Читать книгу «Возвращая долги…» онлайн полностью📖 — Максима Михайлова — MyBook.
image
cover

– Андрей, Андрей…

Слабый шепот с другого конца комнаты. Поворачиваюсь на звук. Фима сидит на своей кровати зябко ссутулив плечи, его лицо бледный, выхваченный из темноты звездным светом блин, обращено ко мне. В глазах стынет ужас, они широко распахнуты и выделяются темными провалами, из этих провалов сочится мутный даже на физическом уровне ощутимый страх.

– Андрей, это что… – дрожащим голосом начинает он.

И в этот момент где-то за окном раскатисто гремит та самая показавшаяся мне смутно знакомой трещотка. «Да это же пулемет, придурок!» – услужливо подсказывает кто-то до поры прячущийся внутри меня. Да, пулемет, точно, никаких сомнений. Самый обычный ручник – РПК, я не раз слышал его голос за время армейской службы, могу даже приблизительно определить по звукам расстояние до стрелка. Километр, может чуть больше. Стрельба доносится с юго-востока, с окраины города. На все это осознание в реальном времени уходит ничтожная доля секунды и я уже открываю рот, чтобы поделиться своими наблюдениями с Фимой, как вновь грохочет то, что в полусне я принял за гром. На этот раз звук сильнее и вроде бы ближе. Гулкие удары бьют в небо раз за разом. Я замечаю, как начинают мелко трястись некрасиво прыгая на перекошенном лице губы моего одноклассника.

– Это обстрел! Тот самый, про который нам говорили! – драматическим шепотом, верным предвестником близкой истерики возвещает он, не двигаясь однако с места и лишь обхватывая плотнее обеими руками голые зябкие плечи.

Еще секунда уходит на взвешивание его догадки. Не знаю, тут мое юношеское альтер эго пасует, под настоящим артиллерийским обстрелом я никогда не бывал, в то время до этого тут еще не дошло. Вообще-то похоже, грохот уж больно тяжелый, явно бьют пушки.

Фима неожиданно вскакивает и, путаясь в штанинах и не попадая рукой в рукава, начинает с лихорадочной поспешностью влезать в брошенный тут же на стуле спортивный костюм. На меня он не обращает больше ни малейшего внимания, суетливо роется в своей сумке пытаясь одновременно с натягиванием не расшнурованных по лености кроссовок дотянуться до бумажника с деньгами и документами.

– Ты чего? – осторожно спрашиваю его. – Чего подорвался?

– Сваливать надо, – не прекращая своего копошения лихорадочно сопит одноклассник. – Сваливать надо, пока сюда не ёбнуло! В подвал, на улицу, куда угодно, только быстро!

Зараженный его паникой я тоже начинаю суетиться, впопыхах одеваюсь, хватаю деньги и документы и практически одновременно с Фимой выскакиваю в длинный темный гостиничный коридор. Дверь в номер остается открытой, не до нее. Отчаянно топоча по крутым лестничным пролетам мы вываливаемся в холл первого этажа и замираем будто натолкнувшись на невидимую стену. Краска стыда сама собой ползет на горящие щеки, хочется провалиться сквозь землю тут же на месте. Ночной портье, молодой смуглокожий парень с едва пробивающейся на лице растительностью, спокойно сидит на своем месте за импровизированной стойкой, услышав наши торопливые шаги, он отложил книгу которую до этого читал и теперь рассматривал нас со сдержанным любопытством. По мелькавшим где-то на самом дне глаз веселым искрам я безошибочно понял, что он конечно же догадался о причине выгнавшей среди ночи двух журналистов в такой спешке в гостиничный холл. Но как же обстрел? Грозное громыхание никуда не делось, и даже как будто бы усилилось, но этот коренной житель города на него никак не реагирует. Выходит опасности нет? Пока я размышлял замерев у входа в холл, более толстокожий и гораздо менее щепетильный Фима решительно просунулся вперед.

– Нам это… в подвал! – выдал он, окидывая портье безумным взглядом. – Поскорее бы!

