Когда Мире исполнилось шесть лет, мама задала ей очень важный вопрос: хочет ли она пойти в школу? И если хочет, то когда именно? На выбор предлагалось два варианта – с шести и с семи лет.
Школа казалась Мире неизвестным, загадочным миром, куда были допущены только особые, уже взрослые дети, намного старше её самой. Мирина ищущая натура всегда жаждала чего-то нового и неизведанного. Детский садик был уже неинтересен, это пройденный этап, и, чтобы как можно скорее приобщиться к загадочному и волнующему школьному сообществу, девочка незамедлительно дала ответ: конечно, хочет, и, конечно, с шести. Тут и думать не о чем, ведь семь лет ей исполнится только в декабре, до которого ждать целую вечность!
К первому сентября Мира готовилась очень тщательно. Она даже заказала себе новую причёску, придумав ей оригинальное название – «под ушки». Это было модное усовершенствование известной стрижки «под горшок», но на Мире причёска смотрелась очень красиво – по крайней мере, так сказала мама. И Мира с ней согласилась.
Ей вообще казалось, что в этот день все смотрят только на неё, так она сияла от радости и ощущения небывалого, яркого праздника!
Всех первоклассников распределили по классам. И на первом же занятии в своём классе Миру ожидало странное открытие. Когда детей попросили по очереди выйти к доске и что-нибудь прочитать из толстой книги, неожиданно выяснилось, что будущие Мирины одноклассники уже умеют читать, и каждый из них спокойно вышел и прочёл по небольшому отрывку из книги – кто запинаясь, а кто и очень даже хорошо.
«Зачем же они пришли в школу, если умеют читать?..» – недоумевала Мира. Сама она читать ещё не умела, но нисколько не расстроилась, а сразу нашла и причину, и утешение – она же младше всех и у неё всё впереди.
Мира была неисправимым оптимистом, и, несмотря ни на что, всегда верила в лучшее.
Как оказалось позже, в школе, помимо чтения, было много разных предметов: письмо, математика, природоведение – и все эти предметы вела одна и та же учительница, Наталья Алексеевна. Она сразу понравилась Мире – очень симпатичная, доброжелательная и приветливая. Строгая, но справедливая. Уроки у Натальи Алексеевны были очень интересными, она всегда придумывала, как увлечь учеников, чтобы они не успевали заскучать. Дети у неё никогда не уставали, потому что для этого случая у классной руководительницы были припасены занимательные игры и загадки.
Иногда на уроки захаживал знакомый Натальи Алексеевны – молодой человек интеллигентного вида. Он приносил с собой камеру и записывал занятия на видеокассеты, а потом весь класс дружно просматривал эти записи. Это было и любопытно, и смешно, и как-то сразу всех сближало. Мира с Алиной – новой подружкой – очень любили позировать перед камерой, а потом, хохоча, находить и разглядывать себя на экране. Как-то у Миры даже мелькнула мысль, что неплохо бы стать актрисой – и тогда такие приятные моменты будут сопровождать её всю жизнь.
Позже эта мысль незаметно ушла, уступив место новым увлечениям. Но очень многие из них были связаны со сценой. Чтение стихов наизусть, пение, разные сценки и выступления – во всём этом Мира участвовала с большим удовольствием.
Со временем в классе обнаружились новые друзья и недруги. Кроме Алины, Мира подружилась с Элькой, а недругами стали двое злющих мальчишек, Антон Павлов и Вовка Рындин. Косичек у Миры не было, но взъерошить причёску «под ушки», шлёпнуть её портфелем по спине или как-нибудь язвительно обозвать они никогда не упускали случая. Тем более что повод для обзываний имелся – Мира была девочкой полненькой и выделялась на фоне худеньких одноклассниц.
Правда, с рук им это не сходило – под пухлой оболочкой скрывался опытный боец!
Так получилось, что во дворе, где жила Мира, у соседей росли одни мальчики, и она была единственной девочкой среди всей дворовой ребятни. Поэтому волей-неволей ей приходилось дружить с мальчишками. Как теперь оказалось, в этом был несомненный плюс – дружба с ними закалила Миру для школьной жизни. Девочка любила играть в казаки-разбойники и другие ребячьи игры, росла настоящей пацанкой и дралась не хуже любого пацана. Все эти навыки очень помогали ей в противостоянии Павлову и Рындину и обидчики немедленно получали от неё сдачи. При этом училась Мира хорошо. В четвёртом классе Наталью Алексеевну сменили другие учителя, появились новые сложные предметы, но Мира успешно с ними справлялась. Её полный пятёрок и четвёрок дневник выглядел бы вполне благопристойно, если бы его странички не распухали от замечаний и требований к родителям явиться в школу по причине отвратительного поведения девочки на уроках и переменах.
