Коза не послушалась и получила пинок от одноухого. Босая нога звонко шлепнула по козьей заднице. Животина недовольно заблеяла и отбежала в угол. Оттуда она зло уставилась на обидчика.

Посмотрев сейчас в глаза этой козы, можно было нечаянно достичь просветления. Ее взгляд в пух и прах разносил все религии мира, в которых отрицалась идея перерождения души. Коза была уверена, что когда-нибудь они с Пересветом встретятся снова. При других обстоятельствах и в других телах. И вот тогда-то… тогда-то и посмотрим, кто кому напинает.

Не замечая обиженную скотину, ратники припали к щелке в стене хлева. Две пары глаз внимательно следили за тем, как Влад и его люди рыщут по амбару. Амбар, хлев, изба. В хозяйстве Гордея Златославыча все постройки были ветошью о четырех стенах и худой крыше.

– А это кто? – спросил Пересвет.

– Большой?

– Нет, другой. Тот, что в серой рубахе.

– Это Волчок.

– Волчок?

– Да. Удивительный человек. Обладает звериным нюхом. Пока он помогает Владу, нам не скрыться.

– А вы умеете приободрить, – сказал одноухий. – А большой? Наверняка силач, каких свет не видывал?

– Нет. Это Боря. Он чертовски здорово играет на гуслях.

Вот ведь как интересно получается, – подумал Пересвет Лютич, – одним ратникам достаются щедрые дары, а другим какое-то недоразумение. Одним суждено творить чудеса наравне с богами, а другим играть на гуслях. Кстати, а…

– Бажен Нежданович, а какой у вас дар?

– Тише. Замолчи и постарайся не пахнуть.

Воздух наполнился опасностью.

Зазвенел коровий колокольчик. Рогатая в панике заметалась по своему стойлу. Маленькие резвые поросятки, которых так и хочется назвать парными, истошно завизжали и забились под бочок нахохлившейся матери.

Со стороны курятника послышалось такое остервенелое кудахтанье, какое можно сравнить разве что с перекрестной ссорой четырех пьяных баб.

По всем Нижним Низинам завыли собаки. И даже у той козы, которая помышляла о мести Пересвету, дерзости заметно поубавилось.

Пространство как будто заискрилось. Но только отнюдь не роскошью драгоценных алмазов. Скорее это были отблески на зазубринах бандитского ножа.

По спине у Пересвета Лютича пробежал холодок, а по ушам жарок. Его волосы встали дыбом, а сердце заколотилось чаще.

Что-то мне не по себе, – даже Голос Лампы почувствовал неладное.

– Выбираемся отсюда. Быстро, – сказал сторож. – Волчок взял след.

***

– У-у-у… – выдохнул Волчок.

Его ноги подкашивались. Изрядно кружилась голова. Волчку было очень-очень плохо. Как будто бы похмелье, предназначенное дюжине выпивох, разом досталось ему одному. А самое обидное, что браги он при этом не выпил ни капли.

– Не могу, – сказал он.

– Ну Волчок, ну миленький, постарайся, – попросил Влад.

– Не могу.

– Ради Белой Рати.

– Ради Рати?

– Ну а ради чего же еще?

– Ладно, попробую.

Волчок шлепнул себя по щеке. Собранности от этого не прибавилось.

И кой черт дернул его присоединиться к погоне? Ах, ну да, это же Влад приказал. Безумец этот Влад.

Волчок медлил. Ему очень не хотелось пользоваться своим даром здесь. Чтобы не сойти с ума, он перестал дышать носом еще за несколько верст до Низин.

– Как вы здесь, блядь, живете? – презрительно спросил он у старосты.

– А что не так? – удивился Златославыч.

– Все, – ответил Волчок.

Сплюнув в сердцах, ратник сжал кулаки и втянул носом густой воздух Нижних Низин.

