Утром подруги отправились в «Клеопатру».
Перед подъездом, в котором находилась парикмахерская, Люся поняла – вчера Василиса не просто так всполошилась. Возле входа стояли машины милиции, туда-сюда сновали люди в форме, и лица их были весьма безрадостны.
– Ты, Вася, постой тут, за деревцем… Да подальше отойди, чтобы на глаза кому не дай бог не попасть… Теперь я попробую… – распорядилась Люся и направилась в подъезд.
Конечно, о том, чтобы войти в парикмахерскую, не было и речи – там грозно командовал какой-то сердитый господин, называвший всех только по званиям и через каждые три слова вставлявший в свою речь непозволительные выражения. Однако на площадке Люся увидела двух девчонок, которые нервно курили и с ужасом поглядывали на происходящее.
– Девочки, а что это у вас? – вежливо поинтересовалась Люся. – Я вот… прическу пришла сотворить, а тут… Сюда что, местный РОВД переехал?
– Да и типун вам на язык, женщина! Никто сюда не переезжал! Тут у нас зачем-то хозяйку убили! – раздраженно отозвалась крупная светлая девушка. Девушка, видимо, так была расстроена, что временно растеряла светские манеры и теперь выглядела обычной деревенской девицей. – Прям не знаю, нам-то теперь куда? А у меня как раз деньги кончились… Юльк, слышь, ты до восьмого не дашь? Мне на восьмое подарят, мамка вышлет.
– Много? – нехотя отозвалась худенькая девица.
– Ну, я не знаю…
– Если много, то не получится. Я еще сама к родичам не ходила, надо попросить. Но раньше восьмого тоже не получится… – мрачно ответила девица.
– Я могу дать вам взаймы, – поспешила вклиниться Люся. – Причем до восьмого. Куда вам принести?
Девушки с сомнением взглянули на незнакомку.
– Нет, ну и чего вы думаете? Меня боитесь, что ли? – попыталась рассеять их сомнения Люся. – У меня совершенно свободно лежат деньги, которые мне сейчас не потребуются, а вам они нужны. Да еще и восьмое марта на носу, траты ведь предстоят, правда? Да что ж я, не понимаю! Тем более такая неприятность – хозяйку у вас…
– Юлия Игнатьевна Бусина! Пройдите, пожалуйста! – прокричал вдруг из дверей парикмахерской парень с погонами.
Худенькая парикмахерша испуганно встрепенулась. Сигарета вывалилась из ее рук, и девчонка быстро перекрестилась:
– Ну все! Дашку допросили, теперь меня! Не, ну ничо не делала, а страшно…
Она убежала, а следом за ней заторопилась скрыться и Люся, опасаясь попасть на глаза не тому, кому надо. Однако полная блондинка явно все еще пребывала в задумчивости насчет денег, и Люся еще раз спросила:
– Ну так что, приносить вам деньги? Я сразу говорю – отдавать мне не к спеху. Купите себе… тортик какой-нибудь, цветочки… Адрес говорите!
Светловолосая девушка немного пожевала губами, потом скороговоркой выпалила:
– Николаева, двадцать один, квартира сорок. Это рядом с овощным…
– Ладно, найду, – махнула рукой Люся и, накинув на лицо глуповатое выражение, проскользнула мимо государственных людей.
Василиса таилась за углом киоска, и от свежего воздуха у нее уже начали синеть нос и щеки.
– Ну, чего там? – нетерпеливо дернула она за рукав подругу. – Узнала, кто Анну Петровну убил?
– Ничего еще не узнала. И потом, откуда ты узнала, что та женщина была Анна Петровна? Может, клиентка? – спросила Люся.
– Ага, клиентка! Тебе же говорят – Анна Петровна должна была меня ждать. Если бы там клиентка лежала, то пришла бы сама хозяйка, увидела труп и вызвала «Скорую» с милицией. А если не вызвала, значит, это она сама и есть. А что, еще и клиентку… того…
– Нет, похоже, именно хозяйку. Я, кстати, договорилась – сегодня мы идем к такой крупной девице, она там работает…
– Это Татьяна Рябова, – подсказала Василиса.
