Ноэль Браун

Вот и подходил к концу 97 год. У меня была работа и долгожданная подруга. Конечно, у меня были знакомые девушки моего возраста, но большинство из них уже были замужем, или вот-вот собирались замуж, а по неписанным канонам современного общества, считалось дурным тоном для незамужней девушки близко дружить с замужними.

Поэтому 17-летняя Ноэль была для меня подарком судьбы. Мы с ней занимались каждую неделю по четвергам в течение всего дня и изредка ходили на прогулку по воскресеньям. У нас были похожие взгляды на брак, детей, деньги и на то, какими должны быть мужчины. Мы тайком почитывали научные работы, часто медицинские статьи, это было легче всего оправдать. Много читали по истории, иногда даже экономические статьи. Поначалу мы мало что понимали там, но перечитав два, а то и три раза, написанное переставало быть загадкой.

Со временем ее простонародный акцент стал менее заметным, речь выправлялась, а в чтении и письме она делала грандиозные успехи. Ноэль была чудесной ученицей, прилежной и старательной. Я была уверена, что, исправив недостаток образования, она сможет сделать отличную партию.

В первый четверг декабря мы как всегда встретились в библиотеке. На улице заметно похолодало, тонкие пальто сменились толстыми тяжелыми с мехом или подстежкой. Снега не было, но воздух был морозным и куда более свежим, чем обычно. Я очень нравилась себе в то утро. На мне были новые лайковые перчатки и элегантная шляпка, прогулочное платье, которое я сама себе сшила, было, на мой взгляд, как нельзя очаровательным, а пальто было с тонкой полоской меха – папа подарил мне его еще прошлой весной. Я вошла в библиотеку и сразу направилась к ожидавшей меня Ноэль. Прозанимавшись более двух часов, мы с ней немного почитали.

– Ты делаешь огромные успехи, Ноэль, – в очередной раз похвалила я подругу.

– Спасибо, все это благодаря тебе.

– Брось! Это целиком твоя заслуга, – я улыбнулась ей и решила задать давно лелеемый мною вопрос. – Ноэль, моя семья была бы рада видеть тебя у нас на рождественские и новогодние праздники, если, конечно, у тебя нет других планов.

– О, Мэрлин! – подруга внезапно прослезилась. – Как ты можешь быть одновременно такой умной и такой наивной?

– Я не понимаю тебя, в чем дело? – я нахмурилась.

– Посмотри на меня, посмотри на меня внимательно, – быстро и взволнованно зашептала она. – Ты видишь эти наряды? Ты думаешь, тетушка способна безвозмездно вкладывать такие деньги в бедную сиротку?

– Я не знаю, почему бы и нет?

– О, не смеши, – с горечью произнесла Ноэль. Ее глаза потускнели, и я впервые увидела в них что-то такое глубокое, не знакомое мне… – Какую работу, по-твоему, она мне нашла?

– Я не знаю, возможно, младшим библиотекарем, – ответила я, запинаясь.

– Младших библиотекарей так не одевают. После рождественских праздников я начну работать в заведении мадам Жу.

– Где? – переспросила я, не совсем понимая, что мне хочет сказать Ноэль.

– В борделе, Мэрлин, – она грустно рассмеялась. – Это приличное заведение, насколько это возможно в данном случае, туда не берут безграмотных дурочек. Мадам сказала, что я должна уметь развлекать мужчину не только телом, но и умом. Поэтому тетя наняла тебя. И каждый потраченный на меня шиллинг я должна буду ей вернуть в двойном размере, ведь она приютила меня.

Я смотрела на нее, слушала и не понимала. Передо мной сидела обворожительная девушка, прекрасная и свежая, юная, чистая. Заведение мадам Жу? Невероятный поворот.

Я думала, мы вместе выйдем замуж, родим детей, которые, так же, как и мы, станут друзьями. О, боже! Я подружилась с будущей проституткой! Если родители узнают, если вообще кто-нибудь узнает, мне конец! Я тут же могу собирать вещи и отправляться следом за Ноэль.

– Но, – заикаясь, выдавила я из себя, – разве ты не хочешь выйти замуж?