Для звериного обоняния Волчка местные запахи были невыносимы. Так же отреагирует ухо обычного человека на гром от молнии, бьющей ему прямо под ноги. Но не так, мол, трах-бабах и все, а постоянно, не прекращая ни на секунду. И где-то за этим оглушительным треском Волчку нужно было услышать робкий шепот. Шепот запаха беглых преступников Пересвета и Бажена.

– У-у-у-у-у… – выдохнул он.

Волчка зашатало из стороны в сторону. Его сознание уже стояло в дверях и выпивало на посошок. Чтобы не упасть, он сел прямо на мягкую болотистую землю Низин.

– Там, – он указал на хлев.

– Боря, иди, проверь.

Боря пошел проверять, а над Волчком сомкнулась темнота. Ему снился кусок жареного мяса, цветущая сирень и свежие березовые опилки.

***

Меленькими перебежками от куста к кусту, Пересвет Лютич и Бажен Нежданович вернулись из хлева в амбар. Мешки с крупами и овощами не теснились и не возмущались, поскольку разума в них было, как в мешках с крупами и овощами.

– Бажен Нежданович, а вы уверены, что вернуться в амбар – это хорошая затея?

– Нет, – честно ответил сторож.

– Ясненько.

– Это полнейшая глупость и проявление скудоумия.

– Тогда зачем мы это сделали?

– Этого они от нас не ждут.

– Почему?

– Потому что с тобой я.

Пересвет Лютич задумался.

На что это он намекает!? – встрял Голос.

– На что это вы намекаете?

– На то, что Влад не ожидает от меня глупых поступков.

– А от меня?

– А от тебя ожидает.

– Хотите сказать, что я глупый?

– Ну-у-у, – Бажен оценивающе поглядел на Пересвета. – Глупее большинства известных мне людей.

– Чего!?

– Глу-пе-е боль-шин-ства, – чуть помедленнее начал повторять сторож.

– Я не глупый! Это вы, – какого черта я с ним на вы? – Это ты не от мира сего!

– Пересвет, успокойся. Ты отдал все мои деньги сомнительному пьяному типу, а после обменял двух лошадей и сапоги на осла. Такое может сделать лишь человек, который очень мало смыслит в природе вещей и не может задать им объективную – пусть даже и приблизительную, – денежную оценку. Отчасти это и есть глупость. Знаешь сказку про вершки и корешки?

– Да я же нас спас!

– Зато, – сторож пропустил слова о спасении мимо ушей, – ты прекрасно сложен физически. Ты можешь переносить грузы.

– Переносить грузы, – повторил Пересвет.

Да пошел он, – подумал одноухий. – Опять вся надежда только на меня.

Конечно на тебя! Дай им бой!

Издеваешься?

Почему издеваюсь!? Ты же бывший дружинник! Меч – продолжение руки и всякое такое!

У меня топор.

Значит топор – продолжение руки!

Нет, Лампа. Я, конечно, военному ремеслу обучен, но с этим Борей мне не потягаться.

Это почему же!?

Хотя бы потому, что я вижу как он нас ищет. Вот сейчас, например, он в хлеву. Одной рукой приподнял свинью и смотрит, не под ней ли мы прячемся.

Да-а-а, – сочувствующе протянул Голос. – Тогда пускай этот, умный, решает что делать!

А и правда.

– Бажен Нежданович, а ты можешь придумать, как уйти от погони?

– Да, – ответил сторож.

– Так придумай.

– Прямо сейчас?

– Да.

– Хорошо. Есть одна мыслишка.

Содружество лба и лысины Бажена Неждановича наморщилось. Словно старый шрам от лапы гигантской кошки, из ниоткуда возникли его думательные складочки.

Сторож принялся ощупывать мешки. Он явно искал что-то определенное. Тут репа. Тут мука. Дальше горох, гречка, репа, овес, репа, еще репа и… вот оно. Искомое было найдено. В руке у сторожа оказалась огромная немытая морковь.

– Раздевайся, – приказал Бажен Нежданович.