После бесед с классной руководительницей Вера всякий раз пыталась внушить дочери, как нужно вести себя в школе, но Мира искренне не понимала, в чём её вина – подумаешь, поставила фингал ненавистному Павлову! Он же первый начал. А как надо было поступить, молчать и терпеть, что ли?!
– Ирина Сергеевна опять жаловалась на твоё поведение. – Так обычно начиналась каждая речь Веры после очередного родительского собрания. – Она говорит, что девочка ты умная и очень способная, учишься легко. Но почти каждый день у тебя какие-то драки с мальчишками… Постоянные замечания за болтовню на уроках. Она просит как-то повлиять на тебя. Ну почему ты не можешь вести себя спокойно, как все дети?.. Что опять за история с этим Павловым?! – Вера сокрушённо качала головой.
– А что я такого сделала? Они с Рындиным сами меня задирают! – делала Мира невинные глаза. – Если не врезать им как следует, они вообще на шею сядут и будут ноги об меня вытирать. Пусть знают своё место!
Наверно, у Веры плохо получалось вразумить дочь. Едва услышав на свою нравоучительную речь искреннее возмущение Миры, она сразу сдавала позиции и отступала. В этом была суть её натуры – всем угодить, всем уступить, чтобы сохранить мир и гармонию в семье. Что греха таить, получалось не очень, мир в семье был изменчивым, хрупким и шатким. Сама Вера как раз привыкла молчать и терпеть, но это уже не действовало. Она чувствовала, что всё медленно, но неуклонно катится в пропасть. Отношения с мужем в последнее время сильно изменились. А Верины уступки зашли слишком далеко…
Если после армии перемены в Олеге были не очень заметны, они только-только давали ростки, то после смерти Александра Михайловича Олег совсем слетел с катушек – выпивать стал всё чаще, а выпив, становился просто неузнаваемым. Внешне это выражалось в грубости, оскорблениях и злобных выпадах, а что крылось внутри – об этом Вера могла лишь догадываться.
Его словно глодало что-то, осаждали какие-то тёмные воспоминания. Сильный и авторитетный отец был очень мощным сдерживающим фактором, и при нём Олег не мог позволить себе поддаться этим воспоминаниям, этой злой силе, этой неведомой тоске, что сжигала его душу. Причём Александр Михайлович не использовал никаких принудительных мер по отношению к сыну – не кричал, не стыдил, не упрашивал. Он обладал уникальным свойством – одно лишь его присутствие, его существование в этом мире уравновешивало в Олеге две части его противоречивой натуры. В его отце при всей страстности была удивительная спокойная сила, непоколебимость, которую не согнуть, не сломать. Олег чувствовал эту силу и внутренне опирался на неё, но когда отца не стало, всё рухнуло. Опора выскользнула, как перила из-под пальцев, и Олег оступился. И некому стало удерживать его вырывающийся гнев. Другие люди из близкого окружения не имели способности выравнивать шаткое состояние Олега. Верочка была слишком слаба, Мира слишком мала, а мать не так влиятельна, как отец. Как ни старалась Екатерина Сергеевна взывать к чувствам и разуму сына, тот становился еще более раздражительным и неуправляемым. Чем сильнее он пытался уйти от явных проблем с самоконтролем, тем больше получал контроля со стороны матери, что в итоге превращалось в невыносимый замкнутый круг всеобщих страданий.
Впрочем, Олег заметил, что, когда выпьешь, веселиться и развлекаться тоже интереснее. Всё вокруг внезапно оживлялось, краски становились ярче, шутки смешнее, настроение задорнее. На разные дружеские тусовки Олега с Верой приглашали частенько – Олег играл на гитаре и пел, был просто душой компании, а Верочка молчаливо и с любовью на него смотрела.
Иногда ему хотелось, чтобы она вдруг запротестовала, ожила, вспылила… но нет. Она оставалась такой же – безропотной, покорной, всегда готовой угодить, лишь бы он был рядом.
Однажды в угоду ему она начала курить.
