Цитаты из книги «Одиночка»

— Ну, навела я вам трагедии, — усмехнулась Оля и встала. — Все, девчонки, пора. Я тебе, Саша, так скажу. Отдавать всего, всю себя нельзя. Всем помочь нельзя, — будто откалывались слова от этой чудесной женщины. — Жестокость этого мира в том, что инвалиды, ничьи дети, старики — все отправляются на помойку. И непонятно, живут они или давно уже умерли. Зыбкая грань. Всем не поможешь, но кому-то станет чуть легче. Я помогаю, потому что хочу жить в мире, где меньше горя. Я тоже поломанная, как они все, добрых дел наркоман. Но изменить это в себе не могу. И буду помогать дальше. идеализм, альтруизм или некий спрятанный, вывернутый эгоизм? «Какая разница, — думала Саша, после того как Оля быстро со всеми попрощалась и убежала, — если все работает как надо? Почему бы не относиться проще? Есть люди, которые хотят помогать. Есть люди, которые ждут помощи. От одних нужна благодарность, другим нужна благодарность». И это правильно, это — нормально.

И вот как, оказывается, выглядят взрослые отношения, размышляла Саша. Оба говорят и говорят о краске и плинтусах, о плитке в ванной, о столе и стульях, а потом вдруг обнаруживают, что уже несколько минут как занимаются сексом как старые супруги Одно сливается с другим, и хотелось бы верить, что и одно и другое ничуть влечение не портит, ну, увлеклись, забылись, и что с того? но, может, слишком рано, слишком быстро, не находишь? Серьезные отношения и держались на общих делах. В отличие от отношений-качелей, на которых она никогда не умела качаться. ***

— Да. Хотя молчание с собой, внутри себя — это тоже беседа. Вся жизнь — это и есть один большой разговор, с собой или с миром. и разговор иногда замирает в молчании — и это тоже часть говорения нужен перерыв, не так ли, чтобы потом запустить все опять, снова, ведь такой разговор не заканчивается никогда — Давай говорить как можно дольше.

Вдруг нет, и куда пойдет душа, кому она вообще нужна, если только боль и страдания быт, боль и страдания и никакой личности, никакого я (не дай бог сказать слово «я»), ведь его заменяют другие слова «должна, обязана, давай» давай, давай, не бери, зачем тебе, ты же мать, ты же дочь, ты же женщина, ты же слабое существо, на тебе дом, на тебе быт, на тебе работа, ты же эмансипирована, ты же раскрепощена, ты же красива, ты же сильна, ты же нежна, а твои бабушки в поле рожали, ты справишься, ты примешь, ты смиришься, ты стерпишь, ты женщина, что-то меньшее, что-то — не кто-то — другое, вторичное, ты же, ты же она, она

Она любила — но и они разочаровались, ведь она жила не как надо. Она любила — а потом они умерли. умерли, и все, мелочным эмоциям пришел конец а сколько недоговоренного, несделанного, повисшего, и как ей теперь с этим быть как? Когда столько потерь когда четвертые похороны за несколько лет то где искать опору. Любовь в ее голове в ее глазах с юности уже была соединена, была обручена со смертью. И Саша страдала по тому, что осталось от ее сердца.

Бог — это надежда и вера, и неодиночество, а еще Бог — это два брата, плечом к плечу идущих навстречу смерти, но лишь один вскоре дойдет, а второй задержится надолго а называется это жизнью И вот в такого Бога, видимо, нужно верить.   верить, чтобы жить

Религия не вера. А вера — это не услуга, которую ты получишь, отправив запрос на электронную почту. Бог — не слуга, не надсмотрщик, не палач, не ангел и не дьявол. Бог — это не приложение для верующих на телефоне. Бог — это не распродажа чудес, стоит лишь попросить, а сначала захотеть да, всем восьми миллиардам на земле захотеть

Может, Бог для этого и нужен, чтобы дать ответ, найти решение как жить, любить, радоваться кофе и вину, страдать из-за мелочей, когда на фоне столько трагедий, когда война, голод, пожары и наводнения, когда приступы эпилепсии у собственного ребенка Как научиться продолжать жить?

— Не представляю, как можно все пережить без Бога, — задумчиво проговорила желтая шапка. — Никто и ничто так не наполняет сердце надеждой и верой. — Потому что Бог — это любовь? — силилась выдавить улыбку Саша. — А почему бы и нет? Слишком банально. — Мы жалуемся на одиночество, но на деле никого не любим. Только берем и требуем, — сказал парень и — как припечатал. Кто ему это сказал? Но желтая шапка продолжила: — А на Боге мы тренируемся любить.

— Сейчас во мне еще столько смирения. Саша хмыкнула. — Будешь кофе? — Смирения, значит, — проговорила Саша. — А без смирения никуда. — Инна отстегнула ремень безопасности и начала искать что-то в сумочке. Остановилась и повернула голову к спутнице. — Без смирения нет покоя. Вечный поиск, вечная борьба. Смирение — путь к принятию. Я сейчас как заправский священник говорю. Где я и где религия. Но так и есть. Все приходят к принятию, хоть и называют его разными словами.