Теперь паренек уже откровенно улыбался, покровительственно и чуть насмешливо.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, – произнес он мягким хорошо поставленным как у оперного певца голосом. – Пока никакой опасности нет. Это обстреливают пригородные села. По городу их артиллерия сегодня еще не била.

– Ни хрена себя не волнуйтесь! – громко сглотнул Фима. – И что значит еще не била? Что может и будет бить?

– Может, – коротко кивнул осетин. – Вы тогда сразу поймете. Слышна будет не только канонада, но и разрывы.

– Так, – решительно рубанул воздух рукой фотограф. – Отпирай подвал! На хрен мне такое счастье?! Поймете, ишь, умник! А если первый разрыв в городе придется как раз на наш номер?! Что молчишь, а? Открывай, говорю!

– Фима, – попытался я урезонить разбушевавшегося одноклассника. – Какой подвал? Тебе же сказали, здесь безопасно, уймись!

– В задницу такую безопасность! – не желал успокаиваться перепуганный до полусмерти фотограф. – Я тут ради пары снимков свою жизнь положить не собираюсь! Она мне дорога, как память!

– Вы, наверное недавно приехали? – сочувственно улыбнулся мне портье.

– Да, сегодня только. Точнее уже вчера, – поправился я взглянув на показывающие половину первого ночи часы.

– Ничего, – успокоительно произнес паренек. – Скоро привыкнете, здесь последнее время такое часто…

– Что часто? Вот такая вот пальба по ночам? – вскинулся мой приятель. – Чего ты лепишь? Почему в таком случае об этом никто не пишет, не сообщает по телевиденью? Почему нет никакой реакции миротворцев, совета безопасности ООН, наконец?

Молодой осетин уже собрался было что-то ответить, но тут по лестнице истерично процокали каблучки и в ведущих в холл дверях возникла растрепанная девица в кое-как натянутой в полнейшем беспорядке одежде. Ее блуждающий взгляд светился полнейшим безумием и истерикой. Только теперь я осознал, как мы сами выглядели минуту назад. И точно так же как мы, наткнувшись на картину мирной спокойной беседы нескольких мужчин и видимо сообразив, что конец света на какое-то время откладывается по неизвестным причинам, девица стыдливо потупилась.

– Я… Я…, – она никак не могла сообразить, как бы половчее объяснить свое ночное появление здесь в таком нелепом виде.

И деликатный портье тут же пришел ей на помощь, выскочив из-за стойки он склонился перед дамой в позе выражающей немедленную готовность к любым и всяческим услугам.

– Вас, наверное, разбудила эта безобразная стрельба? – он уже грациозно подхватил ее под локоток, преданно заглядывая в глаза.

– Д-да… в общем-то… наверное, – мямлила девица никак не могущая прийти в себя, доверчиво обвисая в его руках.

– Ужасно, ужасно, – возмущался меж тем парнишка, осторожно разворачивая ее назад к лестница. – Прошу простить нас, но эти грузины… Они просто варвары, мешают отдыхать людям. Постоянно стреляют из пушек. Вы только не волнуйтесь. Может, хотите стакан воды?

Девица слабо затрясла головой, отказываясь.

– Тогда пойдемте, я провожу вас обратно в номер. Позвольте вас поддержать, здесь ступеньки…

Он обернулся за ее спиной к нам и, голову дам на отсечение, заговорщицки подмигнул, шельмец. Вот так вот, кому война и стрельба, а кому все нипочем.

– Интересно насколько далеко распространится его поддержка, – угрюмо пробурчал глядя вслед удаляющейся паре Фима. – Девица, конечно, тот еще крокодил. Но эти ребятишки своего шанса никогда не упустят. Знаю я их…

Вернувшись в номер Фима первым делом начал увлеченно рыться в недрах своей объемистой сумки что-то разыскивая, а я присел у окна и принялся бездумно смотреть в темную даль. Город отсюда казался мертвым, ни огонька, ни отблеска, никакого движения на улицах, даже собаки и те не лаяли. Только грохот орудийной канонады нарушал ночную тишину. Где именно идет бой из нашего окна было не видно, а жаль, мне отчего-то по-детски любопытно было посмотреть на то, как происходит этот обстрел. В ночной темноте он должен был представлять из себя очень эффектное зрелище. Спохватившись я мысленно себя одернул. Ишь, нашелся, ценитель художественной красоты, там сейчас под вражескими снарядами и минами гибнут люди, огонь уничтожает их дома, а тебе развлекаловку подавай. Панораму народных бедствий! Шуршание и копошение за спиной нервировали, и я уже развернулся к Фиме, чтобы сказать какую-нибудь резкость, как он вдруг вынырнул из горы разного бестолкового шмотья и с победным видом поднял над головой квадратную бутылку, приятно плеснувшую внутри.

