– А потом? – грозно уставилась мать. – Потом зачем хлестала? Сидела на лестнице мне! Песенки распевала! У нее подружку убили, а она караоке в подъезде устроила!

– Мам, потом я не помню, пила или нет, – снова потупилась Лиля.

Клавдия задумчиво жевала пирожное вместе с бумажной салфеткой.

– Ирина, не шуми, ты мне мысли все пугаешь… Я вот думаю – а был ли мальчик?

– Нет, – решительно ответила Ирина. – Мальчика не было, была девочка. Это совершенно точно, девочка была. Но и ее уже, по всей видимости, нет. Отравили ее.

– Ирина! Это я тебе классическую фразу цитирую! – не выдержала Клавдия Сидоровна. – Я вот серьезно сомневаюсь – а был ли труп вообще? Лиля, а что – этот директор, он так и не появился?

– Не-а. Я все ждала, ждала, танцевала, танцевала, а он… Может, у него там совещание какое, тогда не смог вырваться, а теперь уже контракт пропал, где этот директор меня найдет?

– Вот и я про то же… – скривившись, продолжала жевать салфетку Клавдия, но выплюнуть бумагу так и не догадывалась. – Вот и я про то. Где они тебя, интересно знать, нашли? И почему контракты подписывать решили в этих «Мечтах»? И еще – была ли милиция? Вот Аня, например, говорит, что ей ничего не известно. А если бы что-то такое серьезное случилось, то уж, наверное, ей бы сообщили. Если была милиция, но дела не завели, тебя не задержали, значит… значит, и девушка не мертвая.

– Да? А где она тогда? А откуда эта противная газета? Могла бы и позвонить Лиле! – взбудораженно швыряла вопросы Ирина. – Господи, Клавочка, ну придумай что-нибудь, а? Ну неужели единственную нашу девочку… Лилечку… в тюрьму…

И она зашмыгала носом.

– Ирина, прекрати меня отвлекать! Ты же видишь, видишь мой лоб? Видишь, он в складочку? Значит, я думаю! А ты отвлекаешь! – разозлилась Клавдия. – Вот из-за тебя ни одна идея не приходит. Никаких условий!.. – Она еще минуточку помолчала, а потом решительно хлопнула ладонью по столу. – Вот что, милейшие дамы! Этот бантик с наскока не развяжешь. Конечно, я возьмусь за это дело, но… Ирина, не надо истерик! На это нужно время. А пока, Лиля, кончай дурака валять, давай собирайся домой. Там и ты в безопасности, и Дане спокойнее, и Аня, если что – всегда под рукой. В обиду не дадим. Давай, собирайся.

У Ирины вмиг высохли слезы, а Лиля просто засияла.

– А Даня ничего… не сердится? – на всякий случай уточнила она.

– Некогда ему сердиться. Между прочим, он к тебе два раза приходил, сначала Ирина его в дом не впустила, а потом вас и вовсе не было! А сотовый у тебя молчит. Ну и как ему передать, что он не сердится? Могла бы и сама ему позвонить, не чужой, между прочим!

Ирина всплеснула руками:

– Лиля! Ты – дурочка, я тебе уже говорила, да? Даня ведь и правда приходил, только я тебе сказать забыла. Клава, я его впустила, просто в комнату не пригласила… просто я была не одета для такого визита! А потом я ездила за Лилей! А телефон мы специально отключили, чтобы нас лишними разговорами не тревожили. Это тебе повезло – мне обещал Макс позвонить, я и включила… Ой, ну я тебе про него как-нибудь потом расскажу, приличный мужчина, такой симпатичный, кроликов любит… Лиля, а ведь Клавдия Сидоровна права! Могла бы и позвонить мужу!

Лиля насупилась и принялась ковырять ногти.

– Я же думала, он ругать будет, ну что – на весь город с этой газетой… Думала, он меня и так перед своими одноклассниками стыдится, а тут я ему еще такой подарок! Решила позвонить, как только все выяснится.

– А выяснять ты, надо думать, на кроличью ферму отправилась? – фыркнула свекровь. – Кстати, а где вы взяли эту газету?

– У нас в почтовом ящике была. А статейка так прямо красным карандашом обведена, смотри сама, – вскочила Ирина и принесла Клавдии газету.

Клавдия с видом эксперта уткнулась в газетный лист, понюхала его и заявила:

– Это не карандаш. Может, и карандаш, только не простой. Знаете, таким женщины губы обводят. У меня тоже такой был, я у Ани прихватила. Только его куда-то Тимка укатил. Это женская штучка, так-то.