– Наверное. Так вот к ней мы и идем сегодня. Девчонке денег надо дать, а заодно и выспросить, что там случилось, кому могла помешать скромная, тихая хозяйка парикмахерской…
– И вообще – была ли она скромной и тихой, – докончила Василиса, но, увидев взгляд подруги, быстро поправилась: – Я к тому, что надо расспросить про эту Анну Петровну. Чего ты набычилась?
– Вот прямо сейчас давай отойдем подальше, на скамеечку сядем…
– Нет уж! Я и так окоченела совсем! – взбунтовалась Василиса. – Никакой скамеечки! На улице весна, а такой холод… С этой погодой синоптики что хотят, то и делают! Пошли-ка домой лучше.
– Так дома нас твой Пашка вмиг вычислит!
– А мы в ванной закроемся, вроде как я мыться надумала, а ты мне спину трешь…
– Да уж, так он и поверит… – пробурчала Люся, но все же поспешила за подругой домой.
Едва они вошли в дом, как сразу поняли – прятаться от Пашки не придется. Он топтался в прихожей и нервно спросил:
– Ну где вы потерялись?
– Ой, ты на него посмотри, Людмила Ефимовна! Больной наш при полном параде – уже одетый и даже шарф навесил! – фыркнула Василиса, но потом опомнилась: – Куда вскочил?! С температурой вырядился он! Ну-ка, немедленно в постель!
– Меня срочно на работу вызывают, а я квартиру оставить не могу. Еще кричит она… – отбивался Пашка. – Хоть бы ключ оставили!
– Вася уже оставила… где-то… Теперь у нас один на двоих, – проворчала Люся. – А чего ты вскочил, в самом деле? Больной ведь!
– У преступников нет больничных. И никакого ко мне сострадания тоже не имеется, вот что обидно! – вздохнул Пашка и выбежал в подъезд.
Подруги не были негостеприимны, но после его ухода вздохнули с облегчением.
– Так, говори теперь, когда и как ты обнаружила потерпевшую, – торжественно приступила к расследованию Людмила Ефимовна.
– Я же рассказывала! Ты чем слушаешь? Нет, Люся, я думаю, мне пора напарницу менять, – вздохнула Василиса. – Во-первых, ты мне перестала доверять, а во-вторых… Слушай, а отчего это дверь парикмахерской оказалась закрытой, когда мы с тобой вечером там были? Может, кто-нибудь после меня приходил, а? Точно, приходил! Убийца, вот кто!
– Убийца раньше был, а дверь… ее и сквозняком захлопнуть могло.
– Ага. А еще я ее сама могла захлопнуть. Я так тогда по двери шарахнула… А может, и не я… Ой, Люся, я что-то тот момент никак в памяти не восстановлю…
– Ты мне лучше вот что скажи – как ты увидела убитую? Ты что, свет зажигала? А может, он там уже горел? Я ведь точно видела: когда мы обратно шли, света в «Клеопатре» не было.
– Его и не было. Только я же приходила во сколько – в половине седьмого, – объяснила Василиса. – А в это время сейчас уже и не темно совсем, очень хорошо все видно. Точно, не было там никакого света. Слушай-ка, Люся, а если бы я не опоздала, меня что, тоже с бантом на шее уложили бы, а?
– То есть… ты хочешь сказать, что ты опоздала? – уточнила подруга.
– А я не говорила? Ну конечно, немножко задержалась, меня в нашем магазине… Короче, меня в магазине увидело местное телевидение и решило заснять, потому как посчитали, что у меня яркая, привлекательная внешность!
– Понятно. Тебя обыскивали? Думали, что ты сперла ценный продукт, вот и задержали, так?
Василиса не стала отвечать на грубость, а просто безмятежно замурлыкала себе под нос: «…Прекрасное дале-е-еко, не будь ко мне жесто-о-око…»
– Вася! Давай думать о серьезном! – наступила на горло ее песне Люся. – Почему это женщину постарались убить как раз к твоему приходу?
– Они меня подставить хотели, чего тут думать. Свалить на меня мерзкое преступление. Мол, я и есть преступница. И, между прочим, если кто-нибудь узнает, что я там побывала раньше, чем милиция, он вполне может так и подумать. Конечно, если мы не найдем настоящего преступника. Но на этот раз ты ведь не станешь капризничать? Ты ведь понимаешь, что надо защитить честное имя славной подруги… мое то есть…
Люся понимала, что иного пути у нее просто не осталось.