– Видал? Настоящий виски! Такой пьют только джентльмены! Самая настоящая «Белая лошадь»! Как раз то, что нужно для снятия стрессов!

Мысленно я с ним согласился, алкоголь был сейчас как нельзя кстати. Прошлепав босыми ногами к окну, Фима взгромоздился рядом со мной на подоконник и надолго припал к бутылочному горлышку, забулькав затяжным глотком профессионального алкоголика. Наконец оторвался, тяжело отдуваясь и занюхивая рукавом спортивной куртки.

– Ты бы хоть закуску какую сообразил, алкаш, – посоветовал я, принимая из его потной дрожащей ладони бутылку.

– Плебей! – отдуваясь припечатал меня Фима. – Кто же закусывает виски? Ну разве что солеными орешками, так где ты их сейчас возьмешь?

– Ну не знаю, – усомнился я.

В благородных импортных напитках вроде виски, текилы, или рома я совершенно не разбираюсь. Ну честное слово, глупо мне кажется выкидывать совершенно нереальные деньги на то, чтобы попробовать огненную жидкость, что почти стопроцентно окажется какой-нибудь контрафактной или фальсифицированной гадостью. А не попробовав ни разу, как будешь разбираться? Другое дело Фима, тот всегда с детских лет был рисовщиком и показушником, для него просто не мыслимо употреблять тривиальную водку, пусть даже отличного качества. Нет, и здесь нужно выпендриться, именно поэтому в сумке оказалась эта бутылка вискаря, а не привычная каждому россиянину водяра.

– Мне кажется, виски положено пить со льдом и содовой… – начал было я нерешительно, но тут же был остановлен, так и не закончив мысли.

– Нечего тут кочевряжиться! То же мне прынц нашелся! Лед ему подавай, не хочешь пить, не пей. Давай сюда пузырь, не задерживай!

– Ага, щас прям! – обрезал я потянувшегося уже за бутылкой приятеля и с опаской хлебнул из совершенно неудобной формы горлышка.

Виски воняло откровенной паленой сивухой, не знаю от того что теплое, или действительно так и полагается, но по мозгам ударило исправно, унимая сотрясающую руки противную дрожь, разливаясь где-то внутри приятным теплом. Глотку скрутило в мгновенном рвотном приступе, когда проглоченное пойло вдруг неудержимо запросилось обратно, но усилием воли я сдержался и протолкнул-таки остатки жидкости в желудок. На глазах аж слезы выступили. Но уже через несколько секунд на душе ощутимо захорошело. А окружающий мир стал гораздо менее гнусным. Фима молча выхватил волшебную бутылку из моих расслабленных пальцев и надолго припал к горлышку. Слышно было жадное бульканье, звездный свет выхватывал из темноты, расцвечивая серебром, ходящий взад-вперед в такт глоткам кадык. Почему-то это зрелище показалось мне чрезвычайно забавным и я глупо хихикнул, прикрывая рот ладонью. Потом бутылка снова вернулась ко мне, и теперь теплое вонючее виски лилось внутрь уже без сопротивления, похоже организм осознал наконец, что эта отрава в данный момент ему просто необходима и смирился, посчитав ее меньшим злом.

Комната слегка покачивалась в темноте, словно палуба океанского корабля, звезды ободряюще подмигивали с неба, гладили лицо мягким рассеянным светом. Сосредоточенно присосавшийся к бутылочному горлышку Фима, казался милым и забавным малышом. Ага, отлученный от груди младенец, уже сам из бутылочки сосет, кажется так было у кого-то из классиков. Очень точно подмечено. Соответствует моменту. Фима наконец отлип от источника живительной влаги и шумно выдохнув, откинулся назад, опираясь спиной об оконную раму. Послышался странный дробный стук, тихий и неравномерный. Я не сразу понял, что это стучат зубы моего приятеля. Он вымученно улыбнулся в ответ на мой вопросительный взгляд.

