– Тебе не надо думать, Кака. Это для тебя занятие бессмысленное! А фамилию такую специально придумали, чтобы именно на нашего Даню и подумали, – оборвала пылкую тираду Клавдия, остановилась посреди улицы и воздела руки к небесам. – Господи, какой позор! Все, буквально все теперь на него будут тыкать пальцами! И наша соседка с первого этажа – Маруся Семеновна, и Вероника Дмитриевна, которая под нами, и Тришковы, и эти-то… ну, на пятом живут, всегда еще мне завидовали! Говорили: «Надо же – муж такой плюгавенький, а какие дети красавцы!» Семиноговы, вот! Нет, надо закатывать рукава, отмывать честь сына…

Клавдия так горестно выла на ближайший фонарь, так мотала головой, что ее шапка колоколом качалась из стороны в сторону, грозя обрушиться в грязный снег. Прохожие замедляли свой ход, с опаской поглядывали на здоровенную бабищу, которая трясла кулаками, и переходили на бодрую рысь. Клавдия же, немного повыв для порядка, снова устремилась к дому. Акакий наконец уцепил супругу за локоток и теперь от быстрой ходьбы время от времени поскальзывался, повисал на руке жены и, дабы ее не раздражать, вовсю выражал ей свою моральную поддержку.

– Правильно, Клавочка, я того же мнения. Надо, надо закатать рукава! Нет, ну Лиля-то какова, а? Я говорю – Лиля-то какова, а? Клава, а я вот думаю, – все тужил о своем Акакий. – А может, и на лыжах меня ножичком, того…

– Хочешь сказать – тебя ножичком тоже Лиля? – грозно нахмурилась Клавдия.

– Ой, ну как ты могла подумать!! – мигом сориентировался Акакий, хотя именно эта дурная мысль посетила его светлую голову.

На Лилю и в самом деле думать такое было грех. Даниил с женой жили уже больше пяти лет, и все это время молодая женщина показывала себя только с выгодной стороны. Правда, она была падка на тряпки, коллекционировала платья и костюмы, но Даню любила искренне, никаких других мужчин для нее не существовало, кроме супруга, а его родителей она почитала пуще своей родной матери. Да и гулянками ее упрекнуть было нельзя – прилежно ждала мужа с работы, смотрела сериалы, а любые развлечения без мужа ей были неинтересны. Нет, хорошая невестка досталась Распузонам, жаловаться было грех. Так что же произошло? И где теперь несчастная Лиля? А в том, что сейчас она была несчастна, Распузоны не сомневались ни минуты.

Дома Клавдия первым делом привела себя в порядок – приняла душ, намазала лицо кефиром, налепила на веки кружочки из картошки и блаженно улеглась на диван – горе горем, но красота страдать не должна. Акакий Игоревич крутился тут же. У него были свои планы на кефир, уже неделю он принимал на ночь кисломолочный продукт, дабы не шалил кишечник, но с Клавдией спорить было несподручно. Поэтому он только вздыхал и поглядывал, как бессовестный кот Тимка сначала потихоньку подбирался к хозяйке, а потом и вовсе устроился на подушке и принялся поспешно слизывать маску с лица.

– Кака, не щекочи мне подбородок, – не открывая глаз, пробормотала Клавдия. – Ну что за старческие фантазии? Думай лучше, где мы будем искать Лилю? Ка… Кака!!! Пошляк! Чему ты научил кота?!

Клавдия наконец разлепила веки с картофельными кружками, узрела кота и зашлась от возмущения.

– Клавусик, а я уже и придумал! – отвел беду Акакий. – А надо просто позвонить Ирине! Не может быть, чтобы родная мать не знала, где прячется ее дитя! Я как-то вот так напыжился и сообразил!

Клавдия крякнула. Черт, ведь и в самом деле, Даня же говорил, что Лиля уехала к матери.

– Хорошо, Кака, – бурчала Клавдия, уворачиваясь от настырного кота. – Продолжай меня радовать дальше. Сообрази теперь что-нибудь на ужин. А я позвоню Ирине.