В комнате на диване завозился Акакий. Мужчине требовался полноценный отдых – на чистой простыне, в ночной пижаме, а носки и тугой ремень спокойному сну не способствовали. И посему Акакий Игоревич запросто принялся освобождаться от брючных оков.

– Ой, Клавочка, что это он? – ухватилась за щечки Ирина, видя, как решительно сват расстегивает ремень.

– Ну что-что! Жить он у тебя собирается, вот что! – рыкнула Клавдия, втряхнула мужа обратно в портки и попросила: – Ирочка, вызови-ка нам такси, мне это сокровище на себе переть фамилия не позволяет, я ж не Лошадёва и не Клавдия Верблюдец… Лилечка, а ты собирайся.

Такси прилетело настолько быстро, что невестка еще не успела побросать в чемодан все свои наряды.

– Мы поехали, – прощалась Клавдия в прихожей, держа мужа на плече, как фуфайку в жаркую погоду. – Сегодня обязательно позвоню Дане, узнаю, как у вас. Давай, Лиля, мордашку-то накрась.

– Может, тебе деньги на такси? – топталась Ирина, толкая в карман сватье сотенную бумажку.

– Ирина! Прекрати немедленно! Запомни – мы не нищие! – гордо взбрыкнула Клавдия и потащила супруга к такси.

Акакий Игоревич был невменяем. Только и пришел в себя на секундочку, чтобы ухватить денежку из рук растерянной Ирины, и снова отбыл в бессознание. И даже пробормотал что-то вроде благодарности на непонятном языке, скорее всего, на французском.

Домой доехали без приключений, если не считать того, что всю дорогу Акакий Игоревич нещадно фальшивил: «О-о-о-о! Макарена!!» – и пытался плясать. Тогда на заднем сиденье Клавдия начинала маленькую драку, конечно, побеждала и приводила мужа в относительное спокойствие, но после минутного затишья неуемный певец начинал фальшивить снова.

Доперев благоверного до квартиры, Клавдия все же умоталась изрядно.

– Маменька, скорее открывайте! – долбила она ногой в дверь, приводя в дикий восторг соседушек у дверных глазков. – Ой, да не надевайте вы мой парадный пеньюар! Это я – Клавдия!

Дверь распахнулась, и на пороге появилась Катерина Михайловна, действительно в выходном пеньюаре Клавдии. На тощенькой груди агрессивно топорщились кружевные воланы, пояс был два раза обмотан вокруг тела, рукава сползали до колен почтенной старушки, но сама себе она казалась по меньшей степени княгиней.

– И кого там несет на но… Клава!.. Сыночек!.. Что с ним?! Ах! Я поняла… Его убили враги… – одними губами прошелестела пожилая женщина и тут же взвыла пожарной сиреной. – Акаша!! Герой! Просто герой!! Теперь нам грозит пенсия по утрате кормильца, какое горе!!

– Тихо вы! – шикнула на нее Клавдия. – Ну какой из Каки, к черту, кормилец? А уж тем более – герой? И никакие это не враги его убили, это я. Я усыпила его маленько, чтоб не мешал, а он разоспался…

– Клавочка, немедленно транспортируй его на кровать… Осторожненько, голову не помни… – тут же взяла себя в руки Катерина Михайловна, а придя в себя, с возмущением вопросила: – Клавдия, а ужин? Ты столько гуляла, упоила вусмерть моего сына, а где же ингредиенты праздничного ужина?

Клавдия свалила бесчувственное тело на диван и бесстыдно уставила в него толстый, сосисочный палец:

– Вот! Ваш сын сожрал и выпил весь алкогольно-продуктовый запас!

– Так это ж когда он успел? – охнула старушка.

– Пока я в очереди стояла, чтобы расплатиться, – нагло врала почтенная мать семейства. – Прямо все из корзинки и умел, не удержался. Так стыдно, ну так стыдно!

– Зато, вероятно, не пришлось платить, правда ведь? – сориентировалась Катерина Михайловна. – Значит, и деньги сохранились. А ужин мы и завтра организуем. Пойдем, Клавочка, ты мне хоть сосисок отваришь, а то прямо так в животе и урчит, так и урчит.

Старушка бодро посеменила на кухню, напрочь забыв про героя-сына.

– А уж завтра, Клавочка, я сама с Акашей в магазин отправлюсь! Нужно же с горя праздник устроить, – и она театрально всхлипнула.

– А что у нас опять за горе? – недоверчиво покосилась на нее Клавдия, швыряя сосиски в кастрюлю.

