Но Мира уже начинала понимать, что желает невозможного.

Когда наступал трезвый период, она по инерции ощущала радость. Но с некоторых пор эта радость приобрела оттенок безнадёжности. Мира уже не испытывала простого чувства «всё хорошо». Давно не верила, не надеялась, не ждала. Хорошее всегда было замутнено ожиданием плохого. Трезвый период не навсегда. Он обязательно кончится. Скоро всё хорошее рухнет, как карточный домик, и сменится привычной картиной пьянки. Вот отец весёлый, сильный, трезвый – и вот отец на кухне в майке, злобный и агрессивный, с неизменной рюмкой в руке. И мать, как мышка, несмело опрокидывающая свою рюмочку. Глаза их мутнеют, становятся стеклянными, и Мириному здравому смыслу не пробиться сквозь них.

Тогда она сбегала из дома – вырывалась на свободу, как узник из клетки. В школе от скорбного семейного быта её отвлекали многочисленные конкурсы, а в свободное время – художественная школа. Сначала мама предложила записать её в музыкальную, рядом с домом, но туда ходили все, а Мира не хотела быть как все и выбрала художественную, которая располагалась на другом конце города.

Она с удовольствием занималась росписью по дереву, а позже всерьёз увлеклась иконописью.

А вечером по-прежнему сбегала к мальчишкам во дворе, чтобы освежить навыки самозащиты.

В десять лет родители разошлись. Жить вместе стало невыносимо. Отец остался один в опустевшей квартире, мама вернулась к Ульяне Фёдоровне, а Миру решено было на время отправить к овдовевшей бабушке по отцу.

«Время» затянулось на год. И этот год оказался для девочки очень спокойным и счастливым. Да уж, Мире было с чем сравнить! И хотя признаться в этом было как-то неудобно (Мира чувствовала какую-то маленькую долю предательства), но факт оставался фактом – у бабушки жилось здорово. Она баловала её, дарила красивые вещи, вкусно кормила, а по вечерам они вместе устраивались перед телевизором и смотрели интересные фильмы.

Придя из школы, вымыв руки и переодевшись, Мира обычно усаживалась за стол, хватала с тарелки ломоть хлеба и с набитым ртом начинала рассказывать школьные новости:

– Представляешь, ба, у нас ребята одну девчонку дразнили, а я подговорила всех устроить им бойкот. С ними два дня никто не разговаривал! И в конце концов они перестали её обзывать. Это я придумала, и все меня послушались…

– Молодец! – хвалила бабушка, наливая дымящиеся щи. – Правильно поступила, по справедливости! И негодяям этим хороший урок преподала.

– А ещё я к классной ходила разбираться, за трояк по английскому. Представляешь, я всё ответила, а мне тройку влепили. Ну, я это так не оставила! Ирине Сергеевне всё объяснила, она англичанку позвала, и я ещё раз при них рассказала этот текст. И мне тройку исправили на четвёрку!

Бабушка, сидя напротив, удивлённо качала головой.

Слушая рассказы Миры о школе, о том, как она оспорила несправедливую отметку по английскому, как защитила одноклассницу, которую за форму щёк называли бульдогом, Екатерина Сергеевна одобряла её поступки. И даже узнав, что как-то раз внучка смогла увести за собой весь класс вместо урока на прогулку, не ругала её за непослушание, а, наоборот, делала выводы, которые очень радовали Миру:

– Это хорошо, что ты не такая, как твоя мать-размазня. В тебе есть и характер, и сила, и уверенность. Всё у тебя будет, как ты захочешь, ты всего добьёшься!

В общем, Мира с бабушкой прекрасно понимали друг друга и жили душа в душу.

Иногда Мира навещала свою прабабушку Таисию Андреевну – мать покойного Александра Михайловича.

Девочка любила перемену обстановки, поэтому с удовольствием отправлялась в гости. Там она познакомилась с Дашей – своей ровесницей, прабабушкиной соседкой.

Даша пришлась весьма кстати – ведь к этому времени из подружек у Миры осталась одна Элька. Алина недавно переехала в новый район и ушла из школы. Конечно, во дворе Миру окружала целая толпа друзей-пацанов, но они никак не могли заменить подружку-девочку. С мальчишками же не поделишься девчачьими секретами, они не будут плести модные фенечки и слушать в плеере душещипательные песни…

Элька была очень хорошая и правильная, но какая-то слишком скромная. Она немного побаивалась Миры, глядя, как уверенно та расправляется с Павловым и Рындиным. Иногда во время этих разборок она с таким ужасом взирала на Мирины крепкие кулаки, что Миру невольно разбирал смех. И ещё у Эльки была очень строгая мама, которая не разрешала ей ярко одеваться, гулять далеко от дома, общаться с сомнительной компанией – вообще ничего лишнего. Элькина мама работала учителем труда в той же школе, где учились девочки, и перечить ей было бы очень неосмотрительно.