Акакий Игоревич скис. Становиться к плите вовсе не хотелось.

– Клавочка, а может, обойдемся колбаской? – нерешительно проблеял он. – На ночь глядя, для твоей фигуры лучше колбаска, чем полноценный ужин. Тебе уже давно пора худеть…

Никогда бы он не решился сказать такое, если бы Клавдия уже не говорила по телефону:

– Алле!! – паровозным гудком трубила она. – Ирина? Это я… Ирина!

Ирина трубку подняла, но было слышно, что ее кто-то отвлекает, поэтому отозвалась родственница не сразу.

– Ой! Клавочка, это ты? – наконец фальшиво обрадовалась на том конце провода Ирина Адамовна. – А я… Я тут немножко занята… у меня гости.

Маменька Лили – Ирина Адамовна была дамой еще совсем не пожилой. Сама себя она считала еще вовсе даже юной и думала, что никто про истинный ее возраст не догадывается. Долгие годы он влачила безрадостное существование в пригороде, пока не догадалась завести свое дело. Она стала плодить кроликов. Кролики отнеслись к этому делу с пониманием, размножались с энтузиазмом, и вскоре нехитрое производство вынесло женщину на новую жизненную волну. Она переехала в город, бизнес ее так и крутился в деревне, но теперь за кролами ходили нанятые работники, сама же Ирина наведывалась в крольчатники раза три в неделю, неплохо себя обеспечивала и была весьма довольна судьбой. Портило жизнь только отсутствие надежного верного спутника жизни. А посему Ирина Адамовна находилась в вечном поиске – она искала свой идеал. Но ведь всем известно, пока этот самый идеал отыщется, столько живого материала надо переработать. Вот и сейчас, похоже, на проработке находился очередной кандидат в идеалы, потому что где-то далеко в трубке слышался мужской голос. Клавдия не стала зря терзать сватью, а просто попросила:

– Ир, ты Лилю к трубочке позови. Чего-то я давненько ее не слышала.

– А… А Лилички нет… она… Клавочка! Она же за границу уехала, отдыхать! Привет тебе передавала, – бездарно врала Ирина Адамовна.

Клавдия была женщиной прямолинейной и не терпела, когда другие врут.

– Ты мне, Ириша, приветами настроение не порти. Вот у меня уже и давление запрыгало, потому что я даже отсюда вижу, как ты врешь! И в кого ты только такая уродилась – врешь и врешь! И кому? Мне! Забыла, как я тебя из тюрьмы вытянула?

Ирина в трубке засопела. Клавдия и в самом деле не так давно вытащила ее из неприятной ситуации.

– Ой, Клавочка, и правда забыла! – защебетала лгунья. – Забыла, а вот теперь вспомнила! Лиля и не за границей вовсе! И не отдыхает! И никаких приветов тебе отродясь не передавала, с чего бы? Она у нас по делам, в крольчатнике. Там Мадонна должна окролиться, так вот Лиле сейчас там самое место!

– Самое место для Лили возле мужа! Тем более сейчас! – не выдержала Клавдия очередного вранья сватьи. – Ты что – не читала газету? Там твоя дочь черт-те каких дел наворотила, а теперь у кроликов прячется!

– И ничего она не воротила! – кинулась защищать дочь Ирина Адамовна. – А только к мужу она пока не может вернуться, пока ее честное имя не будет отмыто! Нет, это же надо такое придумать – наша девочка кого-то там отравила!

– И я про то же! Ей надо здесь бучу поднимать, судить этого борзописца, а она…

– Ага – надо! А если она боится?! Это хорошо, когда они с Даней вместе были, ей тогда ничего не страшно было, а теперь они поссорились, и куда ей?! Сама она не знает, куда податься, кто ее защитит? Ты, что ли?