Катерина Михайловна уселась на стул, взмахнула огромными рукавами, попутно скинула на пол фарфоровую чашку, затолкала тщательно закрученную прядку за ушко и скорчила презрительную гримаску.

– Ты, Клавочка, была права. Этот легкомысленный Петр Антонович и в самом деле забегал к тебе в спальню. Теперь я в этом даже не сомневаюсь! – И вдруг чувства полились из нее фонтаном. – Нет! Клавдия, ты только на минуточку себе представь! Мы, значит, сидим ждем вас и смотрим культурную программу по телевизору! Нет, Клавдия, ты должна согласиться, что с вами у нас никакой культуры не получается! Ты смотришь только плаксивые сериалы, а Акакий и вовсе только программу «Мир в твоей тарелке»! А тут мы в одиночестве сидим и наслаждаемся передачей о мировых художниках! Нет, я тоже хотела посмотреть сериал про ментов, но пульт куда-то запропастился, а на телевизоре какую кнопочку жать, мы еще не выучили. Смотрим, значит, и вдруг в голову моего спутника жизни приходит ошалелая мысль! Он вскакивает, притаскивает мне тетрадный листок и сообщает, что тоже намерен рисовать! Якобы где-то далеко в детстве у него замечательно получалось рисовать машинки!

Клавдия передохнула – эта свекровушка каждый раз норовит из крохотной мухи выдуть черт-те что!

– Да и пусть рисует. Завтра же куплю ему краски и альбом.

– Не вздумай! – затрясла щечками Катерина Михайловна. – Если бы он машинки собрался рисовать!.. Клавдия, он собирается, как все великие живописцы, изображать обнаженную женщину! С натуры! Ты, Клавочка, сильно не удивляйся, но он решил попросить тебя попозировать ему пару недель.

Клавдия поперхнулась, представила себя в роли обнаженной натурщицы и покраснела от срама:

– Так это… это что ж – он нарисует меня голой, а все смотреть потом будут? Вроде мне надеть нечего!

Старушка криво усмехнулась:

– Я бы не стала забегать так далеко. Если он на тебя две недели пялиться будет, это еще не значит, что из-под его кисти выскочит шедевр.

– Да какое мне дело, что там у него выскочит! Где он? – взревела Клавдия. – Я не знаю, что сейчас…

– Да ты не торопись, я его уже по твоему примеру – в шкаф и на ключик, – пояснила свекровь.

Она поманила Клавдию в прихожую и рывком, торжественно распахнула дверцы шкафа. Там, подмяв под себя роскошную мутоновую шубу Клавдии, сладко всхрапывал Петр Антонович.

– На его челе все же просматриваются следы сильного раскаянья, – попыталась сгладить ситуацию Катерина Михайловна. – Пойдем, не будем человеку прерывать наказание.

Вечер у дам случился нескучным. Сначала пробудился хмельной Акакий и потребовал продолжения банкета. Потом из шкафа выбрался Петр Антонович и принялся учить пасынка, как надо пить, чтобы не хмелеть. В процессе урока мужчины несколько раз порывались сбегать за «учебным пособием», однако дамы вероломно отобрали у них все ключи от дверей. Огорченные, но несломленные, джентльмены выхлебали у Катерины Михайловны три пузырька настойки календулы на спирту, после чего сели писать кассационную жалобу в народный суд на своих жен. За этим многотрудным занятием и настиг их сон. Женщины решили своих кавалеров заботами не мучить – свалили обоих на диван, закидали их одеялом и сели горевать о женской доле, то есть смотреть индийский фильм про страдания честной, но немножко беременной красавицы из неимущих слоев населения.

Только направляясь в спальню, Клавдия вспомнила:

– Обещала же позвонить Лиле! Как там у них с Даней, все уладилось?

Она набрала знакомый номер, и в трубке сразу же послышался Данин раздраженный голос:

– Алло!

– Данечка, – маслено запела Клавдия. – Ты уж извини, что отвлекаю, я только хотела узнать – ну как, теперь в вашем гнездышке потеплело? Наша курочка вернулась? Все в порядке?

– Мама! – резко ответил сын. – Я не знаю, какое гнездышко ты имеешь в виду и какая курочка должна вернуться, но если ты про Лилю, то она часа два назад позвонила и сказала, что выходит замуж за какого-то своего старого знакомого, они вместе учились и, оказывается, она его всегда любила! Они сегодня же уезжают к морю. Мам, ты прости, ко мне завтра приезжают партнеры из-за рубежа, мне совершенно некогда…

И трубка запикала противно, как мышь-заика.