***

Волчок провел рубанком по дереву. Свежий березовый спил послушно расходился на белобрысые завитушки. Волчок не пытался сделать из него ничего определенного. Он просто строгал. Строгал и нюхал.

О боги, как же пахнут опилки! Лучше всего на свете! – думал Волчок.

В опровержение этих слов тут же подул ветер. Словно фиолетовая метелица, на него налетели лепестки сирени.

Как же здорово, – ликовал Волчок. – Не хватает разве что… о!

Чья-то рука поднесла ему прямо под нос кусок зажаристого мяса. Жизнь удалась. Жизнь уже удалась, а впереди еще столько планов. Покосить траву, испечь хлеб, прогуляться под дождем по хвойному лесу.

А слабо, – обратился Волчок к руке, – найти цветок ванили?

Рука исчезла. Вместе с ней исчез и благоухающий кусок мяса. Вновь подул ветер. Вновь прохладные лепестки прошуршали по его лицу.

Все эти высказывания и поговорки о счастье, – думал Волчок, – придумывают люди глубоко несчастные. Действительно, зачем думать о счастье, когда ты счастлив? Зачем чего-то там мозговать, напрягаться, подбирать слова? Какой-то червячок недовольства должен копошиться в душе, чтобы человек стал задумываться о природе счастья.

Ну, действительно. Видел ли кто-нибудь когда-нибудь, чтобы дедок, проживший со своей бабкой душа в душу всю жизнь, начинал выдумывать какие-нибудь высокопарные мудрости о любви? Или того хуже, сыпать советами? Да никто такого не видал. Так же и со счастьем. Ты просто счастлив и все… что… что это такое? Что это…

Рука вернулась. Мало того что она не нашла цветок ванили, так она еще и испачкалась в чем-то буро-коричневом.

Это же… это… не-е-е-т!

Рука сжалась в кулак. Затем от кулака оттопырились два склизких пальца. Они угрожающе заходили вверх-вниз на манер «идет коза рогатая».

Нет! Пожалуйста, не-е-е-е-т!

Пальцы не слушали. Они вонзились в ноздри Волчка и полезли дальше. Глубже, глубже, глубже, прямо в мозг.

***

– Не-е-е-т! – заорал Волчок.

Когда люди возвращаются из забвения, они для начала садятся. Садятся, а уж потом встают и – если им так заблагорассудится, – прыгают. Волчку же удалось подпрыгнуть выше собственного роста из положения лежа на спине.

Бедолагу окатили студеной дождевой водой. Именно дождевой, потому как колодцев в Нижних Низинах не было. По понятным причинам.

Волчок очнулся ото сна. Жалкий, мокрый. Ресницы заправлены внутрь, трава в волосах.

– Там пусто, – Влад сразу же перешел к делу.

– Что?

– Их там нет.

– Где?

– В хлеву.

Мечник говорил тихо и дружелюбно. Кажется, он даже улыбался.

Дело плохо, – смекнул Волчок. – Очень-очень плохо.

– Но я же почувствовал…

– Ты ошибся.

Сросшиеся брови Влада задергались так, будто в них напустили орды голодных вшей. Напряглись и забегали желваки.

– Попробуй еще раз.

– Пожалуйста, не надо.

– Пробуй еще!

Волчок заплакал. Спорить с этим человеком бессмысленно. Он одержим. Он опасен. Старшие ратники говорили, что если на живот человеку посадить Влада, накрыть его железным ведром и кинуть сверху огниво…

– Я сказал, пробуй еще! Найди их! Быстро!

– Пожалуйста, ты же видишь, как мне плохо, – сквозь слезы упрашивал Волчок.

– Ты будешь слушаться, – Влад притянул его за шиворот. – Ты будешь нюхать до тех пор, пока я не разрешу остановиться. Ты понял?

– Да.

Волчок утер слезы. Делать было нечего. Из темного закоулка его памяти вылезла поговорка о том, что перед смертью не надышишься. Человек, который придумал ее, явно никогда не бывал в Нижних Низинах.