– Можно подумать тебе не страшно, супермен хренов?

Страшно? Да, наверное… Впрочем не знаю, может быть я просто не успел испугаться? Не хватило воображения представить, жуткие последствия ночного обстрела для меня лично? Надо же, какая эмоциональная тупость, а еще художник. Отчего-то мне стало вдруг обидно за себя и, пытаясь взять некий реванш, я спросил с подковыркой:

– А ты что, прям вот так вот до судорог испугался? Ты же у нас отважный стрингер и на войне не в первый раз. Или врал тогда, что в Боснию ездил?

– Причем здесь это! – он досадливо отмахнулся рукой, вновь вне очереди припав к бутылке. – Тогда я молодым дураком был, теперь все другое. Да и не обстреливали нас там из орудий. Ты что, сам разницы ни фига не улавливаешь?

Я отрицательно качнул головой, тупо глядя ему прямо в глаза. Я действительно не видел никакой разницы. Да, наверное приятнее когда тебе аккуратно бамкнет прямо в лоб снайпер, и ты умрешь раньше, чем успеешь понять, что собственно произошло, чем если тебя разорвет, к примеру, пополам артиллерийским снарядом и придется корчиться в грязной пыли испытывая жуткую боль и видя рядом собственные оторванные ноги. Но ведь и смерть от пули тоже может быть разной. А если пулевое в низ живота? В мочевой пузырь? Видел я такие ранения в прошлой жизни – врагу не пожелаешь. А вообще-то скорее всего никакого принципиального различия нет, смерть, она смерть и есть, остальное уже малозначащие на практике детали.

– Бац, и все! – пьяно улыбаясь заявил я прямо в нервно вздрагивающее лицо Фимы и для пущей убедительности звонко хлопнул в ладоши. – Бац, и все! На хер я с тобой поехал, придурок?

– Идиот! Шут гороховый! – фыркнул одноклассник опять внаглую без очереди булькая бутылкой.

Оторвался, оттирая рукавом губы, сипло вдохнул и пояснил свою мысль более развернуто:

– Пуля она тоже, конечно, бывает шальной, с дуру выпущенной. Но это редко. Как правило, пуля – штука адресная, лично кому-нибудь конкретному предназначенная. А на фотографа зачем пулю тратить? Он же тебе не друг и не враг, он в этих разборках и вовсе не участвует. Бывает, конечно, но чаще случайно, если вдруг попадешься под горячую руку. А пушки? Ты хоть сам представляешь себе, что это такое? Это как в анекдоте: «Посыпь его мелом, щас палицей ёбну!». Это как огромной дубиной. Хрясть, и все! Кто не спрятался, я не виноват! По всем разом, скопом, без разбора и сортировки. Без разницы кто ты: солдат, мирный житель, врач без границ, корреспондент… Один черт, не зарылся вовремя в землю, и кишки наружу… чувствуешь теперь разницу?

Я молча кивнул, забирая у него бутылку. Говорить с ним мне больше сейчас не хотелось, даже не из-за нарисованной только что яркими мазками замешанных на смертельном страхе красок картины. Просто не хотелось, скучен стал этот разговор. Это нелепое выворачивание наружу неадекватных, постыдных для мужчины чувств. Нет, не так, это я вру! В самом страхе нет ничего постыдного. Ничего не боятся только дураки и покойники. Бояться можно и нужно, в конце концов, страх бывает и вполне позитивный, главное не потерять от него голову, не позволить ему диктовать тебе дальнейшие действия, не поддаться ему, выстоять, оставаясь человеком. Не превращаться в этакое вот хнычущее над бутылкой аморфное существо. Тоже мне, а еще мужик! Распустил сопли! Смотреть противно! Однако сидящее напротив существо не желало униматься, оно в порыве пьяной откровенности продолжало увлеченно исповедоваться мне, требуя разделить его чувства, понять его, пожалеть…

– Я ведь чего туда поехал? Понимаешь, иначе нельзя было… Какой же ты, к матери, стрингер, если ни разу не был ни в одной горячей точке? Никакой! Полное фуфло! Никто с тобой работать не захочет, потому что у тебя нет ни имени, ни имиджа, и вообще ты никто… Обязательно надо съездить, обязательно! Ну, вот, я и поехал… – он всплеснул руками и покачнулся.