– Ничего не понимаю… – покрутила в руках телефонную трубку Клавдия. – Так, значит, Лиля не вернулась?

Клавдия принялась снова набирать номер сына, но ничего, кроме коротких гудков, не услышала.

– Клавочка, укладывайся спать, у нас завтра серьезный день, надо достойно подготовиться к празднику, – как сквозь вату донесся до нее голос свекрови. – Ну что ты опять окаменела, выключай же свет, мы столько платим за электричество!

Клавдия покосилась на Катерину Михайловну – та топталась возле нее, и никакой возможности поговорить с сыном наедине у матери не было.

– Хорошо, позвоню завтра с утра, – решила растерянная Клавдия. – Не может быть, чтобы Лиля не вернулась. Даня просто не знал, как от меня отвязаться… Да! Совершенно правильно, он не мог открыто говорить, как он рад, подозревал, что я в любом случае начну теребить его вопросами, поэтому решил так – ляпнул сдуру первое, что в голову пришло… Ох уж эти детки… Маленькие дети спать не дают, с большими сам не уснешь…

Утро было тяжелым – никак не хотели открываться глаза, а за плечо нещадно трясли. И голос Ани прямо-таки вспарывал прекрасные сновидения.

– Мама! Ну мама же! Катерина Михайловна, давайте хоть ей кофе приготовим, что ли…

– Фи, какие сложности! – фыркнул голос Катерины Михайловны. – Надо просто так… сейчас, подожди-ка… где тут у нас Акашина брызгалка для цветов?

– Ой, ну что вы делаете? – взвизгнул Анин голосок, и тут же на Клавдию обрушился теплый дождь с каким-то противным запахом.

Она забарахталась на сырой кровати, будто перевернутая черепаха, а когда поднялась, поняла, что сейчас кого-то разорвет. И пусть этот «кто-то» только пожалуется Каке, что его мать здесь не уважают!

– А подите сюда, Катерина Михайловна, – грозно начала Клавдия, но дочь ее перебила:

– Мам, слушай, ты вчера случайно Лилю не видела?

Анечка с самого утра выглядела слишком встревоженной, и Клавдия сразу же забыла про душ с цветочными удобрениями, зато вспомнила свой поздний звонок сыну.

– Аня, я… да, я совершенно случайно вчера встречалась с Лилей… Анна! Не трави мне грудь! Что с ней случилось? Она опять куда-то вляпалась? Она же собиралась домой!

Аня уселась прямо на сырую от утреннего орошения постель и в растерянности пожала плечами.

– Понимаешь, мам, какая-то полная ерунда получается. Лиля мне вчера поздно вечером сама позвонила, сказала, что давно любила какого-то мальчика, они с ним вместе учились. Но он ее не любил, потому что у них было мало денег и у нее не было красивых платьев и костюмов. И туфли были всего одни. И поэтому ее любить он не мог. А вот теперь у Лили много обуви, платьев и он ее полюбил страстно. И они якобы уезжают на море. Просила ее не искать… С ума сойти – при чем здесь платья и туфли?.. Ересь какая-то.

Клавдия Сидоровна просто на минуту онемела. Такого не может быть! Это Анечка может рассуждать «она любила, он любил», а Клавдия вчера сама совершенно отчетливо видела всю любовь на лице невестки! Какое там – любил, когда Лиля совершенно искренне собиралась вернуться к мужу! Она даже тряпки свои все собрала в чемодан… Нет, ну Клавдия же сама видела! Лиля определенно собиралась вернуться. И ни о каком мальчике даже речи не было…

– Ань, с ней что-то случилось… – медленно проговорила Клавдия. – Вот ты не поверишь, я чувствую – что-то здесь не так. Она вчера собиралась к Дане. У нее нет никакого одноклассника! Конечно, ты, как всегда, мне не веришь, но потом сама убедишься… Ты звонила Ирине?

– Конечно, только Ирина сама ничего не знает. Говорит – собралась, взяла чемодан, чмокнула в щеку и уехала к Дане.

– Она не вернется! – гордо заплыл в комнату Акакий Игоревич с полотенцем на плече. – Потому что не хочет порочить честь мужа! И убежала, да! Чтобы нашу фамилию не позорить всякими там убийствами, пьянками. Хорошая какая девочка.

Клавдия Сидоровна замахнулась на супруга подушкой:

– Слава богу, без нее есть кому пьянкой фамилию позорить! У-у, пьяный крокодил, уйди с глаз моих!