Вдох.

Тошнотворный смрад заполнил все его существо. На этот раз Волчку было не просто плохо. На этот раз ему было больно. К запахам дерьма и гнили примешался еще один. Резкий и металлический. Запах… крови?

Выдох.

С неподдельным ужасом, Волчок сунул палец себе в нос. Да, он так и думал. Ноздри кровоточили. Он перевел взгляд с окровавленного пальца на Влада.

Что-то происходило с мечником. Что-то недоброе.

В этом коротышке произрастала злость. Она цвела и плодоносила. И столько ее накопилось во Владе, что если слегка поменять устройство мира и присвоить злости самую-пресамую малюсенькую единичку плотности, то его разорвет, да так что остатки потом будут собирать по всем Пяти Княжествам.

Нужно постараться. Нужно сделать то, что хочет Влад.

Вдох.

– Есть! – обрадовался Волчок.

Он вычленил нужный запах и теперь держался за него изо всех сил. Примерно такое же усилие требуется приложить, чтобы двумя пальцами удержать за хвост бесноватую щуку.

Выдох и тут же вдох.

Он движется, – понял Волчок и просиял. – Запах движется! Он уходит из деревни. Они уходят из этой ебаной деревни!

– Они удаляются.

Выдох-вдох.

– Причем быстро.

– По коням! – заорал Влад.

– Э-э-э, – Боря почесал в затылке. – По ослам?

– По ослам!

***

Торопливо цокая, три гончих ослика убегали из Нижних Низин.

Волчок не ошибся. Просто ему очень захотелось, чтобы запах Пересвета Лютича и Бажена Неждановича уводил прочь из этого гиблого места. И он действительно уводил прочь. Ошибки не было, он мог бы поклясться.

Другое дело разум Волчка. Измученный до предела, он отчаялся. Он понял, что на хозяина надеяться бестолку и решил защитить себя сам. Он умолчал Волчку о том, что другой, точь в точь такой же запах остается в Низинах и поныне.

– Получилось, – сказал Бажен Нежданович.

Чуть ранее сторож запихал всю их с Пересветом одежду в сумку и взвалил сумку на осла. К спине животного он привязал палку, а к палке морковку. Получилось так, что корнеплод болтался прямо перед серой мордой скотинки.

Ну-да, ну-да, – подумал осел, – э-ка ты меня обманул, хитрюга хуев.

Презрительно фыркнув, осел побрел по дороге. Запах пота и крови ратников побрел вместе с ним.

Сами ратники схоронились в кустах орешника, что неряшливо рос у ближайшей избы. Когда обманутый Влад вместе со своими людьми скрылся за горизонтом – а в Нижних Низинах горизонт располагается довольно близко, – ратники вылезли из укрытия.

Опасность миновала.

По этому поводу одноухий испытывал целый пучок различных чувств. Некоторые из них были весьма странными. Например, он испытывал гнетущую пустоту внутри себя из-за того, что никто не пытается его убить. Ни ведьма, ни бледное проклятие, ни Влад.

Даже Лампа предательски молчит и не норовит предложить очередное затейливое самоубийство.

Никому нет дела до бедного Пересвета Лютича. Его будто бы бросили за ненадобностью, как старую игрушку.

Эх, старые добрые покушения на жизнь Пересвета. Как говорится, имел, да не ценил. А погоня? За последние два дня он накрепко привык к погоне. И теперь без нее так тоскливо и пасмурно стало на душе, что впору идти колотить палкой осиное гнездо.

Наступил полдень. Сегодня было еще теплее, чем вчера. А завтра, скорее всего, будет теплее, чем сегодня. Хорошая выдалась весна, целеустремленная. Безо всяких там нечаянностей. Прет напролом и навязывает миру свои цветочки-бабочки вне зависимости от того, чего этот мир хочет.