Произошло это случайно, на очередной вечеринке. В шутку прикурив сигарету, Вера неожиданно заметила на себе заинтересованный взгляд супруга.
– Верунчик, а тебе очень идёт курить! – восхищённо сказал он и заигрывающе подмигнул.
– Да? – Она просияла. Ему нравится!
И его тихая, послушная жена приняла новый образ и докурила сигарету до конца.
Теперь она постоянно курит и не может бросить – милая, славная Вера. И он любил её именно такой. Вот эта её жертвенность приковывала его. Она и раздражала его, и пленяла. Таких больше не было. Представить свою жизнь без неё просто невозможно – без этого слабо тлеющего огонька в её сердце, без касаний её руки, без её робости и нежности, без того редкого вида любви, которая ничего не требует, а просто хочет быть рядом и всё разделить – и радость, и беду. И пьянку.
На её теле полно синяков – и это его вина. Это его кулак со всей силы врезался ей в лицо, а потом молотил вдоль и поперёк. Вера, молчаливая, кроткая, снова чем-то ему не угодила, и из глубин его нутра волной поднялось уже знакомое неукротимое бешенство. Его жена, которая в такие дни ходит как тень, старается быть невидимкой, опять что-то сделала не так, опять попалась ему под горячую руку.
Она старается передвигаться по дому чуть ли не на цыпочках, чтобы не вызвать его дикой ярости, но порой достаточно одного неловкого движения, чтобы произошёл взрыв.
Протрезвев, он ужасался самому себе, искренне каялся и просил прощения за свои пьяные буйства. Он не мог понять, что за чудовище вырывается на свободу и почему оно может поднять руку на беззащитное любимое существо.
– Вера, Верочка моя, любимая… – бормотал он, прижимая к себе её податливое хрупкое тело, нежно гладя тёмные синяки, – прости…
Вера прощала. И верила. Оправдывала своё имя. Но и он, и она знали, что в следующий раз всё повторится сначала.
Недавно, чтобы быть с ним на одной волне, она впервые взяла рюмку и потихоньку начала выпивать вместе с ним…
Милая Вера…
Мирка совсем другая. В ней уже сейчас заметен характер. Она далеко пойдёт, его девочка.
Когда он бывал трезвым, отношения между ним и Мирой были ровными и дружелюбными. Они вместе смотрели фильмы, потом взахлёб обсуждали их, делились впечатлениями. Как истинный киноман, Олег советовал дочери, какой фильм выбрать для просмотра, рассказывал, чем этот фильм понравился ему самому. Частенько, усевшись рядышком, они любили затаив дыхание следить за увлекательными биатлонными гонками – спринт, преследование, эстафета – жаркие это были состязания!
Но когда Олега накрывал период безудержного пьянства, всё менялось. Мира старалась как можно меньше бывать дома. Чтобы не видеть беспричинный гнев отца, робкие заискивания матери, не слышать звон рюмок, не ощущать стойкий запах никотина. Она никогда не знала, что сегодня вечером ждёт её дома – спокойные и дружные родители или разъярённый отец и замученная его приступами мать.
Мира подразделяла жизнь на два периода – пьяный и трезвый.
Трезвый период был великим благом и отдыхом для сердца. Она начинала чувствовать их любовь, их интерес к себе и участие в её школьной жизни. Они становились такими родными, такими живыми, самыми-самыми близкими и любимыми!
Помнится, отец однажды нарисовал ей декорацию к инсценировке стихотворения «Старуха, дверь закрой!» Они вместе трудились весь вечер – Мира рассказывала, что должно быть нарисовано, а отец кивал, и его рука уверенно чертила нужные линии.
– Ну-ка, прочитай ещё раз, так веселее рисовать, – говорил он с улыбкой, и Мира громко начинала:
Под праздник, под воскресный день,
Пред тем, как на ночь лечь,
Хозяйка жарить принялась,
Варить, тушить и печь…
Вскоре на бумажном плакате красовалась настоящая русская печка, возле которой разворачивалось действие.
Он очень хорошо рисовал, как настоящий художник!
А мама помогала читать с выражением стихи. Подсказывала, где какое слово лучше выделить. «Ветер, ветер, ты могуч!» – по-актёрски декламировала она, а Мира слушала и повторяла: «Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч…»
В доме царили мир, лад и уют.
Трезвый период был блаженством. Так хотелось удержать эти дни в руках, растянуть их, чтобы они никогда не кончались!
О проекте
О подписке