Понятно, что у Миры ситуация сложилась совсем иная – отец слишком много пил, чтобы замечать, как выглядит и проводит время его дочь, а мама принимала любой её образ жизни и старалась быть ей старшей подругой и поддержкой.

Новая знакомая, Даша, сразу показалась Мире бойкой и смелой – прямо ей под стать.

Мира стала навещать Таисию Андреевну почаще, и вскоре они с Дашкой так сдружились, что стали просто не разлей вода. Иногда даже одинаково одевались и притворялись сёстрами.

Всё шло хорошо до тех пор, пока однажды вечером бабушка Катя как бы невзначай не сообщила:

– Олег звонил, папа твой. Вера к нему вернулась. Опять будете все вместе жить.

Новость грянула как гром среди ясного неба, и от неожиданности у Миры слегка вытянулось лицо.

Заметив это, бабушка, как будто извиняясь, пояснила:

– Мирочка, это твои родители, твоя семья. Я не могу им запретить забрать тебя. А ко мне приходи в любое время. Ты же знаешь, как я тебя люблю!

Бабушка, как могла, пыталась смягчить удар, но девочке всё равно на миг показалось, что земля рушится под её ногами. Опять окунуться в этот кошмар… Перед глазами вмиг встали почти забытые картины прошлой жизни – крики, вопли, скандалы… Но бабушка Катя права, тут уж ничего не поделаешь.

Впервые Мира заснула с большим трудом, а на следующее утро за ней пришла Вера. И замечательное житие у бабушки сменилось привычной картиной родительских отношений.

Нет, сначала они оба невероятным образом держались. Трезвый период на этот раз оказался настолько продолжительным, что Мире даже показалось, что на этот раз он, действительно, навсегда. Но, конечно же, настал день, когда он вдруг лопнул, как пузырь, и на смену ему явился пьяный период.

Материальный достаток тоже оставлял желать лучшего. Развал СССР сказался на семье очень болезненно, шахту, где работал отец, закрыли. Олег уже сменил несколько работ, остановившись, наконец, на должности охранника в казначействе. Удержаться там удалось только потому, что частые пьянки и гулянки были в коллективе в порядке вещей. Вера тоже металась от одной работы к другой, причём каждая последующая была хуже предыдущей. Она словно притягивала к себе неприятности: с одного места пришлось уволиться из-за приставаний начальника, на другом – в магазине, куда Вера устроилась продавцом, – обнаружилась недостача, грозящая условной судимостью. В конце концов Вера докатилась до уборщицы. Денег катастрофически не хватало, спасала ситуацию только Екатерина Сергеевна, которая получала неплохое пособие за умершего мужа-чернобыльца.

Всё это не добавляло и без того сложным отношениям родителей ничего хорошего.

«У меня никогда, никогда такого не будет!» – клялась сама себе Мира, затыкая уши от громкой ругани и попутно закрывая окна, чтобы туда не проникли жуткие комары.

Но родительский сценарий невольно прорастал в неё. И так же как и Вере, Мире казалось, что она недостойна любви. Вот кто-то другой достоин, а она нет.

Случай утвердиться в этом представился довольно скоро. Во дворе, среди приятелей-пацанов, проживала давняя Мирина любовь – Пашка Сушков. Пашка относился к Мире очень хорошо, но о его любви она даже не мечтала. Они просто дружили, играли вместе, болтали о чём-то, а дома она страдала в подушку и писала лирические стихи.

И однажды она привела во двор Дашку, чтобы дружить всем вместе.

Ребята приняли Дашку в свою компанию, и она очень быстро завоевала их расположение. А через некоторое время Мира с изумлением заметила, что подружка вызвала у Пашки необычайный интерес. Взгляд его преобразился, и голос в присутствии Дашки делался каким-то другим.

Вскоре Дашка призналась, что целовалась с Пашкой. Она была старше, ей уже исполнилось тринадцать. И у неё уже давно, лет с одиннадцати, шли так называемые женские дела.

Мире было двенадцать, и никаких таких «дел» у неё ещё даже не намечалось. В общем, Дашка переплюнула Миру по всем статьям.