Аня горестно обхватила голову руками.

– Боже мой! Да с чего она вообще решила, что там какое-то убийство было?!

– Ну уж, доченька! – поперхнулась Клавдия. – Еще бы не решить! Ей прямо на дом газетку прислали, где черным по белому так и сообщили – где, когда и кого она умудрилась отравить! И не хочешь, да поверишь!

– Вот ты бы, мама, и задумалась: кто мог прислать эту газетку? – не сдержалась Аня, но тут же махнула рукой. – Ладно, это мы сами…

Клавдия ухватилась за ценное указание, как нищий за рубль:

– Да чего уж «сами», я задумаюсь, мне нетрудно, мне же не зря мозги в голову положили. Поработаю… Так когда, ты говоришь, вам сообщить о проделанной работе?

– Мама! Я же говорю – мы этим занимаемся!

– Хорошо, верю. Сейчас я тебе листочек принесу, набросаешь мне план вашей работы, чтобы я могла контролировать! – понесло Клавдию Сидоровну.

– Ну уж! Знаешь!.. Вам вообще надо сидеть тише воды ниже травы!

– Фигу с дрыгой! Правильно, Клавочка, я отреагировал? – поддержал жену Акакий Игоревич.

– Ах, так?! – сощурилась дочь. – Тогда я вообще приставлю к вам охрану! Будут за каждым вашим шагом следить, вот!

– Ха! Хи-хи-хи! Кака, смейся! – потребовала Клавдия Сидоровна. – У вас никогда даже на преступников не хватало кадров, где уж там за нами следить!

Пока Акакий послушно надрывался от смеха, Аня странно посмотрела на мать, хотела что-то сказать, но передумала и стала торопливо собираться домой.

– Мама, папа, я потом еще как-нибудь забегу, – наматывала она на шею длинный шарф.

– А вот и кофе! – появилась в дверях спальни Катерина Михайловна, толкая перед собой Петра Антоновича.

Старый проказник ступал на полусогнутых ногах, потому что в руках у него дрожал поднос с дымящимися чашками.

– Анюта, садись, кофейком побалуемся. Присаживайся к Клавочке на кровать, не стесняйся. Да ты сдвинь ее ножкой, ее ведь не пошевелишь, так до воскресенья и проваляется, – гостеприимно лучилась Катерина Михайловна. – Анечка, даже не собирайся, мы тебя сейчас никуда не отпустим, у нас еще праздничный ужин намечается. Акаша, собирайся за продуктами, со мной пойдешь. А то слопаешь там опять пол выставочного зала, снова позору не оберешься! Вот срамота-то… Не хлопай глазами, тебе не идет… Клавочка, прими извинения от Петра Антоновича за вчерашнее. Шкаф пошел ему на пользу – он больше не хочет рисовать тебя обнаженной!

– А что – у него было желание? – проняло даже Аню. – Странная, однако ж, у вас тяга к красоте…

– Извращенец, чего тут скажешь, – легкомысленно констатировал Акакий Игоревич и схлопотал от красавицы супруги звучную оплеуху.

Петр Антонович густо рдел и бросал беспокойные взгляды на Клавдию, которая при виде него завернулась в одеяло по самый подбородок, но потом все же оголила кулачок.

– К столу! Все к столу! – зазвенела колокольчиком Катерина Михайловна, видя, что вся компания собралась у постели Клавдии, и даже ее ветреный супруг мостит свой сухонький зад поближе к аппетитной невестке. – Анюта! Тащи всех к столу!

Однако Аня больше не стала задерживаться, сослалась на дела и убежала.

Десятью минутами позже две пары молча восседали на кухне и чопорно толкали в рот сухое печенье. Говорить не хотелось. Клавдия до сих пор не могла понять – куда все же подевалась любимая невестка, Петр Антонович грустил, что так бесславно закончился его художественный порыв, Катерина Михайловна зорко следила, чтобы глаза супруга глядели точно в чашку, а Акакий судорожно вспоминал – когда это он умудрился осрамиться в магазине, чего там маменька про торговый зал намекала? Хотела, чтобы он кое-что съел прямо там, на месте? Интересно, а за это сейчас бьют?

Молчаливую идиллию долго выдержать не удалось – Акакий все же решил самостоятельно направиться в магазин и, пока Клавдия прожевывает крекер, поспешил в спальню, где выудил из ее сумочки небольшую сумму на карманные расходы. А чего такого? Он, между прочим, всю пенсию ей отдает, до копейки, так что все права защищены!