Сторож стоял, уперев руки в боки. В отличие от Пересвета, который сгреб свое достоинство в ладошку, Бажен Нежданович не смущался наготы. Ведь как известно, стыдно тому, у кого видно. А у сторожа ничего такого не видать. Его срамота надежно укрылась под нежной рыхлостью висячего пуза.

– Распогодилось, – почесываясь, отметил Бажен Нежданович.

– Ага, – подтвердил Пересвет. – Что будем делать дальше?

– Я бы перекусил.

– Может, сперва найдем одежду?

Одетый в рубин, ремень и сумку через плечо, Пересвет чувствовал себя неловко. Особенно здесь. На дворе чужого дома чужой деревни.

– Попросим одежду у местных, – Бажен указал на ближайшую избу. – Там же и пообедаем.

– Нет!

– Почему?

– Ты голый!

– Я знаю.

– И что, тебя ничего не смущает?

– Нет. Вот если бы я просил одежду, будучи одетым…

– А еще в этой деревне нас считают упырями!

– Глупость. Мы белые ратники.

– Так-то да, но деревенские уверены в обратном.

– Пересвет, люди твоего склада ума должны колоть дрова или дубить кожу. Оставь общение с людьми и составление планов мне. Я могу легко доказать, что я не упырь. Любым общеизвестным способом. Могу подолгу находиться на солнце. Могу войти в дом без приглашения. Могу выйти из мелового круга.

– Войти в дом? На солнце? Из круга? – Пересвет хохотнул. – Упырь ты или нет, будут проверять при помощи киянки и деревянного колышка.

Бажен Нежданович помотал головой и сочувственно посмотрел на Пересвета. Так же породистая борзая смотрит на дворнягу, которая пытается догнать свой хвост.

– Пересвет, – выдохнул он, – это известное заблуждение. Никакой колышек тебе не поможет. Упырю нужно отрубить голову.

– Вот именно так им и скажешь.

– Именно так и скажу.

А что? Жирный дело говорит! – проснулся Голос.

– Послушай, Пересвет. Мы – Белая Рать. Мы вправе требовать от людей помощи. Так же, как они требуют ее от нас.

– Ы-ы-ы, – послышалось невдалеке.

– Прячься! – шепотом прокричал Пересвет.

– Зачем?

– Ы-ы-ы, – еще ближе.

– Прячься, я сказал!

Сторож не послушался. Тогда Пересвет обхватил его обеими руками, прижался к нему крепко-крепко и прогибом бросил через себя. Обнаженная тушка Бажена Неждановича пропала в кустах.

– Ы-ы-ы-ы, – раздалось уже совсем близко.

Лишь чудом женщина не заметила Пересвета, ползущего в орешник вслед за сторожем. Покряхтывая, она прошла мимо, поднялась на низенькое крыльцо и вошла в избу. Изнутри послышались голоса.

– Делай, что говорю! – вполголоса проорал Пересвет.

– Не буду.

– Нас чуть не обнаружили!

– И что?

И что? – подумал Пересвет, – А как тебе это?

Одноухий ударил сторожа в пузо. Тот согнулся пополам. На лбу сторожа проступили думательные складочки.

– Аннушка, – раздалось из окна, – принеси-ка маслице.

– Бегу, бабушка!

И грянул грохот. И крик, и визг, и лязг железный, и мокрый всплеск, и деревянный скрип. И чего только еще не послышалось из избы. А когда все стихло, чей-то голос злобно произнес:

– Еб твою мать. Ах ты ж дура косорукая!

– Мамочка, я случайно!

– У тебя все случайно!

– Я не хотела!

– Это я тебя не хотела!

Дверь распахнулась и из нее стрелой выбежала зареванная девушка. Предположительно, косорукая дура. Вслед за ней с полным ушатом чего-то розового вышла разъяренная женщина. Выглядела она так, будто бы ее только что переехали груженой тачкой по лицу – на такие вещи невольно обращаешь внимание.