– Мэрлин, – протянула она. – Пойми меня, наконец. Я с 12 лет жила одна с четырьмя братьями. Мы голодали, работали как вшивые лошади, я воровала и попрошайничала, я бегала за господскими каретами с мальчишками в ожидании брошенного пенни. Я дралась за каждый такой пенни. А два года назад я осталась совсем одна. Мой старший брат, Ники, уехал в Америку искать своего счастья, Тома и Эдди арестовали, если они не умерли, то все еще сидят в тюрьме. А младшего брата как-то избили и бросили в Темзу. Джимми выжил, благодарение богу, но стал дурачком. Он сейчас в сумасшедшем доме, и раз в месяц я навещаю его. Тетушка платит и за его содержание. Два последних года я жила на улице одна. Я спала под мостом, ела отбросы, я торговала своим телом за еду! Мне повезло, что я нашла тетушку, и, хотя наши родители не хотели с ней знаться, она взяла меня, – Ноэль в чрезвычайном волнении схватила меня за руку. – Ты, понимаешь, она взяла меня! Она намыла и накормила меня, она сама сходила в заведение к мадам и предложила ей меня нанять. Она купила мне одежду и наняла тебя, чтобы учить меня. Никто и никогда так не заботился обо мне.

Я вдруг заметила, что мы обе плачем, и почувствовала облегчение, что никого не было рядом. Мы крепко держались за руки, а Ноэль все говорила и говорила. Видимо, я была первым человеком, кому она могла рассказать свою историю. Я была взволнована и шокирована, мне бы следовало убежать от нее, но я не могла заставить себя встать.

– Я никогда не выйду замуж, Мэрлин, – продолжала моя подруга. Подруга ли? Не знаю. – Никому не нужна опороченная девушка. Ты можешь представить хоть одну мать, которая бы приняла невестку, жившую на улице? Реальность другая. А для меня попасть к мадам Жу – огромная удача. Там меня будут кормить и одевать, у меня будет крыша над головой, ни один мужчина не причинит мне вреда. Меня постоянно будет наблюдать врач. Даже твой отец работает в одном из таких мест.

– Папа? – кажется, мои глаза вот-вот вылезут из орбит, настолько я была удивлена.

– Да, заведения такого рода часто нанимают врача. Примерно раз или два в месяц он приходит к мадам для осмотра девушек. Стоит это дорого, но в итоге за все платит клиент.

– Он ходит к этой мадам Жу?

– Нет, он работает в каком-то другом месте. Тетушка встретила его как-то, когда искала для меня место.

– И отец знает про тебя?

– Не думаю, что он знает, как меня зовут и кто я, но да, он осматривал меня на предмет венериных болезней.

– О, боже!

– О, Мэрлин! – воскликнула Ноэль, горько улыбнувшись. Она показалась мне ужасно старой. – Ты удивляешься так, как будто вчера родилась. Мы живем не в черно-белом мире, как правило, люди совершают и хорошие поступки, и не очень одновременно.

– Да, наверное, ты права. Мне надо подумать. Мне пора. До встречи.

И я убежала в глубоком волнении. Я была поражена горькой мудрости своей подруги. Я была поражена тем, как близко от меня была «другая» сторона жизни. Я словно впала в оцепенение. Дома я отказалась от ужина и весь вечер пролежала в постели, сказавшись больной. Я, не переставая, думала о сегодняшнем разговоре с Ноэль. Она такая милая, такая красивая, умная…Проститутка?!

Это был кошмар. Ночью мне все стало казаться дурным сном, но потом я вспомнила ее проницательные голубые глаза, с грустью смотревшие на меня. Нет, это не сон. Это та жизнь, которой я, Мэрлин Уороби, не знала. Это как темный переулок, на котором никогда не окажется приличная девушка – они ходят только по освещенным авеню. И вот сейчас я вдруг оказалась одна во мраке города. Мне было страшно. Я не знала, что делать. Мы с Ноэль были так привязаны друг к другу, и я не могла представить, что все закончится. Но если она не хотела или не могла выйти замуж, то со мной-то другая история. Я хочу замуж, хочу мужа, хочу семью. И моя репутация неумолимо будет уничтожена, стоит лишь кому-нибудь узнать, чем зарабатывает на жизнь моя подруга.