– Да хоть бы и я! – выпятила грудь Клавдия. – Да только как ее защищать, когда она там с Мадоннами кролится? Ни поговорить с ней, ни порасспросить… Кстати, а какую подругу она прикончила?

В трубке долго пыхтели, потом оскорбленный голос произнес:

– Она никого не приканчивала, между прочим…

– Да я знаю, знаю. Ну кто та бедолага-то, которая умереть надумала? Что за подруга? Где живет? Как зовут?

– Откуда я знаю? – взорвалась Ирина, вероятно, догадалась, что Клавдия уже приступила к допросу. – У нее и не было никаких подруг. Все только «Данечка, Данечка!». Вот я тебе ее завтра привезу, а ты уж сама у нее выясняй.

Ирина определенно тяготилась беседой. Да и голос «за кадром» уже нетерпеливо гнусавил, чтобы она «бросала болтать, потому что все свечи уже сгорели совсем. И что это за романтический ужин вдвоем, когда Ирина болтается на телефоне черт-те с кем?»

Клавдии не понравилось замечание про «черт-те с кем», однако воспитывать наглеца сейчас она не собиралась, еще будет время, а потому попрощалась и отключилась. Похоже, этот возлюбленный у сватьи задержится надолго. Уж как-то так получалось, что чем развязнее мужик, тем больше он нравился ветреной сватье. Опять же – какой ни есть, а банальный ужин при свечах устроил. И где там Кака?

– Кака! А может, и нам эту колбаску… при свечах? Получится нежный ужин на двоих… – мечтательно закатила глазки к потолку Клавдия.

Но все ее мечты разбились от напористого звонка в дверь.

На пороге радостно сияла новенькой вставной челюстью любезная свекровь Клавдии – Катерина Михайловна, вместе со своим спутником жизни Петром Антоновичем. Клавдия только шмыгнула носом, и жизнь для нее окрасилась в мышиные тона.

Катерина Михайловна растила Акашу одна, мальчика лелеяла, пестовала и сдувала пылинки. Невестка ей виделась непременно кроткой, смиренной девушкой с высшим образованием, с мощной зарплатой, с закоренелыми навыками хозяйки и с вытянутыми губами – дабы еще пуще сдувать пыль с драгоценного Акаши. Ничего общего с этим портретом Клавдия не имела, и поэтому долгое время свекровь выражала свое неудовольствие вдалеке от родного сына, даже в другой город переехала. Однако с годами она вдруг прозрела и поняла, что жить под теплым крылышком презренной невестки куда как удобнее и сытнее, нежели на скудную пенсию, и поэтому, быстренько полюбив Клавочку, перебралась к сыну на постоянное жительство. Клавдию такая перемена повергла в уныние, однако не выгонять же старушку, тем более что жили они с Какой в доме Катерины Михайловны. Оставалось только уповать на милость судьбы, то есть на то, что милейшая Катерина Михайловна возьмет да и выиграет какой-нибудь домишко или же сдуру выскочит замуж на старости лет. А у ее избранника, откуда ни возьмись, вдруг окажется своя квартира, и «молодые» съедут к супругу. Судьба вняла молитвам Клавдии Сидоровны, и свекровь на самом деле взяла и вышла замуж за Петра Антоновича. И у того действительно оказалась своя квартира. «Молодуха» съехала к мужу, а Клавдия облегченно выдохнула. Однако на этом подарки судьбы закончились. Это Клавдия и Акакий поняли сразу, как только к ним вместе с чемоданами заявилась матушка с новеньким мужем – свою квартиру старички решили сдавать в аренду, дабы копилась денежка, а сами придумали пожить у деток.