– Весь праздник насмарку! – крикнула она и вылила ушат прямо на орешник. На ратников обрушился град из некогда чистой белой одежды, картошечки, капусточки и свеколочки.

– Ай, – вырвалось у Пересвета.

– Хм? – спросила женщина с помятым лицом.

– Мяу? – предположил ратник.

– Ебучие коты! – крикнула она.

Женщина решительно погоняла остатки борща по дну ушата и еще раз окатила кусты. Вскоре она ушла.

– Хотел просить помощи у местных? – спросил Пересвет. – Вот тебе, пожалуйста. И одежда, и еда.

Кушать ратники, конечно, не стали. А вот к примеркам приступили сразу же.

Одноухий быстро нашел себе подходящую рубаху и подходящие штаны. Хотя слово «подходящий» в данном случае немного извращено. Мужики в Нижних Низинах – под стать названию деревни, – были весьма приземисты. Розовая рубаха Пересвета кокетливо приоткрывала пупок, а розовые штанишки еле-еле доходили до щиколоток. Тем не менее, Пересвет оделся.

А вот с Баженом Неждановичем пришлось повозиться. Все портки, которые удавалось натянуть на его массивный зад, рвались при первом же движении, а рубахи оказывались слишком приталенными для человека с выпуклой талией.

Зато сторожу пришлось впору платьице старшей сестры Аннушки, которая как раз была на сносях.

– Нужно выбираться отсюда, – сказал Пересвет.

– Куда пойдем? – спросил Бажен.

– Ты к границе княжества, как и хотел. А я, – и тут одноухий понял, что совершенно не знает, что же ему делать дальше. – А я не знаю куда. Наверное, буду искать пленных ордынцев. Покажу им лампу, попрошу о помощи. Мое проклятие так никуда и не делось.

– Ты знаешь, у меня появились некоторые соображения насчет лампы, – сказал Бажен. – Есть одно село на берегу озера, там живет мой старинный друг. Он трудится волхвом и на «ты» со всякими волшебными безделушками. Можем попросить его взглянуть.

– У тебя есть друг!? – не поверил своему уху Пересвет.

– Да.

– А он точно в своем уме?

– Страдает незначительными расстройствами личности.

Пересвет немного успокоился.

– Впрочем, как и любой волхв, – продолжил Бажен Нежданович. – Общение с богами дюже вредно для рассудка.

– И что, ты хочешь мне помочь?

– А почему бы и нет? – сказал Бажен. – Соберу интересный материал о восточной нечисти, напишу книгу.

Вот как, – подумал Пересвет, – стоило разок ударить этого тюфяка по пузу, как он вдруг стал шелковым. Надо бы почаще его колотить.

– Да и к тому же моя библиотека. Труд всей моей жизни. Уничтожить Влада будет проще, чем собрать ее заново.

– Ага. Стало быть, будем уничтожать Влада?

– Думаю, да. После того как избавимся от проклятия. Когда кто-то хочет тебя убить, весьма резонно попытаться сыграть на опережение и убить его первым.

– Хорошо. Тогда показывай куда идти.

– Туда, – указал Бажен.

– Куда!? – спросил Гордей Златославыч, который уже минут десять наблюдал за ратниками. – Куда собрались, упыри!?

***

Оказалось, что Бажен Нежданович неплохо бегает. Задирая подол, он перемахивал через кусты и овраги.

Все-таки упырь – это не та нечисть, при появлении которой стоит сетовать на злой рок и сидеть, сложа руки. Упыря можно разрубить на куски. А после того как минует полночь и он чудесным образом восстанет, разрубить снова. А потом снова, и снова, и снова. И так вплоть до приезда Белой Рати.

Потому и высыпала из домов толпа людей. И во главе той толпы бежал сухой старик со ржавыми вилами. Пересвет Лютич дал бы три к одному, что этого старика звали Володей.

Погоня! – думал он. – Как же здорово!