Сидя на скамейке во дворе, Дашка небрежно покачивала ногой и так же небрежно, будто о чём-то незначительном, докладывала Мире:

– Я его как-то в гости пригласила – ну просто так, по-дружески. И вот сидим, чай пьём, и тут он мне, прикинь, в любви признаётся!

– Прямо в любви?.. – ахнула Мира, чувствуя, как сжимается сердце.

– Ну да, – спокойно подтвердила Дашка. – Сказал, что я красивая, что я лучше всех…

Эти слова острым ножом врезались в Мирино сердце.

– А ты что? – спросила она, побледнев.

– А мне это, знаешь, как-то по фигу, – безразлично обронила подруга. – Хотя, с одной стороны, конечно, приятно – чувствуешь себя принцессой на троне! Так и быть, я разрешаю, пускай побегает за мной, попытается завоевать. Хотя это у него не получится, он не в моём вкусе, – важно добавила она.

– А зачем тогда ты с ним целовалась? – спросила Мира, пытаясь унять предательскую дрожь в голосе.

– Да незачем… Просто попробовать. Кстати, целуется он так себе.

И она победоносно посмотрела на Мирину реакцию. В тот момент Мире показалось, что Дашка рассказала обо всём этом нарочно, чтобы уколоть её, – она же знала о её чувствах к Пашке… Да, это выглядело именно так, но Мира изо всех сил старалась оправдать подругу.

Нет, не может быть, чтобы Дашке хотелось так больно ранить её. Она просто не задумывается о том, какие чувства бушуют сейчас в груди Миры…

Слушая неприятные откровения лучшей подружки, Мира вдруг сообразила, что её друзья никогда не смотрели на неё так, как Пашка смотрел на Дашку. Что они воспринимают её не как девочку, а как друга, «своего парня».

Всё дело в «женских делах», – думала она огорчённо. Когда же они придут?..

«Дела» пришли, когда Мире исполнилось тринадцать. Они появились летом и изменили её как по мановению волшебной палочки. За это лето Мира выросла, вытянулась и похудела. Из ничем не примечательной толстушки она превратилась в женственную красотку.

И осенью в классе её никто не узнал.

На неё начали, как из рога изобилия, валиться признания в любви и предложения дружбы. Пали к её ногам вечные недруги – Павлов и Рындин, и выяснилось, что все их задирания были вызваны тем, что они, оказывается, неровно к ней дышали. Не устоял и Пашка Сушков. С Дашей у них что-то не сложилось, и однажды вечером он вдруг ни с того ни с сего поцеловал Миру. Ни с того ни с сего, они просто шли вместе к дому, случайно встретившись в соседнем дворе. Казалось бы, вот оно, счастье, вот ответ на первую любовь! Но к этому времени её любовь уже перегорела и превратилась в пепел. Следующее чувство, которое настигло Миру, ждала та же судьба – когда объект её воздыханий обратил на неё внимание, в её душе уже ничего не отозвалось.

В подростковом возрасте Миру, что вполне естественно, стала занимать тема отношений мужчины и женщины. По удивительному совпадению именно в это время под руку ей попалась кассета с эротическим фильмом. Она наткнулась на неё дома, убирая в большой комнате. Ради любопытства вставила кассету в видак и от первых же кадров буквально застыла на месте. Фильм был не жутко порнографическим, а именно эротическим, причём ещё и смешным вдобавок.

Как выяснилось гораздо позже, в руках у Миры оказалась знаменитая комедия Тинто Брасса «Все леди делают это». Она просмотрела её от начала до конца с раскрытым ртом, а на следующий день, когда родители были на работе, пригласила на общественный просмотр почти весь класс. Одноклассники были очень благодарны Мире за такое просвещение, но вот скрыть от матери того, что кассету трогали, не удалось.

– Мирочка, – спросила однажды Вера, присаживаясь рядом с Мирой. – Ты не смотрела вот эту кассету?

Увидев в руках у матери злосчастную кассету, Мира невольно вздрогнула и покраснела, но тут же справилась с собой.

– Нет, – бесхитростно заявила она.

– Непонятно… Кассета почему-то не перемотана на начало.

Об этом Мира как-то не подумала.

– Не знаю, я не брала…

Вера странно посмотрела на дочь, но больше ничего не сказала. Просто поставила кассету на перемотку, а перемотав, спрятала куда-то вглубь тумбочки.

Мира всё это время спокойно наблюдала за её действиями.

Позже она пересмотрела этот фильм ещё не один раз, но урок был надёжно усвоен, и проколов больше не случалось – после каждого тайного просмотра кассета всегда была перемотана на начало.