Я думала о том, что мы с ней знакомы всего несколько месяцев, что, скорее всего, я обманывала сама себя, когда думала, что она разделяет мои взгляды на жизнь. Вероятно, я лишь принимала желаемое за действительное, а Ноэль никогда не была тем человеком, каким я ее видела. Я злилась на нее весь следующий день. Я негодовала на миссис Стоунворк, ведь фактически она меня подставила. В выходные у папы было много работы, и я немного отвлеклась от своих удручающих мыслей. Но злость не проходила. В понедельник я отправила записку с извинениями и с просьбой отменить занятие в четверг, сославшись на плохое самочувствие. Впрочем, я не сильно лукавила. Я действительно казалась себе больной.

Всю неделю я была сама не своя. Планировалось, что в это время я должна ходить по магазинам и покупать подарки родителям, семейству Чизторнов, Ноэль… При воспоминании о ней меня пробивала дрожь.

К выходным злость прошла, уступив место глубокой тоске. Так одиноко я себя еще никогда не чувствовала. Мама постоянно спрашивала, что со мной случилось, но разве могла я рассказать ей? Ее позиция была бы однозначной. И тут мне вдруг пришло в голову, что, если бы и моя позиция на счет Ноэль была бы такой же однозначной, я не убивалась бы всю эту неделю, не злилась бы, не мучилась от тоски. Я поняла, что переживаю, потому что на самом деле не хочу расставаться с Ноэль и все время подспудно искала пути выхода из этого тупика.

Меня ошарашила и озадачила эта мысль. Потом я подумала, что Лондон – огромный город, и что, если Ноэль не будет вульгарно одеваться, на улице никто никогда ни о чем не догадается. Что помешает нам также встречаться раз или два в неделю и обсуждать насущное? Что помешает нам также интересоваться экономикой и историей, или критиковать героев романов, или тайком читать статьи «Таймз»? Не расскажи мне Ноэль свою историю, все, возможно, так бы и происходило. В конце концов, это же у меня «чертовски современный» характер, разве не так?

В четверг я как всегда пришла в библиотеку. Это было старое здание, пропахшее временем, книгами и человеческим разочарованием. Странно, подумала я, как многое можно заметить вокруг, стоит лишь решить мучивший тебя вопрос. Ноэль ждала меня с опущенной головой. Она смотрела на свои пальцы и нервно перебирала ими. Я подошла к ней и постояла несколько минут. Я знала, что она заметила меня – это было видно по тому, как напряглась ее спина. Потом я села возле нее.

– Доброе утро, Ноэль, – проговорила я тихо. Она же лишь подняла на меня свои восхитительные глаза, и я увидела в них такое смятение чувств, такое одиночество и такую надежду, что у меня чуть не навернулись слезы. Я протянула ей руки, и мы, обнявшись, обе расплакались.

– О, Мэрлин, ты не отвернулась от меня! – прошептала Ноэль, как только слезы чуть-чуть высохли. – Я так боялась, что мы больше никогда не сможем стать подругами. Раньше у меня никогда не было друзей. Прости, что не рассказала тебе сразу. Ты простишь меня?

– О, милая, я нисколько не сержусь на тебя. Я понимаю, почему ты так поступила. Но скажи, могу я просить тебя об одном очень важном одолжении?

– Конечно, проси все что хочешь!

– Я не хочу тебя обидеть, но ты должна понимать, что если кто-нибудь узнает о твоей…кхмм… работе, то моя репутация будет уничтожена. Прошу тебя не говори никому и никогда, чем ты занимаешься, не носи ничего кричащего или вульгарного, не делай ничего, что могло бы выдать в тебе… – я умолкла не в силах продолжить. Я закрыла лицом руками и глубоко вздохнула. – Ты сможешь это сделать ради меня?

– Да! Я не допущу, чтобы ты хоть сколько-нибудь пострадала.

В тот день мы не стали заниматься, а пошли по магазинам. Я купила всем подарки, и на душе стало значительно лучше. Я все-таки пригласила Ноэль к нам на Рождество. Папа мог узнать ее, но мне вдруг стало противно скрывать все от родителей. Я приняла решение и его придется уважить, даже если им это не понравится.