– Ладно, давай собираться к этой, к парикмахерше.
– К Тане Рябовой, – подсказала Василиса. – А что, интересно, мы ей скажем? Вчера я говорила, что я – тамада, массовик-затейник, а сегодня я скажу, что мы с тобой частные детективы, так, что ли?
– Придумаем. Ты пока одевайся, а я Малыша прогуляю.
Только Люся собралась приладить на собачью морду «упряжь», как в дверь позвонили.
– Вася! Он же весь намордник порвал, как я теперь с ним пойду?! Придется новый покупать. Нет, ты только посмотри!
– Нет уж, я лучше посмотрю, кто это к нам в очередные гости, – поплыла Василиса к двери.
На пороге нетерпеливо перебирал ногами Виктор Борисович Таракашин.
– Вася! Кто там? – крикнула из комнаты Люся.
– Никто! Таракашин, супруг твой недоделанный, – ответила Василиса.
Виктор Борисович немедленно устроил ножки в третью позицию и оскорбился.
– Простите, что это у вас за жаргон такой? – принялся он нервно размахивать руками. – Если недоделанный, то сразу и супруг! Я бы на вашем месте не обзывался!
– Боже избави! Я только констатирую факты, – убила Василиса гостя телевизионными словами. – Вы же отец Ольги? Значит, супруг. А если не расписывались, значит, немножечко недоделанный.
– Вася, ну чего ты ему объясняешь одно и то же триста раз, – появилась в дверях Люся.
– Люсенька, звезда моя… Женщины, кота уберите! Так, на чем я остановился? Ах да! Звезда моя, пойдем в кухню, – изогнулся в почтении Таракашин и бережно ухватил Люсю под ручку. – Пойдем, дорогая, и пусть твоя подруга тебе завидует.
– Да зачем в кухню-то? – упиралась «звезда». – Опять будешь в загс звать? Так я же сказала – раньше не звал, а теперь и сама не пойду!
– Правильно, Люся, это он к тебе из-за наследства прилип, честно тебе говорю, – пояснила Василиса.
Таракашин скуксился. Ну, есть такое дело – отыскался у него случайно в Канаде батюшка-богатей, который с наследством чудит. «Отпишу, – сказал, – все тебе, ежли мне хоть одного родного внука покажешь. Да чтоб законного!» А где ж его взять-то? Бабы чего-то не больно кидались от Таракашина рожать, одна вот только дура и отыскалась – Люсенька. Да и та никак в загс не соберется. Разбаловались тетки! Вот и ходит Таракашин к Люсе, на что-то надеется, глупые реплики ее длинноносой подруги Василисы выслушивает, а все потому, что страсть как хочет воспламенить к себе интерес. И, если уж совсем честным быть, надежда на наследство никакого житья не дает.
Прознав, что Людмила Ефимовна страшно увлекается детективами и даже в некотором роде сама принимает в них участие, он немедленно погрузился в пучину расследования. И всякий раз, когда ему удавалось кого-нибудь в чем-то заподозрить, он несся докладывать об этом Люсеньке. Если же никаких происшествий не случалось, он без зазрения совести попросту выдумывал их сам.
– Люсенька, булочка моя… Слушай, а чем там занимается твоя худорукая Василиса? Я же попросил убрать кота! – неожиданно взвизгнул Таракашин.
Непонятно отчего, но Финли из всех гостей выделял Таракашина особенно. Обычно гостей кот не жаловал, но с приходом Виктора Борисовича с животным творилось всегда одно и то же. Едва гость разувался, кот немедленно ложился на его носки и начинал терзать их когтями, ласково урча. Под носками страдали ноги Таракашина, но убрать кота не было никакой возможности. Уж что только не придумывали, не помогало ничего – кот впивался в носки и начинал мурлыкать.
– Это потому, что от вас, пардон, псиной воняет, – всякий раз любезно объясняла гостю Василиса. – Носочки надо чаще стирать.
Спастись от кошачьих когтей можно было, только сняв носки, тогда Финли утаскивал их в туалет и что уж там с ними делал, не ясно. Поскольку чаще стирать свои вещи Виктору Борисовичу не приходило в голову, теперь он всякий раз, придя в гости к Люсе, снимал носки и шлепал по полу босиком.