Долго скрипели зубами по ночам осчастливленные детки, но вот недели две назад из далекой провинции, где-то под Краснодаром, пришла скорбная весть – Петру Антоновичу срочно предлагалось выехать в родные пенаты, потому как его престарелая матушка девяноста семи лет всерьез решила перебраться в мир иной. Для этого ей необходимо попрощаться с родной кровинушкой, то бишь с Петром Антоновичем, и огласить ему свое завещание. Предполагалось также, что кровинушка достойно упокоит матушку, справит положенные девять, а позже и сорок дней, затем получит все, что предписано по завещанию, а уж потом, переполненный скорбью и печалью, отбудет восвояси. По самым скромным подсчетам, поездка на родину должна была продлиться не менее полутора месяцев. Естественно, на такой срок Петр Антонович не мог оставить горячо любимую супружницу в одиночестве, засобиралась и Катерина Михайловна. Клавдия и Акакий боялись даже радоваться, дабы не спугнуть нежданную удачу. И только когда достойная парочка прислала телеграмму о том, что добрались нормально, Распузоны расслабились. И, как выяснилось, напрасно. Не прошло и двух недель, как вот вам, пожалуйста, – в дверях все те же радостные лица!

– Клавочка, а вот и мы! – осчастливила свекровушка, толкая в прихожую грязноватый баул. Затем пригляделась к невестке и недовольно заметила: – Ты совершенно отвратительно выглядишь, вон какие брылья отвесила, и глаза, как у больной собаки. Я понимаю, тебе без нас было тоскливо, но уже все, хватит скучать, мы вернулись. Зажги же в очах искры восторга.

– Вообще-то, мамаша, до этого момента они у меня горели, – не сдержалась Клавдия. – А чего так скоро? Где положенные сорок дней?

– Прекратите кощунствовать, – втискивался в маленькую прихожую Петр Антонович. – Моя матушка вовсе не собиралась помирать! Она здравствует, полна сил, энергии…

– …Только немножко из разума выжила, – заворчала Катерина Михайловна. – Представь, Клавочка, она хотела таким образом познакомиться с невесткой, то есть со мной, и самое непостижимое – я ей не приглянулась! Она сказала, что я профурсетка!

Воспоминания о знакомстве, видимо, были настолько тяжелыми, что свекровь сбросила пальто на пол, остервенело скинула сапоги и, высоко задрав голову и растопырив руки, унеслась рыдать в санузел. Вероятно, ей казалось, что в данный момент она очень похожа на трепетную бедную Лизу.

– Катенька, надолго туалет не занимай! – крикнул ей вдогонку супруг и пояснил растерянной Клавдии Сидоровне: – В этих самолетах так жутко кормят, боялся, что без конфуза не обойдется. Вот и Катеньку пронесло… А где мой любимый пасынок?

Пасынок Кака трусливо зарылся в одеяло и показываться сегодня любимым родителям не собирался. Обязательно случится так, что придется бежать в магазин за кефиром для Петра Антоновича, благо магазины теперь работают круглосуточно, или же отчиму приспичит свежую прессу почитать, любит он уединиться в «белом кабинете» с последней газетой. Так оно и вышло.

– Клавочка, – донесся до Акакия слащавый голос Петра Антоновича. – А нет ли у вас сегодняшней газетки? С этими поездками совсем отстал от политической жизни… Ах, вы колдуете у плиты, тогда не смею вас тревожить, я сам, сам… Кстати, не нужно экономить! Можно приготовить не только яичницу, мой желудок соскучился по свинине и кровавому бифштексу.

Акакий вздохнул, глубже забрался под одеяло и вскоре сладко засопел, прижимая к себе теплое тельце кота Тимки.

Клавдия уже топталась возле шипящей сковороды и лихорадочно костерила Каку – сын Даня уже давненько предлагал им купить новую квартиру, однако Акакий Игоревич выставил ножку вперед и гордо заявил, что никогда не оставит свое родовое гнездо! Живи теперь в этих «графских развалинах» до гробовой доски.

– Клавочка… – растерянно вплыла в кухню Катерина Михайловна. – Ты только посмотри, что обнаружил у вас в туалете Петр Антонович!

– Мамаша! Ну что у нас там можно обнаружить? – уже заводилась постепенно Клавдия.

Она вдруг сообразила, что яичницы и в самом деле будет маловато, а роскошный ужин на ночь глядя готовить совсем не хотелось.