С минуту мне казалось, что вот сейчас он просто грохнется с подоконника, но после нескольких судорожных взмахов ему удалось вновь обрести равновесие.

– Тут ведь как? – продолжал Фима заговорщицким тоном. – Никто ведь тебя там не будет контролировать и смотреть где ты реально был или не был. И на войне люди могут устроиться нормально. Я в само Сараево, ну где реально бои были, и выезжал-то всего два раза в периоды затишья. Только тс-с! Никому! – он значительно прижал палец к губам, подозрительно обводя взглядом пустую комнату. – Я же не дурак! Вооруженных до зубов вояк можно было нормально фотографировать и барах Пале. Они там даже колоритнее и воинственнее выглядели, чем на передовой. Те вечно грязные, ободранные, негероические совсем, а эти красавцы, кровь с молоком, косая сажень в плечах, амуниция и форма новенькие, оружие начищенное, совсем другое дело.

– А как же военные снимки? Ну там, убитые, раненые, солдаты идущие в атаку? – я против воли заинтересовался его рассказом и теперь мне хотелось разобраться во всех непонятных деталях.

Фима закашлялся, зашелся хриплым смехом.

– Ну ты и чукча! Зачем же для этого реально лезть под пули? Все очень легко можно просто сыграть в том же тылу. Инсценировать! Знаешь такое слово, Рембрандт ты наш? Вот то-то! Берешь побольше водки и едешь к любому местному командиру. Все решается без проблем, они как правило только рады засветиться в прессе. Ну для пущей достоверности, можно конечно съездить и туда, где идут настоящие бои, в период затишья. Ненадолго. Просто, чтобы быть в курсе.

За окном постепенно серело. Занимался рассвет. Громыхало теперь значительно реже и дальше. А может так просто воспринималось оглушенным алкоголем сознанием.

– Тебе хорошо, – неожиданно почти трезвым голосом заявил, оборвавший на полуфразе очередную поучающую сентенцию Фима. – Ты-то здесь как рыба в воде. А мне, старик, не поверишь, действительно страшно…

Я про себя подумал, что очень даже поверю. Чего уж тут не верить, если страх так и пер из моего одноклассника тяжелыми смрадными волнами, которые не мог заглушить даже стойкий перегар иностранного самогона. Вслух же я произнес нечто другое:

– Чего это мне хорошо? Чем я от тебя отличаюсь? Вместе же приехали, ты еще и старший к тому же. Сам же меня сюда заманил.

– Вот потому и заманил, – обстоятельно кивнул одноклассник. – Ты что думаешь, Фима Федорцов дурак? Нет, брат, Фима Федорцов далеко не дурак. А где-то даже очень умный парень. Ты же служил в этих местах, так? Так. Что думал я об этом позабыл? Не-ет, шалишь, брат! Служил здесь, значит хоть как-то знаком с местными нравами и обычаями. Плюс живешь с осетинкой. Тоже немаловажно.

– Она только наполовину осетинка, мать у нее русская, – автоматически поправил я.

– Не важно, – отрезал Фима, решительным жестом руки отметая все мои попытки возразить. – Она же тебе даже адрес своих родственников дала! Вот и выходит, что ты здесь почти что у себя дома, а я будто кур в ощип попал. Да еще сразу под артобстрел! Тоже понимать надо!

– Господи, да не было ведь никакого обстрела! – уже не выдержал я. – Уймись ты, наконец! Стреляли по селам в нескольких километрах от города. Вот там да, там люди под обстрел попали. А ты тут сидишь сопли распустил невесть из-за чего. Еще мужик, стрингер, бля! Слово-то какое для себя изобрел! Самому не стыдно, причитаешь, как баба беременная!

1
...
...
8