и он тоже. Мне сразу стало легко. Я ему нравилась. Это было чудесно. Мы договорились встретиться в четверг у библиотеки. На прощание он поцеловал мою руку. Весь оставшийся день я трепетала.

В четверг я тщательно готовилась к встрече. Я надела свое лучшее платье и шляпку, новые перчатки и взяла новый зонтик, который я купила пару месяцев назад, но не решалась использовать. Родители, конечно, сразу догадались, что я иду не на занятие к Ноэль, но не стали ничего говорить. В конце концов, как-то же я должна была выйти замуж, а общаясь только с девушками и родителями, это вряд ли получится.

Я вышла в приподнятом настроении. Мне нравилась моя прическа и то, как я выгляжу, а подойдя к библиотеке, где меня уже ждал Дик, я совершенно неприлично заулыбалась.

– Вы сегодня необыкновенно очаровательны, мисс Уороби! – заметил молодой человек. Мне тут же захотелось его расцеловать.

Он подал мне руку, и мы направились в парк. Там мы немного побродили по дорожкам, пока он рассказывал мне, чем занимался в эти два дня, что мы не виделись, а я рассказывала ему про работу в кабинете отца. Примерно через час мы сели на скамейку в весьма укромном уголке парка, среди еще зеленых кустарников.

– Я помню все Ваши письма, мисс Уороби, они согревали мне сердце.

– Ну что Вы, мистер Дженссен. И прошу Вас, зовите меня Мэрлин. Я кажусь себе старой, когда Вы обращаетесь ко мне «мисс Уороби».

– Нисколько не хотел Вас обидеть, – рассмеялся он. – У Вас красивое имя, очень редкое… и немного мужское…

– Вы находите? – напряглась я.

– О, не поймите меня неправильно. Вы для меня идеальный образчик женственности и утонченной женской красоты. Может быть, у Вас есть сокращенное имя? Как у меня?

– Вы так улыбаетесь мне, что я не могу даже обидеться. Но у меня нет сокращенного имени, хотя Вы угадали, я не очень люблю свое имя, но «мисс Уороби» звучит еще хуже.

– Что ж, позвольте мне называть Вас Ли? Одну мою бабушку звали Ли, она была невероятно обаятельна.

– Ли… Мне нравится, мистер Дженссен, – улыбнулась я.

– О нет, зовите меня Дик. Давайте станем чуть ближе друг к другу. Мы, кажется, довольно пребывали в чересчур официальном знакомстве.

И он посмотрел на меня так… я почувствовала себя восковой свечой, которую опалили горячим пламенем. Я внезапно подумала, что это свидание может не повториться еще очень долго.

– Дик, – я взяла его большую теплую ладонь в свою и заглянула в глаза. Я ему нравилась, это было очевидно. – Не посчитайте меня слишком легкомысленной, пожалуйста. Но мы, возможно, не увидимся еще очень долго. И мне бы хотелось оставить след в Вашем сердце, чтобы Вы помнили меня вдали от Лондона… Поцелуйте меня, Дик…

– О, Ли!

Мгновение он смотрел на меня, и я почувствовала, что его влечет ко мне. Я поняла, что он правильно воспринял мою просьбу и не посчитает меня бесстыдницей. Он слегка обнял меня и склонился к моим губам. Это был чудесный поцелуй. У него были горячие мягкие губы, в них чувствовалась страсть и нежность.

Мы целовались очень долго. Он дразнил меня своим языком, и я позволила ему углубить поцелуй. Мои колени дрожали, а руками я судорожно хваталась за его одежду. Мы потеряли счет времени, и, если бы не случайный прохожий, забредший в эту часть парка, возможно, мы бы так и не оторвались друг от друга.

– Я бесконечно влюблен в Вас, Ли, – охрипшим голосом проговорил Дик. И я поверила ему. И хотя все мое существо было напряжено до предела, я тоже была влюблена. Но решила утаить это от него.

Я вернулась домой и сразу ушла к себе. Я лелеяла свое чувство к Дику. Мне было хорошо в новых ощущениях, и я чувствовала себя необыкновенно окрыленной. Счастливой.

Через неделю Дик написал, что его отправляют в Трансвааль. Я была рада за него, но огорчена, что мы долго не увидимся. В ноябре мне пришло письмо уже из Африки. Это было такое же, как и все его письма, глубокое, завораживающее, но в отличие от остальных, это было полно любви.

А еще через два дня вечером к нам зашел Гарри. Он был очень бледен и непривычно угрюм. Он попросил разрешения переговорить со мной наедине, и мы прошли в кабинет отца, а родители остались в комнате. Гарри долго смотрел на меня печальным затвердевшим взглядом. А потом, наконец, сказал:

– Дика Дженссена убили в потасовке на окраине Йоханнесбурга. Сегодня пришло известие от его семьи. Его захоронили там же, в Трансваале. Мне очень жаль, мисс Уороби, я знаю, Вы были дороги его сердцу.

– О, боже…

Кажется, это все, что я смогла сказать в тот вечер. Гарри попытался как-то поддержать меня, но слова у него не шли и вскоре он попрощался. Мои родители тоже пытались меня подбодрить, особенно мама, ведь она знала о нашей с Диком переписке и о том, что он был влюблен в меня. Но все это было напрасно. В моей душе была пустота. Рушилось все, о чем я позволила себе мечтать. Я вспомнила, как мы целовались в парке… Дика, такого живого, такого настоящего, больше не было. Все уходит, подумала я. Все уходит.

Это было печальное время. Я тосковала и пыталась осмыслить свою жизнь. Я почти поверила в то, что смогу выйти замуж и создать семью. С Диком. Но больше я не буду ни во что верить. Замужество? Смешно! Судьба уже сказала мне, что это все пустое.

Мир потерял прекрасного человека. И я тоже.