– Василиса! Чего вы стоите? – возмущался сейчас Таракашин, видя, как к нему легким бегом направляется кот. – Подержите кота, не видите, я еще не разулся! Люсенька! Люся! Я к тебе сегодня пораньше, у меня такая новость! Беги, моя ягодка, накрывай на стол!
Василисе никогда не нравилось такое пренебрежительное отношение к ее собственной персоне, поэтому с Виктором Борисовичем у них была крепкая, нерушимая война. Сейчас она близко подошла к Таракашину и властно ухватила его за ремень.
– Снимайте ремень, Таракашин.
– Это почему это? – насторожился ранний гость. – Люся! Что себе позволяет твоя подруга? Ва… Василиса… Олеговна! Ну держите же себя в руках! Н-ну-у, на нас же смотрят!
Василиса в руках уже держала его ремень.
– Вот, Люся, из этого можно петлю сделать и вместо намордника для Малыша использовать. Ладно, вы тут сидите, обсуждайте свои новости, а я с Малышом прогуляюсь.
Приладив на щенка некое подобие намордника, Василиса поспешила на улицу. Что ж, она и одна поразмышляет над странностями событий в парикмахерской. И ведь как она только догадалась туда сунуться! А правда, как? Ах ты ж, память дырявая! Это же Пашка ее надоумил! А дело он не завел наверняка оттого, что точно знает – не вытянет. Интересно, кто же приходил к Пашке? И зачем? Хм, ясное дело зачем – предупредить об опасности. А почему, если такое дело, прямо не сказали той же Анне Петровне: «Анна Петровна, вы бы поаккуратнее, вас ведь убить мечтают!» Ну и что? И что бы она сделала? Во-первых, ни фига бы не поверила. Сама Василиса точно бы не поверила. А во-вторых? И почему, интересно, бант? Это каким же надо быть изувером, чтобы сначала придушить человека, а потом еще бантами его украшать! А для чего в руки несчастной сунули змейку? Василиса точно помнит – была у той игрушечная змейка. И как вошел преступник? Анна Петровна сама ему открыла или у него ключ был? Нет, так вслепую совершенно нет никакой возможности работать. Надо прийти к Татьяне Рябовой и осторожненько выпытать у девчонки все. Похоже, девчонка простовата, может, и скажет чего дельного…
В это время Таракашин сидел за столом на кухне, закатывал к потолку глаза и, как глухарь, токовал о проделанной работе:
– И что ты думаешь, моя прелесть? Я ведь вчера раскрыл преступление века, да. Думаю, сейчас газетчики замучат, телевидение там всякое. Само собой, спросят про семью… – Таракашин скосил глаза на хозяйку и игриво пошевелил голыми пальцами на ногах. – А ведь признайся, тебе бы хотелось, чтобы тебя по телевизору показали, а? Платьишко бы красивое напялила, бусы какие-нибудь красные на шею повесила, да? Ничего не получится, не дала ты согласия делить со мною мои радости на законном основании…
– Подожди, – перебила его Люся. – Ты про какое преступление?
– Про обыкновенное. У нас из музея стащили картину Леонардо да Винчи «Сикстинская мадонна… с младенцем… на прогулке». Подлинник оказался. А я нашел ворюгу и вернул, так сказать, государству его имущество!
Люся, дабы не терять попусту времени, ловко лепила из творога сырники, швыряла их на раскаленную сковородку и, похоже, сожалеть о потерянной славе не собиралась.
– Ты не слышишь, что ли? – оскорбился бывший любимый. – Говорю, скоро я стану знаменитостью. Раскрыл преступление века!
– Ой, да не кричи ты так, слышу я. Только ты газетчикам не вздумай ляпнуть, что подлинник-то своровали, засмеют, – шлепнула Люся в кипящий жир очередной сырник. – У нас в городе, чтоб ты знал, отродясь подлинники не водились. Ни Леонардов, ни да Винчи, ни Рафаэлев. «Сикстинскую мадонну», кстати, именно Рафаэль придумал. Хотя… «Сикстинская мадонна с младенцем на прогулке»… А может, и правда подлинник? Только ее кто-нибудь из местных изобразил. Под влиянием фильма. «Младенец на прогулке» видел? Может, кассету кто украл? Только это на преступление века не тянет, так что ты пока к телевизионщикам не торопись.
О проекте
О подписке