– Мамаша, вы бы ему посоветовали искать где-нибудь в другом месте.

– Нет, Клавдия, ты не увиливай! – повысила голосок свекровь. – Ты лучше мне объясни, как такое могло получиться? Стоило мне отлучиться и, пожалуйста – наша знаменитая фамилия покрыта грязью позора! Что это, я спрашиваю?

Старушка нервно дергала тапкой и тыкала в нос Клавдии кусок газеты. Конечно, это была та самая скандальная газетенка с мерзкой статьей.

– Ну и что вам, мамаша, не нравится? – забыв про ужин, уперла руки в бока Клавдия. – Чего вас взволновало? Какой-то Растузон распустил свою жену, она от пьянства погубила свою подругу, мы-то здесь при чем?

– То есть как это при чем? – захлебнулась негодованием пожилая дама. – Я спрашиваю – кто посмел так испохабить нашу фамилию?! Наш род никогда не был Растузонами! Еще не хватало нам носить какое-то карточное погоняло!! В нашей фамилии явно просвечиваются французские корни! А это… это какая-то уголовщина!

Клавдия клацнула челюстью и нервно задергала правым веком:

– Маменька… Вас оскорбило, что там красуется не наша фамилия, я правильно поняла? Вы статейку-то читали? Там вообще-то про убийство говорится. И еще – там настойчиво намекают, что наша Лиля…

– Я тебя умоляю! – поморщилась свекровь. – Намекают! Какое убийство, если милиция не стала даже заниматься этим делом? Даже подозреваемую не задержала? А ты мне тут будешь рассказывать сказки, что наша Лиля… Кстати, а где она? Я бы хотела с ней завтра встретиться и поговорить. Можно будет подать в суд на эту газетенку за коверканье нашей фамилии. Как ты думаешь, Клавдия, в пятьдесят тысяч оценить моральный ущерб, этого будет достаточно? Хотя… откуда тебе знать, это же мой ущерб!.. Клавдия, я завтра найду этого писарчука, так и знай! А то совершенно неуютно чувствовать себя ущербной. Я тогда себе напоминаю… а, кстати, где он? Где мой сын?! Акакий!! Акаша! Как ты можешь храпеть в обнимку с котом и еще не обнять свою мамочку?!

Клавдия судорожно выдохнула. Ну наконец-то матушка переключилась на Каку и, может быть, вышвырнет из головы эту дикую идею – искать нерадивого журналиста. Если еще и Катерина Михайловна влезет в это дело, тогда ожидать можно всего, чего угодно.

Ранним утром, когда сон еще ласкал Клавдию Сидоровну мягкой лапкой, в ухо влетел пронзительно-бодрый клич:

– На зарядку, на зарядку, на зарядку, на зарядку становись!!

Еще не просыпаясь, Клавдия сурово сдвинула брови, кликун должен был догадаться, что пробуждение ее будет ужасным. Для него. Однако тот не понял всей степени опасности и продолжал ретиво выкрикивать лозунги во славу утренней гимнастики. Клавдии пришлось-таки разлепить веки. Возле ее кровати в огромных футбольных трусах скакал Петр Антонович и, точно мельница, крутил руками.

– Клавочка! Подъем!! – заиграл он глазками.

– Петр Антонович! А не поскакать ли вам к Катерине Михайловне? Чего это вы здесь, я извиняюсь, козлом пляшете? – попыталась не дерзить Клавдия. – И вообще! Подите вон, я не одета.

Отвязаться от прыгуна оказалось не так просто.

– Нет-нет! Не спрячетесь, проказница, – хихикал престарелый кавалер и тыкал скрюченным пальцем Клавдию в бок. – Вставайте, вставайте! Долго спите, дитя мое. Пора приготовить тело к многотрудному дню!

– Вы, я вижу, уже приготовили? – набычилась Клавдия. – Сейчас этот многотрудный день для вас и начнется…